— Ругайя Бегум долго ворошила память и наконец торжествующе закончила:— Золотисто-каштановые!— Я знала, что светлые глаза у Ясаман от матери, — задумчиво произнесла Мариам Макани, — но считала, что их глаза должны быть одного цвета. Ты говоришь, изумрудно-зеленые? Как интересно. При дворе сына я видела голубоглазых англичан, но никогда с бирюзовыми, как у Ясаман, глазами. Как ты думаешь, были ли еще у кого-нибудь из семьи Кандры такие глаза? Но расскажи мне лучше, Ругайя Бегум, о самой Кандре. То, что она была красива, для меня не секрет, потому что красива моя внучка. Она ведь самый прелестный ребенок из всех детей Акбара. Расскажи мне, что это была за женщина, которую так глубоко любил мой сын? — Старая королева потянулась за медовым печеньем и положила его в рот.— Кандра была умна, — тихо проговорила Ругайя, — и обладала утонченными манерами. В первый раз, когда Иодх Баи встретила ее в купальне, Кандра признала в ней женщину королевской крови и, проходя мимо, поклонилась. Кандра была добра и совсем не мелочна. Альмира и другие жены Акбара страшно его к ней ревновали. Они использовали любой повод, чтобы уколоть ее, а она встречала их оскорблениям пылкой учтивостью и, отметая несправедливость, храбро защищала себя. Ее поведение бесило их еще больше, — усмехнулась Ругайя.— А она и в самом деле любила моего сына?— О да! А когда родилась Ясаман, светилась от счастья. Девочке было только шесть месяцев, когда ко двору прибыл дядя Кандры, христианский священник. Оказывается, ее первый муж не был убит, как она считала. И он, и вся ее семья хотели, чтобы Кандра вернулась. Это было трагедией. Мне говорили, что она отказывалась, уверяла Акбара, что скорее согласится быть самой низшей из женщин при его дворе, чем расстанется с ним.— Но честь не позволила это сыну, — задумчиво проговорила Мариам Макани. — Глупый человек. Из-за чести он пожертвовал и своим счастьем, и счастьем Кандры. На его месте я бы убила этого священника и покончила с этим раз и навсегда. — Она неодобрительно фыркнула, размышляя о поведении сына. — Но нет худа без добра. Ты хорошая мать внучке Ясаман. Я верю, у нее счастливая судьба.— Так при ее рождении предсказали и астрологи, — согласилась Ругайя.Мариам Макани поднялась:— Я засиделась с тобой сегодня. Давно пора домой.— Ваше присутствие оказывает честь нашему дому, — пробормотала Ругайя Бегум, вежливо вставая. — Надеюсь, вы скоро снова выберетесь к нам.— Может быть, в конце месяца, перед тем, как вы отправитесь в Кашмир, — пообещала свекровь.Ругайя Бегум проводила гостью к слону, терпеливо подождала, пока той помогали подняться в красный с золотом паланкин, и помахала рукой, когда небольшая свита королевы-матери покидала двор. Только тогда она вернулась В маленький дворец и поспешила по лестнице на второй этаж и дальше по коридору в спальню дочери. Ясаман уже умыли и накормили. Она лежала в маленькой кроватке, а рядом в медной клетке сидел красивый голубой с золотистыми перьями попугай.Ругайя Бегум улыбнулась девочке:— Я пришла пожелать тебе спокойной ночи. Хороший был день?— Да, мама Бегум, — сонно ответила Ясаман.Ругайя Бегум склонилась и поцеловала девочку в щеку..— Да ниспошлет тебе Господь сладкие сны, — сказала она.— Расскажи мне еще о Кандре, — попросила Ясаман, ее глаза слипались, но голос звучал настойчиво.Ругайя расположилась на краю кроватки. Спорить не хотелось. Когда Ясаман чего-нибудь требовала, она бывала очень настойчива. А если не перечить ей, заснет через пять минут.— Жила-была принцесса, — начала Ругайя Бегум, — которая приехала во владения великого правителя Акбара из-за широкого моря, из страны, куда много месяцев пути. Она была самой красивой девушкой, какую только видел правитель, и он тут же влюбился в нее и сделал ее своей четвертой женой. Он назвал ее Кандрой в честь луны, потому что, говорил он, она была такая же прелестная, как луна. Через несколько месяцев от их любви родился ребенок. Кандра любила девочку всем сердцем, и маленькую принцессу назвали Ясаман Кама. Ясаман, то есть жасмин, потому что аромат этого цветка привлекал Кандру больше других. И Кама — любовь, ибо девочка была зачата и рождена в любви.Вдруг глаза Ясаман широко раскрылись.— Папа! — радостно закричала она, протягивая руки к отцу, а Ругайя сложила ладони в знак почтения.— Моя крошечная любовь, — позвал правитель свою младшую дочь. — Что за историю рассказывает тебе мама Бегум?— О Кандре, — возбужденно ответила девочка. — Это моя любимая история, но у нее очень грустный конец. Как бы я хотела, чтобы она кончилась счастливо.На секунду темные выразительные глаза Акбара затуманились от болезненного воспоминания, и он печально вздохнул.— Прошу прощения, мой дорогой господин, — сказала Ругайя Бегум, — но я никогда не считала справедливым скрывать от девочки правду. Он взглянул на нее, и женщина чуть не разрыдалась — такая мука отразилась на его лице. Потом взял ее руки в свои:— Я отдал тебе на воспитание нашу дочь, моя дорогая жена, и считаю, что ты не можешь поступить с ней дурно. Продолжай свой рассказ, потому что Ясаман не заснет, пока он не будет окончен. Ведь так, маленькая любовь моя?Ясаман энергично закивала головой.— Где я остановилась? — вслух спросила Ругайя Бегум, отлично помня, на чем прервала рассказ.— Маленькая Принцесса была зачата и рождена в любви, — подсказала ей Ясаман.— Ах да, — проговорила она и продолжала:— Когда девочке исполнилось только полгода, с родины Кандры приехал мудрец. Он привез ужасные вести, и Кандра должна была покинуть любимую дочь и правителя Акбара. Она не хотела уезжать, но еще больше не хотела оставлять ребенка. Но Акбар не позволил ей взять девочку с собой, и Кандра передала ее своей подруге Ругайе Бегум. «Будь матерью моему ребенку», — сказала она Ругайе, которую Аллах не благословил иметь детей от собственной плоти. Та с радостью согласилась, потому что любила свою подругу и полюбила девочку. Кандра покинула владения императора, и с тех пор ее не видел ни он, ни все, кто ее любил.Известно, что она благополучно прибыла на родину, и каждый год в день рождения Ясаман Камы Бегум правитель Акбар посылает матери Кандры прекрасную жемчужину. Другая бабушка Ясаман и вся семья таким образом узнают, что ребенок растет и благоденствует.Глаза Ясаман крепко закрылись, дыхание стало реже, большой палец левой руки медленно пополз ко рту. Взрослые поднялись и вышли из комнаты. Ругайя Бегум провела мужа в маленькую столовую, чтобы он мог с ней поужинать.— Прости, господин, что еда такая нехитрая, — извинилась женщина, — но ты не предупредил меня о своем приходе.— Я наслаждаюсь твоей простой едой, — ответил он ей. — В главном дворце трапеза такая пышная каждый день. Мне готовят по крайней мере пять сотен блюд. И никто из сидящих со мной за столом не может взять ни кусочка, пока их все не подадут мне. Это утомительно.Ругайя склонила голову, чтобы скрыть улыбку.Акбар был правителем этой обширной земли. Он мог сколько угодно жаловаться на помпезность, окружавшую его в повседневной жизни, но стоило ему по-настоящему захотеть сделать жизнь проще, ему нужно лишь отдать приказ. Правда заключалась в том, что обычно ему нравилась эта кутерьма, хотя иногда, как в этот вечер, он стремился к уединению. Она подняла глаза и подала знак слуге накрывать на стол.Трапеза началась с шербета из арбуза, чтобы возбудить аппетит перед последующими деликатесами. На стол явился медовый хлеб, посыпанный семенами мака, потом искусно приготовленная нога ягненка, цыпленок под соусом карри из горчичных листьев, речная рыба с красным перцем чили, мисочки с маринадами из моркови и пряных трав, рис-шафран. Акбар разорвал хлеб пополам и великодушно пробовал каждое предлагаемое ему блюдо. Когда он кончил, ему подали лимонный шербет и чищеные личи в блюде с легким вином, свежие фрукты на подносе, вазу фисташек без скорлупы и лепестки розы в застывшем меду. Он ел с удовольствием, а потом произнес:— От твоего угощения я буду крепко спать.— Как и мы все, мой господин, — ответила Ругайя с улыбкой. — Мы уже не так молоды, как прежде.— Но я и не так стар, — запротестовал он.— Не забывай, мой господин, — игриво подтрунивала над ним жена, — я точно знаю твой настоящий возраст. Мы ведь не только муж и жена, но двоюродные брат и сестра.Акбар усмехнулся.— Ты права, — согласился он. — Но я еще достаточно молод, чтобы насладиться в постели с хорошенькой женщиной.— А разве для хорошенькой женщины существуют недостаточно молодые мужчины? — шаловливо спросила она. Ругайя была довольна, что после всех лет может его рассмешить. А в смехе он нуждался как никогда.— Ты всегда была так мудра или поумнела с годами? — в ответ подтрунивал он над женой. — Не забудь, ведь и я знаю твой возраст!— Но я уверена, мой господин, что ты слишком благороден, чтобы раскрыть эту тайну другим.Акбар вновь рассмеялся, но тут же посерьезнел и спросил:— Почему ты не рассказала Ясаман, из-за чего была вынуждена уехать от нас Кандра? Разве она никогда не спрашивала, что за «ужасные вести» привез тот мудрец? Ведь обычно она любопытна, как обезьянка. — Но она — ребенок, едва вышедший из младенчества, мой господин. Пока ей достаточно знать, что Кандра любила ее и не хотела оставлять. Правду она не поняла бы, даже если я и попробовала бы ее объяснить. Когда она станет старше и научится мыслить, я расскажу ей, что произошло на самом деле, если она захочет знать. Возможно, это будет уже не важно.— Тогда зачем, дорогая, ты рассказала ей остальное?— Если бы я этого не сделала, рассказал бы кто-нибудь другой. Нет способа заставить людей поверить, что Ясаман — плод твоего семени из моей утробы. Всем ясно, что я не настоящая ее мать. Я — полная и ширококостная. Мои волосы черны, а кожа пшенично-золотистого оттенка. А Ясаман худенькая и изящно сложенная. Бирюзовые глаза выдают, что она дочь другой женщины. Ее кожа, как густая сметана. А волосы, хоть и прямые, как у тебя, господин, но блестят, словно в них спрятан огонь, как у Кандры.Наступит день, когда кто-нибудь из злобы, ревности или просто из подлости расскажет Ясаман про Кандру. Но ведь никто не знает правды, которую знаю я. Разве ты не приказал Абу-л Фазлу, своему историку, вымарать всякое упоминание о Кандре из его сочинений о твоем правлении? Я знаю, ты сделал это, потому что тебе больно. Но другие могут не понять этого. Они могут представить все в недобром свете и причинить боль моему ребенку, но я не позволю этого! Пока в моем теле теплится дыхание и есть сила в руках, я не дам повредить нашей дочери!Акбар кивнул и, взяв ее руки, любовно их сжал.— Я мудро поступил, когда отдал Ясаман тебе, Ругайя. Помню, как Кандра пожаловалась мне, что Шайкхо Баба ревнует ее ко мне, потому что хотел ее сам. А когда родилась Ясаман, он даже предположил, что она не моя дочь, а ребенок какого-то португальца, который первым взял Кандру для собственных удовольствий. Тогда он был зол и разочарован, но сегодня обожает маленькую сестренку.— Глядя на Ясаман, никто не усомнится, что это твой ребенок, мой господин, — сказала Ругайя Бегум. — Крошечная родинка над верхней губой у левой ноздри копия твоей, разве что меньше, и хотя она — не вылитая ты, ее взгляд такой же царственный, особенно когда ей перечат. — Она рассмеялась. — Она просто устрашает слуг этим взглядом.— Да, — согласился Акбар, — я заметил. Ее пронзительный взгляд выдает ее татарское происхождение — Он пристально взглянул в глаза жены. — Ты хорошая мать, Ругайя Бегум. Ясаман повезло, что ты любишь ее и заботишься о ней.— Она часть моей души, господин. Я каждый день благодарю Всевышнего, что ты доверил мне ее воспитание.— В эту ночь мне хочется отдохнуть, Ругайя, — сказал Акбар. — Разреши мне остаться в твоей постели.— А разве тебе недостает твоих хорошеньких женщин? — тепло подсмеивалась жена.— Иногда старый друг — лучший друг, — улыбнулся он, касаясь кончиками пальцев ее щеки.— Ты имеешь в виду старых жен? — подшучивала Ругайя.— Нет, — тихо ответил он. — Ты мой друг, Ругайя Бегум. У меня тридцать девять жен, из которых ты — первая. Но настоящих друзей, на которых я могу положиться, совсем немного. Ты — одна из них.— Как хорошо, что мы есть друг у друга, — прошептала она.— Да, — согласился он и, поднявшись, повел ее из столовой по лестнице в спальню. Глава 2 Рыбак, забрасывавший сети в недвижную темную воду озера, с любопытством смотрел в сторону дворца дочери Великого Могола. Он был совсем недалеко от него, может быть, ближе, чем следовало, но сегодня вечером рыба шла под берег. И разве сама Ясаман Кама Бегум не разрешила ему ловить рыбу в водах близ ее дома? Все жители деревни завидуют ему, думал он, выгибая от гордости грудь. Но ведь он спас кота принцессы, когда тот тонул. Котенок был еще глупым и неразумно кинулся с мраморной террасы за шумной нахальной уткой. Вспоминая, рыбак пожевал губами.Он видел, как котенок — благородный зверек с серебристой длинной шерстью — выслеживал утку с террасы. Сначала рыбак подумал, что это просто кошачья игра, но, видимо, раздразненный криком утки, зверек внезапно бросился с высоты в воду и, ударившись о поверхность с громким всплеском, полузахлебнувшийся, завопил от удивления. Возмущенная вторжением на свою территорию, утка поднялась с воды и, недовольно хлопая крыльями, улетела прочь.Тут же на террасе появилась бормочущая обезьяна, а за ней плачущая от отчаяния девочка. Рыбак, у которого были собственные дочери, сразу сообразил, что котенок был любимцем. Нырнув в спокойную воду озера, он выловил животное и бросил его в лодку. В испуге котенок его сильно расцарапал. Сгоряча рыбак громко выругался.— Мама Бегум не велит говорить такие слова, — сказала девочка, но вдруг прыснула.Рыбак был поражен, что к нему обратилась хозяйка котенка. Он знал, кем она была — младшей дочерью Великого Могола, и, слух ходил, самой любимой. Он не осмелился произнести ни звука и, вновь забравшись в лодку, потупил глаза.— Если ты подгребешь поближе, — сказала Ясаман Кама Бегум, — то, я думаю, сможешь подать мне Фу-Фу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12