Твой образ всегда у меня перед глазами, днем и ночью. Ты заставляешь меня томиться жаждой, которую невозможно утолить. Стоит мне увидеть тебя на другом конце комнаты, и я уже знаю, что должен подойти ближе; а когда подхожу ближе, я должен коснуться тебя. А уж если я тебя коснулся, во мне поднимается неукротимое желание осязать тебя всю. Мои чувства полны тобой, я никогда не устану вдыхать твое благоухание и впивать твой вкус. Твой голос, твой смех… Мне достаточно услышать их, и все, что есть во мне мужского, устремляется к тебе, и мне все равно, кто при этом присутствует. Сабби, счастье мое, ты ненавидишь меня за то, что я не приехал сам, чтобы жениться на тебе, но, родная, неужели ты не видишь — я женился бы на тебе и оставил тебя, и тогда разве могло бы случиться между нами то, что случилось? Разве мне пришло бы в голову так холить и лелеять тебя, как сейчас? Став моей возлюбленной, ты поймала меня в сети, ты меня покорила навсегда. А теперь мы связаны… Ты должна чувствовать это, милая… Это так сильно, так правильно!Ощущение его близости наполняло ее блаженством. Ей не требовалось доказательств: она знала, как дорога ему, как глубока его любовь и нежность. И еще она знала, что может исполнить все, лишь бы он был рядом.Страх отступал, и больше всего на свете ей сейчас хотелось раствориться в полном слиянии их душ и тел. Они стремились друг к другу, как умирающий от жажды стремится к роднику. Нет, эта потребность была чем-то большим, чем голод и жажда. В их любви заключалась сила, с которой миру придется считаться.Первые проблески рассвета застали ее перед зеркалом: она снова терзала свои великолепные медно-рыжие волосы, создавая из них уродливое подобие парика Елизаветы. Затем она расправила и разгладила наряд из пурпурного бархата и вынула из ларца с драгоценностями маленькую корону-венец. Теперь, когда она готовилась принять участие в этой безумной авантюре, она твердо решила — идти до конца. Она знала: чтобы успешно выполнить свою миссию, ей придется стать Елизаветой.С бесконечной скрупулезностью она воспроизвела мельчайшие детали королевского грима. Она не пожалела ни белил, ни румян, ни пудры; губную помаду пришлось наложить таким образом, чтобы рот казался узенькой прямой полоской. Завершив этот кропотливый труд, Сабби повертела головой, чтобы оценить плоды своих усилий.Когда Шейн зашел посмотреть, как продвигаются дела, его взгляд, полный восхищения и благодарности, сразу придал ей сил и отваги.Каждый из них не слишком надеялся на себя, чтобы решиться заговорить, но каждый обретал уверенность в присутствии другого.Сам Шейн выбрал из своего гардероба роскошный костюм из серого бархата с прорезями, сквозь которые виднелась подкладка из атласа аметистового цвета; на ноги он натянул высокие сапоги из серой замши. Все это идеально сочеталось с пурпурным одеянием Сабби. Они оба наряжались для исполнения своих ролей, словно готовились подняться на подмостки Театра Розы; вот только роли, которые им предстояло сыграть, были делом жизни и смерти.Они проехали в закрытой карете вдоль Темзы до лондонской заводи, где стояли на якоре многочисленные хокхерстовские суда. Там — это даже позабавило Сабби — они пересели на барку, расцвеченную в цвета Тюдоров — белый и зеленый. Это не была барка королевы, но на вид могла сойти за таковую. Шейн каким-то образом ухитрился собрать «свиту» из трех фрейлин, юного пажа и двух дворян. Вся эта свита выглядела столь достоверно, что Сабби вполне могла бы попасться на удочку, если бы не знала наверняка, что все это — ряженые.День выдался пасмурный, над Лондоном нависли свинцовые тучи, и, пока барка неторопливо совершала свой путь к речным воротам Тауэра, Сабби одолевали мрачные предчувствия. Шейн подал ей золотую маску на длинной ручке, и внезапно ей показалось, что ее внутренности превратились в какой-то пудинг, во рту пересохло, губы прилипли к зубам, а сердце забилось так громко, что барабанные перепонки должны были вот-вот лопнуть.Путь закончился подозрительно быстро, и Шейн помог ей сойти на пристань. Перед Сабби стояла полдюжина солдат дворцовой стражи. Она споткнулась, но Шейн поддержал ее сильной, уверенной рукой, и в это мгновение начала подниматься решетка, открывая доступ к первому ряду тяжелых, окованных железом ворот.— Именем королевы, откройте! — протрубил паж.— Именем королевы, откройте! — повторили стражники своими низкими зычными голосами.Шейн передал ей драгоценный флакон, и, когда она старательно спрятала его у себя под корсетом, на нее вдруг накатила волна ужаса: казалось, что голова у нее разрывается в клочья, а грудь сдавило так, что невозможно вздохнуть. И внезапно, словно спасительное озарение, словно отблеск детской веры в чудо, в памяти у нее вспыхнули слова молитвы, которой некогда научил ее отец:«О святой Иуда, апостол и мученик, стойкий в добродетелях и щедрый на чудеса, ближний ученик Иисуса Христа, верный заступник всех, кто прибегает к твоему покровительству, к тебе взываю я из глубины своего сердца и смиренно молю тебя, кому Господь даровал столь великую силу, прийти ко мне на помощь.Снизойди к моей горячей мольбе! А в ответ обещаю тебе, что буду прославлять твое имя и научу других уповать на тебя!»Неожиданно для себя Сабби обнаружила, что охранники Тауэра пребывают в еще большей панике, чем она сама. Еще бы — вот так, нежданно-негаданно, оказаться перед августейшим лицом самой государыни! Сабби немедленно поспешила облегчить их участь.— Джентльмены, джентльмены, прошу, никаких церемоний. Я здесь потому, что мне так захотелось. Я услышала, что у вас под замком содержится Черный Призрак, и это пробудило мое любопытство. Поэтому я уговорила моего драгоценного Бога Морей сопровождать меня сюда… я желаю убедиться собственными глазами!Она проследовала по переходам Тауэра, милостиво отвечая величественными жестами на поклоны каждого встречного стражника.Когда был вызван старший тюремщик, которому надлежало сопровождать ее величество к узнику, Сабби пришлось сделать глубокий вздох, чтобы совладать с волнением.Он поспешно явился на зов, но ему совсем не хотелось показывать ей узника, которого пытали этой ночью. Вместо этого он пригласил ее в уютную приемную, где она могла бы подкрепиться с дороги и подождать, пока вызовут коменданта Тауэра.— Если бы мне вздумалось попить чаю, сударь, я посетила бы другое место! Запрещаю вам беспокоить коменданта, он сейчас у меня в немилости, и видеть его мне не угодно! — Она опустила маску и в упор взглянула в глаза пожилому тюремщику, а затем строго осведомилась:— Вы состояли в охране крепости, когда я была здесь заключена, сударь?— Нет, нет, ваше величество, — поспешил он заверить ее в своей полнейшей непричастности к прискорбным событиям давно минувших лет В 1554 г ., то есть за тридцать три года до описываемых событий, Елизавета провела два месяца в Тауэре по несправедливому обвинению в заговоре против правящей тогда Марии Кровавой — сестры Елизаветы по отцу.

.— Что ж, тем лучше, — холодно бросила она и приказала:— Ведите!Всей компании пришлось дожидаться перед входом в камеру, пока тюремщики доставали ключи и отпирали дверь.— Я думаю, что вашего гнусного узника посетим только мы с лордом Девонпортом.Мои слуги плохо переносят подобные зрелища.Оказавшись внутри камеры, Сабби взглянула на Шейна и обомлела. Челюсти у него были стиснуты с такой силой, что она испугалась, как бы ему не изменила выдержка при виде Барона.— Этого узника пытали! — с трудом выдавил он.— Да, милорд, и все еще не добились от него ни единого слова.Сабби заставила себя взглянуть на Барона.Он был в сознании, и ей было ясно, что он их узнал.— Вот как? Ни слова? — переспросила она, чтобы скрыть свой ужас.Тюремщик злобно пнул узника:— На колени перед государыней, собака!Она подошла вплотную к Барону, пощупала его шею и всунула флакон в скованные кандалами руки.— Глупцы! — гневно бросила она. — Этот человек не может говорить… у него перерезаны голосовые связки! Вы что, не заметили эти два маленьких бугорка у него на шее?Хотя на самом деле никаких бугорков и в помине не было, тюремщик кивнул, едва коснувшись шеи узника.— Лорд Девонпорт, ваше мнение? — повелительно обратилась она к Шейну.— Вы совершенно правы, ваше величество.Пытать этого человека — пустая трата времени и сил. Он ничего не скажет.Она повернулась на каблуках и быстро вышла из камеры; мужчины поспешили за ней.— Хотите знать, что я думаю, сударь? — Она бросила на тюремщика холодный взгляд. — Вас одурачили! Это не Черный Призрак. Это какой-то жалкий козел отпущения, которого специально для того и подослали, чтобы он попался в вашу хитроумную ловушку.— Мы все только выставили себя на посмешище! — с отвращением подтвердил Девонпорт догадку ее величества.— Ах нет, друг мой: мой преданный старший тюремщик и его верные стражники никому ни слова не скажут про наше посещение.Он был выбран для этой должности именно потому, что был известен как человек, умеющий держать язык за зубами. — Она помахала всемогущей дланью. — Это свойство заслуживает награды.Лорд Девонпорт опустил тяжелый мешочек в верноподданную руку, и они поспешно удалились.Когда Шейн убедился, что Сабби уже ничто не угрожает после того испытания, через которое она прошла, он отослал ее домой, а сам отправился туда, где для завершения трудной миссии требовалось его присутствие.Роль Сабби была сыграна, но его роль, конечно, на этом не кончилась. Требовалось подкупить гробовщика, который забирал трупы из Тауэра.Благополучно возвратившись в Темз-Вью, Сабби пыталась успокоиться и отдохнуть, но она была слишком взвинчена, чтобы долго пребывать в праздности. Она не ожидала увидеть Шейна до рассвета следующего дня, когда он сможет доставить домой Барона… в гробу.Ближе к вечеру во двор Темз-Вью въехала карета: вернулись Мэйсон и Мег. Сабби чувствовала себя виноватой перед ними за то, что из-за нее им пришлось срываться с места, тащиться в какую-то девонширскую глушь — и все только для того, чтобы тут же поворотить оглобли и проделать обратно весь утомительный путь.— Это была очень приятная перемена обстановки, леди Девонпорт, но, должен признаться, я рад, что вернулся в Лондон.Сначала ее удивило, что он обратился к ней как к «леди Девонпорт», но потом она сообразила, что время от времени они с Шейном орали во всю мощь своих глоток, и ее кинуло в краску, когда она припомнила все прочие выкрики, которые приходилось выслушивать пожилому дворецкому.— Чарлз, в ближайшие дни мы не хотим принимать в Темз-Вью никаких посетителей.Барон тяжело болен, и завтра Шейн привезет его домой. Теперь, когда вы здесь и можете позаботиться о доме, я передам все в ваши надежные руки. Сейчас я собираюсь прокатиться верхом. Может быть, если я подышу свежим воздухом, ночью мне удастся заснуть.Она умудрилась дать себе короткую передышку, когда провалилась, как в бездну, в глубокий сон, измученная и опустошенная после дневных испытаний; однако в три часа ночи она уже проснулась, и сразу же нахлынули зловещие предчувствия: ее терзал страх за жизнь Барона и безопасность Шейна.Когда наконец Шейн прибыл — он правил лошадьми, запряженными в грубый фургон, — Сабби даже не сразу поняла, что за подозрительный мужлан восседает на козлах. Он выглядел как немытый, небритый и нечесаный оборванец; но, когда взгляду Сабби открылись его широкие плечи, когда она увидела, как он в одиночку вытащил из фургона гроб, — она уже знала, кто это. Что ж, они оба сильно преуспели в искусстве менять свое обличье до неузнаваемости.Он на руках втащил друга наверх и уложил его на кровать. Сабби взглянула — и сердце у нее упало. Помощь пришла слишком поздно:Барон был мертв.Молча, угрюмо Шейн начал раздевать его, и Сабби, понимая, что Шейн собирается обмыть тело, побежала за мылом, горячей водой и полотенцами. Тело Барона было все покрыто ужасными кровоподтеками, а руки и ноги вывихнуты из суставов.Шейн поднял глаза на Сабби.— Любовь моя, если для тебя это слишком тяжело, пусть Мэйсон придет и поможет мне.— Нет… худшее уже позади, — печально ответила она.Быстрым рывком Шейн вправил в сустав одну вывихнутую руку.— О пожалуйста, неужели ты не можешь оставить его в покое? — взмолилась она.— Нет, суставы затвердеют, и он останется калекой на всю жизнь, если мы не поспешим.— Он… жив? — недоверчиво спросила она.— Клянусь костями Христовыми, он должен выжить, а не то получится, что мы зря старались!Вправить ноги оказалось труднее, и потребовались их объединенные усилия, чтобы справиться с задачей. В конце концов пришлось Сабби сидеть на груди у Барона, чтобы его тело оставалось неподвижным при резких рывках Шейна, и только тогда Шейну удавалось потянуть на себя вывихнутую ногу достаточно сильно, чтобы ее можно было вправить в сустав. Потом они выкупали Барона и смазали его суставы камфорным маслом. Наконец, после того как Шейн развел в камине огонь посильнее, они тепло укрыли Барона одеялами и оставили его спать — пока не прекратится действие тайного снадобья и он не очнется от своего состояния, подобного смерти.В оставшиеся до утра часы Сабби поверяла Шейну все свои страхи за него:— Шейн, ты понимаешь, что именно тебя они схватили бы в Тауэре, если бы той ночью ты был в Лондоне? Тебя-то они опознали бы сразу и обвинили в государственной измене!Сегодня тебя уже не было бы в живых — это тебя повесили бы, проволокли по улицам и четвертовали! — Она содрогнулась, и слезы покатились по ее щекам. — Когда-нибудь так и случится, это неизбежно, если ты не порвешь все свои связи с О'Нилом — окончательно и бесповоротно!Он долго смотрел на нее. Потом сказал:— Я с ним покончил. Сейчас он уже получил от меня сообщение об этом.Хотелось верить, но она знала цену О'Нилу и надеялась, что Бог тоже знает. Ирландские заложники из Дублина оставались в Тауэре, и она понимала, что О'Нил не успокоится, пока Шейн не выполнит свое обещание их освободить.Они выхаживали Барона два дня и две ночи, и, когда он пришел в себя, первым словом, которое он прошептал, было «Джорджиана».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48