Он получил куда больше удовольствия, чем от всех прежних любовниц, вместе взятых, и теперь не мог дождаться, пока все начнется сначала.
— Иди сюда.
— Ни за что. Я голодна. Что ты мне принес?
— Ничего. Развяжи полотенце. Она намотала трусики на палец.
— Пахнет кофе.
— Это твое воображение.
— Сомневаюсь. Наливай. Я сейчас приду.
Он закрыл дверь, снова улыбнулся и вытащил белый бумажный пакет с кофе и булочками. Парень за прилавком узнал его, так что Рену пришлось давать автографы для всех его родственников, но настроение было слишком благодушным, чтобы сердиться.
Дверь ванной распахнулась, и Рен едва не пролил кофе. Она стояла на пороге, как в рамке, в черной шали и красных трусиках, купленных вчера Реном под влиянием порыва.
— Ты именно это имел в виду?
— Даже еще лучше.
Изабел улыбнулась, повела плечами, позволив шали соскользнуть. К тому времени когда очередь дошла до кофе, он оказался холодным как лед.
— Как же мне понравился Сан-Джиминьяно, — заявила она по пути домой. — Я могла бы остаться там навсегда.
Он скрыл улыбку и включил «дворники».
— Снова собираешься дать мне денег?
— Пижон, да если кому и давать деньги за сексуальные услуги, так это мне, потому что я была чертовски хороша. Признай это.
Изабел выглядела настолько довольной собой, что он не посмел возражать.
— Что и говорить, мировой класс!
— Я тоже так думаю.
Он рассмеялся и хотел поцеловать ее, но стоило снять руки с руля, как она немедленно стала ему выговаривать.
Положив ногу на ногу, она лениво играла босоножкой, свесившейся с большого пальца.
— Если бы ты дал мне номер, то какой именно?
— Номер?
— Скажем, класс.
— Ты хочешь, чтобы я дал тебе класс?!
Как раз когда он вообразил, будто Изабел уже ничем его не удивит, она бьет его прямо по голове своим персональным нумератором с «хлопушкой»!
— Ну да.
— Не считаешь, что это немного унизительно?
— Нет, ведь это я тебя прошу.
Но Рен был отнюдь не дурак и мог с первого взгляда распознать змеиное гнездо.
— А зачем тебе это надо?
— Не потому, что хочу посоревноваться со всеми твоими любовницами, не льсти себе. Просто хочу знать оценку моего нынешнего уровня сексуальности, с точки зрения признанного авторитета. Как далеко я зашла. И в интересах самоусовершенствования — насколько далеко придется зайти.
— Насчет «далеко»…
— Отвечай на вопрос.
— О'кей. — Он уселся поудобнее. — Буду честным. Ты совсем не номер один. Удовлетворена?
— Продолжай.
Он повернул вправо.
— Номером первым была постигшая все тонкости своего искусства высокооплачиваемая французская путана.
— Значит, француженка.
— Номер два провела юные годы в восточном гареме, и ты вряд ли можешь состязаться с ней, верно?
— Скорее всего. Хотя, думаю…
— Что до номера четвертого… трудно определить. Либо бисексуальный акробат из «Сек де Солей», либо рыженькие близняшки с интересным фетишем. Номер четыре…
— Переходи к делу.
— Пятьдесят восемь.
— Давай веселись.
— А что мне остается делать?!
Она ехидно ухмыльнулась и развалилась на сиденье.
— Я просто тебя испытывала. Видишь ли, я достаточно уверена в себе, чтобы ждать твоих оценок. Вот и хотела посмотреть, как будешь корчиться.
— По-моему, корчился не я один. Может, ты чувствуешь себя немного более неуверенной, чем хочешь казаться.
— Это все трусики. — Она подтянула вышеуказанный предмет одежды прямо сквозь юбку. — Вот уж вещица для отчаявшихся женщин.
— А мне понравилось.
— Я заметила. Надеюсь, ты понимаешь, что теперь тебе придется перебраться на виллу?
Получил! Стоило чуть-чуть расслабиться, как она снова врезала ему «хлопушкой» по голове.
— Ты о чем?
— Я готова спать с тобой, но не жить вместе.
— Вчера мы жили вместе.
— Это было до прошлой ночи.
— Не собираюсь красться на виллу в пять утра, — буркнул он резче, чем надо, нажав на акселератор. — И если воображаешь, что с этих пор мы не будем заниматься любовью, у тебя, должно быть, короткая память.
— Я не сказала, что не позволю тебе оставаться на ночь… время от времени. Но жить в одном доме со мной ты больше не можешь.
— Весьма тонкое различие.
— Но очень важное.
Изабел понимала разницу и подозревала, что он тоже.
Она коснулась браслета. Невозможно оставаться сосредоточенной, если у нее не будет достаточно времени, чтобы передохнуть и собраться с мыслями.
— Учти, между нами только секс, и ничего другого.
Он отвел взгляд от дороги, ровно настолько, чтобы послать ей свою лучшую киллерскую гримасу, но Изабел, ничуть не тронутая, продолжала:
— А совместное житье только все усложнит.
— Не вижу тут ничего сложного.
— Когда двое живут вместе, между ними образуется эмоциональная связь.
— Погоди мину…
— Почему такой перепуганный вид? Ты только подтверждаешь мое мнение. Между нами — кратковременные, чисто физические отношения, без всякого эмоционального компонента. Ты получаешь мое тело, но и только. По-моему, тебе следует радоваться.
Рен, к ее удивлению, помрачнел еще больше. Странно, ведь она только что пообещала ему идеальную связь, по крайней мере с его точки зрения. Должно быть, капризничает, потому что это она излагает условия. Вполне предсказуемое, мотивированное полом поведение. Но когда речь идет об этом человеке, она ничего не может принимать как должное.
Поэтому она ринулась в атаку:
— И чтобы все было ясно до конца… пока мы занимаемся сексом, будем верны друг другу.
— Может, хватит разговоров о сексе? — взорвался он. — Твердишь о нем с таким видом, будто на нас напала эпидемия гриппа! И я не нуждаюсь в лекциях на тему верности!
— Я не читаю лекций.
Рен, не выдержав, засмеялся.
— Ладно, — сдалась она, — наверное, ты прав. Давай. Твоя очередь.
— Разрешаешь?
— Конечно. Уверена, что у тебя тоже будут условия.
— Как ты догадалась?
Она наблюдала за его усилиями придумать парочку пунктов и едва подавила порыв предложить несколько вариантов.
— Так и быть, — вздохнул он. — Унесу вещи, как только мы вернемся. Но если мы «занимаемся сексом», потом я ocтаюсь у тебя.
— Согласна.
— А если мы не «занимаемся сексом» и я вынужден провести ночь на вилле со всеми хулиганами, которых ты мне навязала, не ожидай от меня хорошего настроения на следующий день. Если я пожелаю затеять скандал, так оно и будет.
— Прекрасно. Но ты не можешь требовать от меня заткнуться.
— Заткнись.
— И еще одно.
— Ничего не желаю слушать.
— Прошлой ночью ты перешел границу. Не желаю, чтобы ты делал это снова только потому, что я ошиблась, установив именно эту определенную границу.
Рен хитро прищурился:
— Какую именно границу я перешел?
— Ты сам знаешь.
— Не стесняйся в выражениях. Хоть раз в жизни развяжи язык! Это та поза, когда ты сомкнула колени вокруг…
— Довольно!
— Бэби, когда ты ошибаешься, ты ошибаешься. И ничего тут не поделать, — сатанински ухмыльнулся он. — По-крупному. И поэтому интересно бы знать…
— Не могу сказать. Я думаю над этим.
— Как ты догадалась, о чем я собирался спросить?
— Я чрезвычайно проницательна. Ты мужчина и поэтому хотел бы немного взаимности.
— Не собираюсь срывать сделку. Я более чем счастлив создавшимся положением.
— Приятно слышать.
— Но не желаю чувствовать, что на меня давят. — Спасибо, не буду.
— Единственная причина, по которой я заговорил об этом, — желание убедить тебя. И дать понять, что если когда-нибудь решишь… потерять голову, я буду вести себя как истинный джентльмен.
— Ну как же может быть иначе!
— Ты так хорошо меня понимаешь!
Дождь запер их на вилле на все утро и половину дня. Гарри слонялся по комнатам с прижатым к уху сотовым, избегая только тех мест, где мог столкнуться с Трейси. Трейси играла с девочками в Барби, пока не почувствовала непреодолимое желание оторвать голову тощей стерве. Она пыталась развлекать Джереми карточными играми, в которые тот не хотел играть. Дети дрались. Коннор дергал себя за ухо, ноги Трейси отекли, а это означало, что придется отказаться от соли, но какой смысл в жизни без соли? Только при одной мысли об этом хотелось немедленно сгрызть большой пакет картофельных чипсов.
Она наконец сумела уложить Коннора спать, дождь прекратился, и дети побежали играть во двор. Трейси была готова рыдать от радости, но при виде Гарри, в очередной раз звонившего по телефону, снова расстроилась.
Трейси подумала о словах Изабел… вернее, о вопросе, который та просила задать: какие три вещи требуются от нее, чтобы сделать Гарри счастливым?
В этот момент она ненавидела Изабел Фейвор почти так же сильно, как Гарри.
Он сделал ошибку, пройдя мимо как раз в ту минуту, когда она споткнулась о футляр его лэптопа, который Коннор таскал за собой. Трейси подняла футляр и швырнула в него. Он не вскрикнул. Впрочем, Гарри никогда не кричал. Эта привилегия в семье принадлежала ей. Гарри просто закончил разговор и окинул ее неодобрительным взглядом. Точно таким, какой устремлял на напроказивших детей.
— Уверен, что у тебя была для этого причина.
— Жаль, что это не стул. Все утро шел ливень, а ты ни разу не помог мне с детьми.
— Мне нужно было срочно посовещаться. Я уже сказал, что отменил все встречи и перенес две презентации, но об этом нужно было позаботиться немедленно.
Она знала, что его проект достиг критической точки и он уже оставался здесь куда дольше, чем она смела ожидать. Кроме того, Гарри проводил больше времени с детьми, чем она, но боль и обида не давали Трейси рассуждать здраво.
— Хотела бы я иметь роскошь болтать по телефону, как только заблагорассудится.
Когда она успела превратиться в такую фурию?! Когда муж разлюбил ее.
— Сделай милость, успокойся! Нельзя ли хотя бы раз в жизни притвориться нормальным человеком?
Отстраняется от нее… всегда отстраняется. Указывает ей ее место. Делает вид, будто ее чувства не имеют значения, лишь бы в них не разбираться.
— Какой смысл, Гарри? Зачем притворяться? Я снова беременна, ты меня не выносишь, мало сказать, терпеть не можешь. Господи, меня от тебя тошнит.
— Перестань разыгрывать драмы. Я привыкну к очередному ребенку. Ты раздуваешь из мухи слона только потому, что тебе все надоело и очень хочется поразвлечься.
Вечно он принижает ее! И она больше не вынесет ни минуты этой холодной отчужденности, ни секунды сознания того, как мало значит для него их любовь.
— Это все беременность. Ты слишком остро реагируешь на самые обычные вещи. Гормоны ударили тебе в мозг, поэтому ты не в силах мыслить здраво.
— Год назад я не была беременна. И разве так уж была не права, когда мы поехали в Ньюпорт и там ты все время висел на телефоне?
— Тогда были чрезвычайные обстоятельства.
— У тебя всегда чрезвычайные обстоятельства.
— Чего ты хочешь от меня? Скажи, Трейси. Что сделать, чтобы ты была счастлива?
— Почаще бывать дома!
Опять это холодное замкнутое выражение.
— Постарайся взять себя в руки, пожалуйста.
— Чтобы превратиться в такого же робота, как ты? Нет уж, спасибо.
Гарри покачал головой:
— Все это пустая трата времени. Зря я остался.
— Так уезжай! Ты ведь именно этого хочешь! Убирайся, чтобы не видеть своей жирной жены-истерички!
— Может, так я и сделаю. Проваливай.
— Ты своего добилась! Попрощаюсь с детьми и немедленно уезжаю.
Пинком отбросив футляр от лэптопа, он вылетел из комнаты.
Трейси рухнула в кресло и заплакала. Она все-таки поставила на своем. Прогнала его навсегда.
«Скажи, Трейси. Что сделать, чтобы ты была счастлива?»
Может, Изабел и ему прочистила мозги?
Но нет, это случайное совпадение. И все же зря она не сказала ему правду.
«Люби меня, Гарри. Просто люби, как когда-то».
Гарри нашел старшего сына и младшую дочь перед виллой. Снимая Бриттани со статуи, куда ее подбил взобраться Джереми, он вдруг сообразил, что рубашка взмокла от пота.
Нельзя позволять детям видеть его отчаяние!
Поэтому он изобразил улыбку.
— Где Стеффи?
— Не знаю, — буркнул Джереми.
— Садитесь, дети. Мне нужно кое-что вам сказать.
— Ты снова уезжаешь, так?
Ярко-голубые, точно такие же, как у матери, глаза Джереми смотрели осуждающе.
— Ты возвращаешься в Цюрих и разводишься с мамой?
— Мы не разводимся. — Но развод был следующим логическим этапом, и грудь Гарри ныла так, что он едва мог дышать. — Мне просто нужно вернуться на работу, вот и все.
Джереми мгновенно просиял.
— Ничего страшного, правда?
Гарри обнял детей и повел к скамье, где наговорил кучу правильных вещей. Не сказал только, когда снова увидит их и будет это здесь или в Цюрихе. Он не мог ничего планировать заранее, не мог думать. Вот уже несколько месяцев как он почти не спал. Правда, последние две ночи, когда дети прижимались к нему, он сумел немного подремать, но это не был тот глубокий мирный сон, в который он впадал, стоило ощутить руки Трейси на своих плечах и вдохнуть сладкий экзотический запах ее буйных черных волос.
— Вы и оглянуться не успеете, как мы снова увидимся.
— Когда?
Джереми всегда был больше похож на Трейси, чем на Гарри. Под маской угрюмого ворчливого подростка скрывалась тонкая чувствительная натура. Что с ним будет, когда все выяснится?
— Я буду звонить каждый день, — уклонился от прямого ответа Гарри.
Бриттани сунула палец в рот и сбросила туфли.
— Не хочу, чтобы ты уезжал.
Слава Богу, Коннор еще не проснулся! Если эти крохотные доверчивые ручки обовьются вокруг его шеи, а мокрые губки прижмутся к щеке, Гарри не выдержит и расплачется. Такая беззаветная горячая любовь сына, которого он не хотел! Как же он может ожидать, что Трейси простит его за то, чего он не простил себе! А очередная беременность всколыхнула все снова.
Он понимал, что полюбит ребенка, как только тот родится. Черт возьми, Трейси слишком хорошо знала его, чтобы тоже так считать! Но он ненавидел то обстоятельство, что только новые и новые дети способны вернуть ей душевный покой и цельность натуры. Его одного явно не хватает.
Нужно найти Стеффи, но страшно подумать, как она воспримет новости. Прирожденная клушка, вечно волнуется по пустякам. Совсем как он сам. Пока другие дети осаждали отца, пытаясь привлечь его внимание, она, озабоченно хмурясь, держалась в стороне, словно не была уверена, что заслужила место рядом с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44