Она отдавала ему все то, что, кажется, не может дать тебе… А когда он ее бил…
— Не говори мне об этом, Клер. Я не хочу этого слышать. Не нужно снова мучить себя…
— Но даже тогда, когда он бил ее, пинал ногами, когда убил ее ребенка, она возвращалась в его постель, — неумолимо продолжала Клер. — Можешь ли ты сказать мне, Джайлз, удивлялся ли этому хотя бы немного?.. А я удивлялась…
Выпалив все это, она горько рассмеялась, а затем зарыдала.
Джайлз смотрел в окно. Казалось, что, всматриваясь в непогоду, он пытается успокоить бурю, бушевавшую в его сердце. Медленно повернувшись к жене, произнес:
— Да, иногда во время процесса я удивлялся этому, Клер. Но я все понимаю… Правда.
Пытаясь убедить жену, он протянул руку и положил ей на плечо. Клер сбросила ее, передернув плечами.
— Ты понимаешь? Ты понимаешь, Джайлз? Я рада, что из нас двоих хотя бы ты понимаешь… Что касается меня, то я… Ты никогда, лежа в постели, не задавал себе вопрос: «Почему женщина может отдать себя целиком и полностью мужчине, который так ужасно издевался над ней, и не может тому, кто почти полжизни любит ее?»
Слезы заливали ее лицо, как капли дождя оконное стекло.
— Тебя никогда не злит, что Клер Дайзерт была такой глупой? Она ведь могла быть так счастлива с тобой, Джайлз, а вместо этого выбрала такого зверя-мужа… Обворожительного зверя!.. И красивого… Что, вообще-то, одно и то же…
— Я… Если я и чувствовал какой-то гнев… Не знаю… Я просто любил тебя… Сейчас я тоже люблю тебя… Пытался понять… Он действительно был очень красив. Не только ты — никто не смог бы догадаться, кем он окажется.
— Тем не менее ты никогда не злился на меня, Джайлз? — не хотела отступать Клер.
— Думаю, да, — неохотно отозвался муж.
— А сейчас? Не разозлит ли тебя то, что я не буду отвечать на твою страсть? А если буду держать тебя на расстоянии?
— Но я знаю, Клер, это тебе не поможет. Если мы будем терпеливы…
— Будь оно проклято это твое терпение, Джайлз! В этом-то вся проблема.
— Будет лучше, если я изнасилую тебя?! — наливаясь гневом, воскликнул Джайлз. — Ты предпочитаешь, чтобы я дал тебе пощечину или поставил синяк под глазом? Это то, что возбуждает тебя?!
— Нет, Джайлз!
Ее голос окреп, но слезы все еще лились из глаз.
— Жестокость Джастина никогда не возбуждала меня. Но была его нежность… Я так хочу принадлежать тебе, дать все, отблагодарить тебя за твою преданность…
— Но мне не нужна твоя благодарность.
— Знаю… Но я не хочу твоего постоянного внимания и понимания. Не хочу жестокости, но ведь у тебя есть законная причина быть злым, разочарованном в своем браке… До сих пор ты и словом не обмолвился об этом…
— Не хотел причинить тебе боль, Клер. Ты и так достаточно вытерпела… У нас впереди целая жизнь, чтобы все наладить…
— Нельзя сказать о целой жизни… Возможно, у нас впереди годы… а может, и нет… Но у нас никогда ничего не наладится, если ты будешь видеть во мне ту, кем я была до этого времени, а на ту, которая есть сейчас, в данный момент. Я взрослая женщина, Джайлз. Однажды я вышла замуж за человека, который любил меня странным, разрушительным образом… Он, прекратив любить, стал искать возможность уничтожить меня. С ним я чувствовала себя беззащитной, Джайлз. Не было никого, кто бы обратил на это внимание. Мною было сделано все для своей защиты… И когда этого оказалось недостаточно, я убила его.
— Нет, Клер!
— Да, Джайлз. Ты слышал это на суде, но не хочешь поверить… Не так ли? Сабрина видела его тело… Спроси ее.
— Знаю… Ты убила Рейнсборо… Но ты не понимала, что делаешь… Самозащита…
— Я все понимала, Джайлз. Кому знать лучше, чем не мне. Я убила своего мужа и стояла над ним в забрызганном его кровью платье…
Слезы ее высохли, и голос стал спокоен.
— Сначала я не могла вспомнить, что произошло… Потом стала мучить себя, как когда-то меня мучил Джастин. Надо ли мне было так поступать? Как я могла совершить подобное? Знаешь, Джайлз, один момент я запомнила особенно хорошо… Это было тогда, когда мне казалось, что все мое существо сдалось, подчинилось ему, говоря: «Да, да, вот он — твой конец», но вдруг какая-то часть во мне, в глубине моего тела, о существовании которой я не подозревала, крикнула мне «нет!». И это «нет» спасло мне жизнь… И твою тоже. Той частью, которая крикнула «нет», была я, Джайлз! Не робкая Клер Дайзерт, позволявшая Люси Киркман швырять в себя червями… Не та наивная Клер, которая влюбилась в маньяка… Ведь им-то и был Джастин! О, Джайлз! Я и сейчас еще тиха и робка. Но впервые в жизни я узнала и полюбила себя. Себя!.. И до тех пор, Джайлз, пока ты не увидишь во мне эту новую женщину, наш брак не станет таким, каким мы оба хотим его видеть…
В комнате становилось все темней, ветви и дождь продолжали стучать в окно комнаты Клер, а Джайлз все так же стоял молча. Он едва верил произошедшему. Кажется, это Клер разговаривала только что с ним? Вот эта вот маленькая робкая женщина, которую он так долго знал? А может, ему казалось, что знает ее?!
— Не знаю, как и ответить тебе, Клер… Кажется, тебе хочется услышать какой-то суровый ответ? Но… я не могу… Может быть, моя вина в том, что я люблю свои воспоминания больше, чем реальную женщину… Прошу простить меня за это. Джайлз немного помолчал.
— Думаю, будет намного легче, если мы какое-то время будем спать раздельно… очевидно, наша жизнь вместе становится непосильной ношей для обоих. А если и нужно чему-то измениться, пусть перемена исходит не отсюда, а…
— Я согласна, Джайлз, — утомленно проговорила Клер.
— Обещаю подумать над всем услышанным от тебя и посмотреть, смогу ли я понять это…
— Это все, о чем я могу только попросить, — с грустной улыбкой произнесла Клер. — Тогда… встретимся за ужином?
— Хорошо.
Когда муж ушел, Клер села у окна и стала наблюдать, как утихает гроза. Через час тучи ушли и лучи заходящего солнца осветили мир, чистый и сверкающий. Листва на деревьях, увядавшая от жары, ожила… Клер ощутила в душе рождение проблеска надежды на лучшее. Возможно, взрыв эмоций поможет рассеять тучи, сгустившиеся над ними, и даст новый толчок, новое начало их отношениям.
Прошло несколько недель, но отношения между ними оставались прежними. Джайлз, как всегда, добр и предупредителен… Преимущество теперь на его стороне! Он никогда не дотрагивается до нее и делает это так, чтобы окружающим такое поведение мужа не показалось странным: танцует с нею на сельских балах, сопровождает во время прогулок с Сабриной. Если по вечерам они одновременно подходили к дверям своих комнат, то он вежливо целовал ее в щеку. И только.
Конечно, Джайлзу приходилось постоянно сдерживать себя, прикладывая все силы для этого. Во время танцев один лишь запах ее духов мог заставить его вспомнить о физической близости с ней. Холодно целуя ее на ночь, Джайлз долго потом лежал без сна, вспоминая о своем растворении в ней. Возбужденный и расстроенный, он думал об одном: «Хочет ли моя жена меня так же, как я ее?! Что же, в конце концов, у нас происходило реально?»
Клер скучала по его поцелуям. По утрам, просыпаясь, она замечала, что лежит, свернувшись клубочком. Ее охватывала тоска по его нежным движениям, которыми он возбуждал ее, подготавливая к близости. Но Клер никогда не хотелось пережить наивысший момент его страсти, после которого Джайлз стремился и ей дать почувствовать это наслаждение. А если бы она не начала притворяться, неужели их брак стал бы от этого лучше?
В начале лега они говорили о возможности присутствовать на малом сезоне, но ни к чему конкретному тогда не пришли.
Однажды за завтраком Клер с облегчением услышала, как Джайлз заговорил о выполнении светских обязанностей.
— Думаю, сейчас самое время вернуться в Лондон, Клер. А ты как думаешь, Сабрина? Надеюсь, вы обе согласны со мной?
Сабрина не знала, на что решиться. Она не уверена, что сможет вынести присутствие Эндрю Мора в обществе. Слишком тяжело будет ей сейчас поддерживать дружеские отношения после всего произошедшего между ними. Хотя… По всей видимости, Эндрю будет очень занят во время осенней судебной сессии. Как бы ни было больно вернуться в Лондон, но разнообразные городские занятия отвлекут ее от грустных мыслей.
А Клер и Джайлз? Тяжело видеть эту холодную заботу друг о друге. Сабрина понимала, что случилось нечто серьезное, удерживающее брата от более теплых отношений к своей жене.
Одним словом, сейчас наилучший выход — ехать в Лондон.
— Мне понравилось прошедшее лето, Джайлз, — сказала Сабрина и в мыслях добавила: «Конечно, до приезда Эндрю…» — Но мне кажется, пожить немного в городе будет полезно для нас всех.
Клер улыбнулась и кивком головы выразила свое согласие. Перемена места не сможет, скорее всего, повредить их браку. А возможно, и чем-то поможет. Кроме того, Клер получит в Лондоне возможность поговорить с Эндрю. Если она не может принести счастье Джайзлу, то, может быть, сможет помочь Сабрине обрести его.
ГЛАВА 27
Когда Эндрю вернулся в Лондон, его собственное жилище показалось ему мрачным и тесным и не шло ни в какое сравнение с просторными апартаментами Уиттона. Впервые в жизни Мору захотелось оказаться на месте старшего брата. «Не в прямом смысле», — пошутил он как-то во время дружеской беседы. Конечно, ему не хотелось быть таким же самодовольным и скучным, как Джонотан, но если бы он родился раньше, то давно бы уже сделал предложение Сабрине.
Теперь же Эндрю придется вычеркнуть ее имя из своих мыслей. Придется изгнать из памяти воспоминания о том, как нежна ее кожа щеки, как прекрасно было то мгновение, когда он прижал ее к себе.
В ближайшее время дел в суде у него не намечалось, но в первый же день своего приезда, вместо того чтобы отправиться в контору, он решил зайти в адвокатуру и немного развеяться там, общаясь со знакомыми и коллегами. Эти встречи были поистине универсальны. Эндрю часто наблюдал, как между преступниками и жертвами в процессе следствия появлялось что-то общее, и он получал удовольствие, видя, как другие адвокаты подвергают свидетелей опросу.
После того как Эндрю Мор послушал двух молодых людей, которым предъявлялось обвинение в грабеже, и старую женщину, доставленную за кражу у своей хозяйки, у него поднялось настроение. Нет, он ни в коем случае не получал удовольствия от того, что кормился человеческой низостью, или от того, что смотрит на происходящее, как зритель на спектакль; просто Эндрю чувствовал симпатию к тем, кого бедность сделала своей жертвой и кто, в свою очередь, делает своими жертвами других. Конечно, он преследовал их в судебном порядке, но все были симпатичны.
Эндрю встретил здесь Томаса Рутвэна, одного из лучших полицейских на Боу-стрит. Ему нравилось разговаривать со служителями закона даже больше, чем с людьми своего социального круга. Большинство полицейских — люди с врожденной интеллигентностью, хотя и не совсем образованные. Им было присуще лицемерие, как и многим из тех, кто принадлежал к его слою общества. Они знали, что в жизни главное, что такое жизнь и смерть… Их вовсе не интересовало, кто кому изменяет и в какой семье муж-рогоносец.
После приятного обеда в обществе Рутвэна у Гарика Нэда, поднабравшись последних судебных сплетен и эля, Эндрю, сопровождаемый веселой компанией, направился в свою контору, наконец-то отделавшись от мучивших его мыслей о Сабрине. В его голове, затуманенной спиртным, вертелась всего одна мысль: все, что нужно нормальному мужчине, — это работа, серьезная работа и только работа.
При виде хозяина клерк, поздоровавшись с ним, указал рукой на молодого мужчину, сидевшего в углу.
— Он ждет уже несколько часов, чтобы встретиться с вами, мистер Мор.
Эндрю оглядел его. Посетитель и, скорее всего, будущий клиент оказался молодым человеком не старше двадцати четырех лет. Одет прилично и выглядит значительно респектабельнее, чем его обычные просители. У него тусклые светлые волосы, спадающие на лоб, и цвет лица, отдающий желтизной.
— Вы хотели меня видеть, мистер?..
— Человек, ожидавший его, оживился.
— Да, сэр. Мое имя Джон Грэндхэм.
— Прошу вас ко мне, мистер Грэндхэм.
Молодой человек выпрямился и встал. Он выглядел на пару дюймов тоньше Эндрю.
«Ну уж этот-то не отличается здоровьем», — подумал адвокат, приглашая его войти и сесть.
— Ну, что вас привело ко мне?
Молодой человек откашлялся и нервно взъерошил свои волосы. «Он не похож на преступника, — подумал Эндрю, — хотя, кто знает, внешность может и обмануть».
— Хочу, чтобы вы помогли мне выдвинуть против кое-кого обвинение. В общем, их четверо, четверо мужчин…
«Грабеж?» — подумал Эндрю.
— Вы знаете этих четверых мужчин, мистер Грэндхэм, или мне обратиться в полицию?
Молодой человек мрачно улыбнулся.
— О, я очень хорошо знаю их, мистер Мор. Это Ричард Бэнет, Фридерик Олфилд, Джон Филлипс и Томас Каролус. Они владельцы игорного дома по Сент-Джеймс-стрит, 75.
— Вы хотите выдвинуть обвинение против владельцев игорного дома?
Эндрю был поражен: еще никто и никогда не привлек к судебной ответственности таких людей.
— Да, — сказал Грэндхэм; пока он говорил, его руки беспокойно двигались. — Я студент, вернее, был студентом юридического факультета в Темпле и немного разбираюсь в законах. — И он процитировал: — «Если одно лицо проиграет другому сумму в пределах десяти и более фунтов и заплатит их, то в течение трех месяцев оно может по решению суда добиться возвращения этой суммы».
Брови Эндрю поползли вверх.
— Вы правы, мистер Грэндхэм… Так гласит закон, но я вряд ли вспомню о существующих прецедентах.
— О, я знаю, — с горечью отозвался мужчина. — Джентельмен оплачивает карточные долги… Джентельмен не жалуется и даже не думает о том, чтобы вернуть свои деньги… Честь у джентельмена превыше всего, да. Но я не джентельмен, мистер Мор. Поэтому-то я здесь. Ваш поверенный сказал мне, что вы берете только тех клиентов, дела которых представляют для вас интерес. Он сказал мне, чтобы я все подробно изложил вам. Возможно, тогда и мое дело заинтересует вас.
— Расскажите мне вашу историю, мистер Грэндхэм, — сказал Эндрю, откидываясь на спинку стула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45