встроенные душевые кабины габариты
– Откуда ты знаешь?
– Потому что этого не сможет никто из римлян. Там непроходимые леса… где происходят странные вещи, – она внезапно осеклась. – Прежде это была моя страна – я родилась на священной равнине запада… поэтому я знаю.
Вот, значит, откуда она родом! – изумленно подумал Квинт и еще более удивился, когда спокойный голосок продолжал:
– Но мы можем помочь. Пендок и я. Квинт должен одеться, как местный житель. Он темноволос, поэтому мы скажем, что он – из страны силуров за горами Уэльса. Мы будем говорить за него. И мы… – она поколебалась… – проведем его этим путем. Я не причиню вреда своему народу, но это я могу сделать для Рима.
– Ну, а… – пробормотал губернатор, взирая на эту маленькую, но решительную девушку с явным восхищением. Серые, ясные глаза Реганы в упор смотрели на него. – Если бы она не была британкой, я бы… план кажется вполне разумным…
– Да, Светоний, и я так думаю, – серьезно сказал Петиллий. – Наше положение слишком отчаянно, чтобы играть словами. Квинт Туллий, подойди сюда. – Когда тот подчинился, Петиллий тихо спросил: – Ты полностью доверяешь этой девушке?
Квинт ответил, следуя глубинному инстинкту:
– Да, легат. Она говорит немного, но то, что она говорит – правда.
Петиллий кивнул.
– Британцы необычайно обязательны в отношении своих долгов. Они педантично платят как за каждый добрый, так и злой поступок. Ты спас девушку в городе иценов, поэтому она спасла тебя от Боадицеи. Ты защитил ее от Боадицеи, поэтому она проведет тебя в Глочестер. Они все таковы, и если бы… – его лицо потемнело, – этот трижды проклятый дурак-прокуратор не учинил насилия над иценами, мы не были бы сейчас в такой переделке.
– Да, – согласился Квинт, и посмотрел на Регану, продолжавшую беседовать с губернатором.
Петиллий уловил этот взгляд и полушутливо, полусерьезно сказал:
– А теперь скажи – ты не испытываешь никаких неподобающих римскому воину чувств к этой маленькой британской дикарке?
– Если и испытываю, ты можешь быть уверен, что они не взаимны. Ею движет, как ты заметил, исключительно чувство справедливости.
– Квинт, – произнес легат, положив твердую руку на его плечо. – Я не должен напоминать тебе, что успех твоей миссии имеет невероятное значение, что от него может зависеть судьба Рима… и никакие чувства не должны вторгаться…
– Да, легат, – сказал Квинт, мрачно стиснув зубы. – Тебе не нужно мне напоминать.
* * *
Через час трое незаметных британцев покинули форт на низкорослых лохматых местных лошадках. Первым ехал Пендок, его длинные ноги в обтрепанных штанах почти касались земли, жесткую рыжую шевелюру, разбросанную по плечам, трепал морской ветер, сменивший жару, затем Регана в своем лиловом тартане – ее роскошные волосы были спрятаны под грубым льняным шарфом, и последним – Квинт. Если бы ситуация не была столь мрачной, Квинт бы вдоволь посмеялся над собой, да и уловил мгновенную усмешку в глазах легата, когда тот передавал ему свернутый напечатанный пергамент – официальное послание губернатора к Валериану, легату Второго легиона, и повторил последнее указание.
Регана проделала тщательную работу, превращая Квинта из римского офицера в туземца, приказав принести из деревни возле форта кое-какую одежду. Теперь на Квинте были заляпанные грязью штаны, перетянутые в талии и у лодыжек ремешками, и шерстяная туника, столь грязная и заношенная, что цвет невозможно было определить. На этом настояла Регана. Большинство британцев распознавали по тартанам принадлежность к тому или иному племени, и Квинт выдавая себя за силура с дальней окраины Уэльса, не должен вызывать сомнений. Довершила она наряд ветхим плащом из лохматых шкур выдры, сколотым у шеи спиральной железной пряжкой, оружием ему служило грубое копье с кремневым наконечником, изготовленным Пендоком. Регане пришлось поломать голову над тем, как разрешить вопрос с его короткими волосами и гладко выбритым лицом, безошибочно выдававшим римлянина, и она справилась с ним, велев надеть рогатый британский шлем, к которому она прикрепила пряди черных конских волос.
– Сойдет, – критически произнесла она, обозревая свое творение. – У силуров много странных обычаев, которых никто как следует не знает. Но твое лицо! Все британцы носят бороды. – Она нахмурилась, затем вытащила из очага прогоревшую головню. Намазала сажей его подбородок и верхнюю губу. – Уже лучше, хотя бороду тебе все равно придется отпустить. А пока старайся прикрывать лицо плащом.
– Не беспокойся, – сухо сказал Квинт, разглядывая свое отражение в полированном щите. – Ты превосходно поработала. Родная мать не узнала бы меня.
– Твоя мать? – быстро спросила девушка, изменив постоянно выказываемой деловой интонации.
– Да, – ответил Квинт несколько иронически.. – У меня есть мать – в Риме, очень добрая и хорошая. И младшая сестра Ливия.
– Вот как? – сказала Регана с неожиданной мягкостью. – Я не думала о тебе… о твоей жизни до приезда сюда. Моя мать умерла, когда мне было десять, и меня сразу отвезли к Боадицее… Иногда, когда мне было совсем одиноко, я считала королеву Боадицею…
Она не завершила фразу, взгляд ее приобрел прежнюю твердость. Она резко повернулась, чтобы поговорить с Пендоком, пригнавшим пони.
Бедняжка, – думал Квинт, на сей раз понимая причину ее холодности, – ей сейчас тяжело. Но в исполнение обещания, данного Петиллию, и собственной клятве Марсу, он обязан был решительно запретить себе все нежные чувства к Регане. В этой безумной миссии на запад он не должен относиться к ней как к девушке.
Глава пятая
Лагерь под луной. – История священной омелы. – Прибытие в Стоунхендж. – Тайные ритуалы друидов. – Угроза смерти. – Встреча с Конном Лиром, Верховным друидом.
Когда они покинули побережье и владения регниев, углубившись в огромный лес, вскоре Квинт понял, насколько невозможно было бы его предприятие без помощи Реганы и Пендока. Пендок, чья угрюмость почти полностью исчезла сразу по отъезде из римской крепости, был в особенности полезен, и судя по случайному ворчанию, или подергиванию рассеченных губ, заменявшему ему улыбку, даже выказывал удовольствие, возвращаясь на родину, которой не видел с тех пор, как шесть лет назад уехал с Реганой к иценам.
Тропинки через лес казались Квинту совершенно невидимыми, но Пендок знал, как их искать. Указанием служили маленькое пятно синей вайды на нужной стороне дубового ствола или три камешка, сложенных как огромные дольмены, мимо которых они порой проезжали. Дольмены состояли из плоских каменных столешниц, подпираемых стоячими камнями, и Квинт попытался расспросить о них Регану.
– Не знаю, – поколебавшись, ответила она. – Они здесь с очень-очень древних времен, старше, чем память.
– Это камни друидов? – настаивал он. – Как великий круг Стоунхенджа – так ведь вы его называете?
Девушка повернулась в седле и взглянула на него.
– Римляне ничего не понимают в друидах, – тихо сказала она. – Твой губернатор Светоний собирается перебить их всех… – Она, кажется, собиралась добавить что-то еще, но передумала. – Квинт, почему ты спрашиваешь о друидах?
Следуя за Пендоком, они ехали в молчании среди огромных деревьев, и Квинт медлил с ответом. Чувства между ними стали более естественными, менее настороженными, и теперь, когда он уже не выглядел как римский солдат. Регана во многом утратила свою замкнутость. Они, казалось, стали друг другу гораздо ближе и он решил рассказать ей о своих поисках – позже, когда они остановятся поесть и отдохнуть.
Вечером, как только взошла луна, они сделали привал у ручья, под раскидистым ясенем. Пендок разложил костерок, и они раскалили камень для жаровни. В их кожаных мешках имелась мука, и Регана, замешав ее с водой, испекла на камне лепешки. Пендок спустился по ручью набить копьем рыбы. И неожиданно Регана повторила свой вопрос:
– Почему ты спрашивал о друидах?
– Из-за своего прадеда Гая Туллия… – медленно начал Квинт. – Я не знаю достаточно кельтских слов для такой длинной истории, – задумчиво добавил он.
– Да, – она чуть улыбнулась. – Хотя мы оба быстро учимся языку другого. Рассказывай по-латыни, думаю, я пойму.
– Это было в дни Юлия Цезаря… ты знаешь, кто он такой?
Он услышал ее вздох.
– Да. Первый римский полководец, приходивший, чтобы завоевать нас. О, почему мы все не можем жить в мире? Зачем Риму нужен наш остров, когда у него и так есть целый мир?
Квинт смутился. Поначалу он не мог найтись с ответом, так самоочевидно казалось ему, что Рим должен править везде и всюду. Затем он набрал в грудь побольше воздуха и принялся объяснять Регане все блага, которые римская империя приносит завоеванным народам: высокое образование, процветание, что приносит свободная торговля с другими странами, общее улучшение состояния здоровья, проистекающее из римской чистоты и санитарии, правосудие, обеспеченное мудрыми римскими законами и преимущества сильной верховной власти, которая удерживает племена от междоусобных войн.
Она слушала внимательно, хотя и не вполне понимала сложные термины, обозначавшие эти понятия, затем с печальной усмешкой сказала:
– Да – а я-то считала, что войны происходят из-за того, что мужчины всегда хотят сражаться. Правда – наши племена воюют между собой. Вижу, что ты веришь в то, во что тебя учили верить. Это относится ко всем нам… Расскажи мне о своем прадеде, Квинт.
Она обхватила колени руками и, уткнувшись в них подбородком, взглянула в его лицо, освещенное отблеском костра.
Он начал историю, которая всегда так волновала его, и Регана слушала молча, пока он не дошел до места, когда Гай сорвал омелу и растоптал ее. Тут она охнула и воскликнула:
– Не удивительно, что жрецы убили его! Ох, Квинт, Квинт, разве ты не понимаешь… я не знаю ваших римских богов, но они для тебя святы, и если кто-нибудь оскорбит их, растопчет их – разве ты не испугался бы и не захотел отомстить, чтобы умилостивить разгневанного бога?
– Но растение не бог, – возразил Квинт. Регана нахмурилась, стараясь точнее объяснить верование.
– Нет, но омела ниспослана с небес, чтобы покоиться высоко на могучих дубах, из которых построены наши храмы. Ягоды омелы хранят жизненный сок нашего великого бога солнца. Луг его имя, и без него мы все бы умерли.
Сначала Квинт посмеялся было тому, что казалось ему глупостью, однако у римлян тоже был бог солнца – Аполлон, и его задела дрожь почтения в голосе Реганы.
– В этом мы можем не соглашаться, – мягко сказал он. – Но и британцы и римляне верят в необходимость погребальных обрядов. Ты должна понимать, почему моя семья считает, что судьба Гая годами навлекает на нас несчастья, и почему я хочу найти место, где он лежит.
– Да, – после паузы ответила она. – Я понимаю. У нас было бы точно так же. И где бы ни находился тот священный дуб посреди равнины, можешь быть уверен, что останки твоего предка все еще там – друиды их не тронули.
Он с удивлением взглянул на нее.
– Ты, Регана, похоже, довольно много знаешь о друидах. Я хочу сказать – ты говоришь с такой уверенностью… Луна неожиданно поднялась над деревьями и засияла над ними. Она окрасила серебром лицо Реганы, когда та повернулась и ответила не сдержанно как обычно, а взахлеб, смешивая кельтские и латинские слова.
– Я должна открыть тебе нечто: мы с Пендоком ведем тебя этой тропой не только потому, что я… я хочу помочь тебе. Тебе не повредят – я даю в этом слово. И я покажу тебе, как добраться до Глочестера, если ты действительно этого захочешь. Но сначала… – она остановилась и принялась теребить полы своего платья… – сначала ты должен встретиться с моим дедом.
– Твоим дедом? Но, Регана, я считал, что у тебя на всем свете нет никого из родных!
– Никого, кроме деда. Он сейчас в Великом Храме камней. В Стоунхендже.
– Почему? – ошеломленно спросил Квинт. – Ничего не понимаю…
– Потому что мой дед – Верховный друид Британии, – торжественно произнесла она. – Он должен быть в Стоунхендже, потому что в эти дни – праздник Луга.
– Юпитер Максимус… – прошептал Квинт, уставившись на нее. – Ты и вправду на редкость необыкновенная девушка. Как только я начинаю думать, что знаю тебя, как сразу открываю в тебе что-то новое и пугающее.
Регана внезапно улыбнулась, как будто открыв ему свою тайну, освободилась от какой-то тяжести, вскинула голову и взглянула на него – насколько он мог быть уверен в лунном свете – с лукавством.
– Я слышала, – с притворной скромностью заявила она, – что маленькие тайны придают женщине больше привлекательности.
Квинт, совершенно сбитый с толку и растерявшись с мыслями, не мог удержаться от смеха. Эта вспышка женского кокетства потрясла его не меньше, чем ее недавнее признание, и доставило удовольствие. Даже слишком, внезапно осознал он, вспомнив клятву Петиллию и Марсу. Сидеть вот так с девушкой, в лесном уединений, при лунном свете, было опасно. Он обнаружил, что бессознательно придвинулся к ней совсем близко, и с облегчением услышал за спиной треск шагов Пендока. С копья гончара свисали три рыбины, и сняв их, он торжественно положил добычу у ног рядом с Реганой.
Девушка сразу же вновь накинула на себя отчужденность как плащ, и принялась чистить и потрошить рыбу своим маленьким железным ножом, а затем жарить ее.
Они поели в полном молчании. Через некоторое время Квинт, швырнув через плечо рыбьи кости, сказал:
– Регана, почему ты настаиваешь, чтобы я встретился с Верховным друидом? Это задержит меня, и… – он не хотел показывать, будто сомневается в ее словах, что ему не причинят вреда, однако она могла переоценивать свое влияние на деда.
– Потому что он очень мудр и могуществен. И потому что… – она поколебалась, – мы не знаем пути до Глочестера. – Вновь последовала пауза размышления, после чего она медленно произнесла: – Конн Лир должен сказать тебе, как добраться.
– Кто! – воскликнул Квинт, – Конн Лир – так звали жреца, которого мы встретили на дороге в первый день в Британии. Значит, он твой дед? Но Светоний приказал схватить его, он послал одного из своих трибунов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Потому что этого не сможет никто из римлян. Там непроходимые леса… где происходят странные вещи, – она внезапно осеклась. – Прежде это была моя страна – я родилась на священной равнине запада… поэтому я знаю.
Вот, значит, откуда она родом! – изумленно подумал Квинт и еще более удивился, когда спокойный голосок продолжал:
– Но мы можем помочь. Пендок и я. Квинт должен одеться, как местный житель. Он темноволос, поэтому мы скажем, что он – из страны силуров за горами Уэльса. Мы будем говорить за него. И мы… – она поколебалась… – проведем его этим путем. Я не причиню вреда своему народу, но это я могу сделать для Рима.
– Ну, а… – пробормотал губернатор, взирая на эту маленькую, но решительную девушку с явным восхищением. Серые, ясные глаза Реганы в упор смотрели на него. – Если бы она не была британкой, я бы… план кажется вполне разумным…
– Да, Светоний, и я так думаю, – серьезно сказал Петиллий. – Наше положение слишком отчаянно, чтобы играть словами. Квинт Туллий, подойди сюда. – Когда тот подчинился, Петиллий тихо спросил: – Ты полностью доверяешь этой девушке?
Квинт ответил, следуя глубинному инстинкту:
– Да, легат. Она говорит немного, но то, что она говорит – правда.
Петиллий кивнул.
– Британцы необычайно обязательны в отношении своих долгов. Они педантично платят как за каждый добрый, так и злой поступок. Ты спас девушку в городе иценов, поэтому она спасла тебя от Боадицеи. Ты защитил ее от Боадицеи, поэтому она проведет тебя в Глочестер. Они все таковы, и если бы… – его лицо потемнело, – этот трижды проклятый дурак-прокуратор не учинил насилия над иценами, мы не были бы сейчас в такой переделке.
– Да, – согласился Квинт, и посмотрел на Регану, продолжавшую беседовать с губернатором.
Петиллий уловил этот взгляд и полушутливо, полусерьезно сказал:
– А теперь скажи – ты не испытываешь никаких неподобающих римскому воину чувств к этой маленькой британской дикарке?
– Если и испытываю, ты можешь быть уверен, что они не взаимны. Ею движет, как ты заметил, исключительно чувство справедливости.
– Квинт, – произнес легат, положив твердую руку на его плечо. – Я не должен напоминать тебе, что успех твоей миссии имеет невероятное значение, что от него может зависеть судьба Рима… и никакие чувства не должны вторгаться…
– Да, легат, – сказал Квинт, мрачно стиснув зубы. – Тебе не нужно мне напоминать.
* * *
Через час трое незаметных британцев покинули форт на низкорослых лохматых местных лошадках. Первым ехал Пендок, его длинные ноги в обтрепанных штанах почти касались земли, жесткую рыжую шевелюру, разбросанную по плечам, трепал морской ветер, сменивший жару, затем Регана в своем лиловом тартане – ее роскошные волосы были спрятаны под грубым льняным шарфом, и последним – Квинт. Если бы ситуация не была столь мрачной, Квинт бы вдоволь посмеялся над собой, да и уловил мгновенную усмешку в глазах легата, когда тот передавал ему свернутый напечатанный пергамент – официальное послание губернатора к Валериану, легату Второго легиона, и повторил последнее указание.
Регана проделала тщательную работу, превращая Квинта из римского офицера в туземца, приказав принести из деревни возле форта кое-какую одежду. Теперь на Квинте были заляпанные грязью штаны, перетянутые в талии и у лодыжек ремешками, и шерстяная туника, столь грязная и заношенная, что цвет невозможно было определить. На этом настояла Регана. Большинство британцев распознавали по тартанам принадлежность к тому или иному племени, и Квинт выдавая себя за силура с дальней окраины Уэльса, не должен вызывать сомнений. Довершила она наряд ветхим плащом из лохматых шкур выдры, сколотым у шеи спиральной железной пряжкой, оружием ему служило грубое копье с кремневым наконечником, изготовленным Пендоком. Регане пришлось поломать голову над тем, как разрешить вопрос с его короткими волосами и гладко выбритым лицом, безошибочно выдававшим римлянина, и она справилась с ним, велев надеть рогатый британский шлем, к которому она прикрепила пряди черных конских волос.
– Сойдет, – критически произнесла она, обозревая свое творение. – У силуров много странных обычаев, которых никто как следует не знает. Но твое лицо! Все британцы носят бороды. – Она нахмурилась, затем вытащила из очага прогоревшую головню. Намазала сажей его подбородок и верхнюю губу. – Уже лучше, хотя бороду тебе все равно придется отпустить. А пока старайся прикрывать лицо плащом.
– Не беспокойся, – сухо сказал Квинт, разглядывая свое отражение в полированном щите. – Ты превосходно поработала. Родная мать не узнала бы меня.
– Твоя мать? – быстро спросила девушка, изменив постоянно выказываемой деловой интонации.
– Да, – ответил Квинт несколько иронически.. – У меня есть мать – в Риме, очень добрая и хорошая. И младшая сестра Ливия.
– Вот как? – сказала Регана с неожиданной мягкостью. – Я не думала о тебе… о твоей жизни до приезда сюда. Моя мать умерла, когда мне было десять, и меня сразу отвезли к Боадицее… Иногда, когда мне было совсем одиноко, я считала королеву Боадицею…
Она не завершила фразу, взгляд ее приобрел прежнюю твердость. Она резко повернулась, чтобы поговорить с Пендоком, пригнавшим пони.
Бедняжка, – думал Квинт, на сей раз понимая причину ее холодности, – ей сейчас тяжело. Но в исполнение обещания, данного Петиллию, и собственной клятве Марсу, он обязан был решительно запретить себе все нежные чувства к Регане. В этой безумной миссии на запад он не должен относиться к ней как к девушке.
Глава пятая
Лагерь под луной. – История священной омелы. – Прибытие в Стоунхендж. – Тайные ритуалы друидов. – Угроза смерти. – Встреча с Конном Лиром, Верховным друидом.
Когда они покинули побережье и владения регниев, углубившись в огромный лес, вскоре Квинт понял, насколько невозможно было бы его предприятие без помощи Реганы и Пендока. Пендок, чья угрюмость почти полностью исчезла сразу по отъезде из римской крепости, был в особенности полезен, и судя по случайному ворчанию, или подергиванию рассеченных губ, заменявшему ему улыбку, даже выказывал удовольствие, возвращаясь на родину, которой не видел с тех пор, как шесть лет назад уехал с Реганой к иценам.
Тропинки через лес казались Квинту совершенно невидимыми, но Пендок знал, как их искать. Указанием служили маленькое пятно синей вайды на нужной стороне дубового ствола или три камешка, сложенных как огромные дольмены, мимо которых они порой проезжали. Дольмены состояли из плоских каменных столешниц, подпираемых стоячими камнями, и Квинт попытался расспросить о них Регану.
– Не знаю, – поколебавшись, ответила она. – Они здесь с очень-очень древних времен, старше, чем память.
– Это камни друидов? – настаивал он. – Как великий круг Стоунхенджа – так ведь вы его называете?
Девушка повернулась в седле и взглянула на него.
– Римляне ничего не понимают в друидах, – тихо сказала она. – Твой губернатор Светоний собирается перебить их всех… – Она, кажется, собиралась добавить что-то еще, но передумала. – Квинт, почему ты спрашиваешь о друидах?
Следуя за Пендоком, они ехали в молчании среди огромных деревьев, и Квинт медлил с ответом. Чувства между ними стали более естественными, менее настороженными, и теперь, когда он уже не выглядел как римский солдат. Регана во многом утратила свою замкнутость. Они, казалось, стали друг другу гораздо ближе и он решил рассказать ей о своих поисках – позже, когда они остановятся поесть и отдохнуть.
Вечером, как только взошла луна, они сделали привал у ручья, под раскидистым ясенем. Пендок разложил костерок, и они раскалили камень для жаровни. В их кожаных мешках имелась мука, и Регана, замешав ее с водой, испекла на камне лепешки. Пендок спустился по ручью набить копьем рыбы. И неожиданно Регана повторила свой вопрос:
– Почему ты спрашивал о друидах?
– Из-за своего прадеда Гая Туллия… – медленно начал Квинт. – Я не знаю достаточно кельтских слов для такой длинной истории, – задумчиво добавил он.
– Да, – она чуть улыбнулась. – Хотя мы оба быстро учимся языку другого. Рассказывай по-латыни, думаю, я пойму.
– Это было в дни Юлия Цезаря… ты знаешь, кто он такой?
Он услышал ее вздох.
– Да. Первый римский полководец, приходивший, чтобы завоевать нас. О, почему мы все не можем жить в мире? Зачем Риму нужен наш остров, когда у него и так есть целый мир?
Квинт смутился. Поначалу он не мог найтись с ответом, так самоочевидно казалось ему, что Рим должен править везде и всюду. Затем он набрал в грудь побольше воздуха и принялся объяснять Регане все блага, которые римская империя приносит завоеванным народам: высокое образование, процветание, что приносит свободная торговля с другими странами, общее улучшение состояния здоровья, проистекающее из римской чистоты и санитарии, правосудие, обеспеченное мудрыми римскими законами и преимущества сильной верховной власти, которая удерживает племена от междоусобных войн.
Она слушала внимательно, хотя и не вполне понимала сложные термины, обозначавшие эти понятия, затем с печальной усмешкой сказала:
– Да – а я-то считала, что войны происходят из-за того, что мужчины всегда хотят сражаться. Правда – наши племена воюют между собой. Вижу, что ты веришь в то, во что тебя учили верить. Это относится ко всем нам… Расскажи мне о своем прадеде, Квинт.
Она обхватила колени руками и, уткнувшись в них подбородком, взглянула в его лицо, освещенное отблеском костра.
Он начал историю, которая всегда так волновала его, и Регана слушала молча, пока он не дошел до места, когда Гай сорвал омелу и растоптал ее. Тут она охнула и воскликнула:
– Не удивительно, что жрецы убили его! Ох, Квинт, Квинт, разве ты не понимаешь… я не знаю ваших римских богов, но они для тебя святы, и если кто-нибудь оскорбит их, растопчет их – разве ты не испугался бы и не захотел отомстить, чтобы умилостивить разгневанного бога?
– Но растение не бог, – возразил Квинт. Регана нахмурилась, стараясь точнее объяснить верование.
– Нет, но омела ниспослана с небес, чтобы покоиться высоко на могучих дубах, из которых построены наши храмы. Ягоды омелы хранят жизненный сок нашего великого бога солнца. Луг его имя, и без него мы все бы умерли.
Сначала Квинт посмеялся было тому, что казалось ему глупостью, однако у римлян тоже был бог солнца – Аполлон, и его задела дрожь почтения в голосе Реганы.
– В этом мы можем не соглашаться, – мягко сказал он. – Но и британцы и римляне верят в необходимость погребальных обрядов. Ты должна понимать, почему моя семья считает, что судьба Гая годами навлекает на нас несчастья, и почему я хочу найти место, где он лежит.
– Да, – после паузы ответила она. – Я понимаю. У нас было бы точно так же. И где бы ни находился тот священный дуб посреди равнины, можешь быть уверен, что останки твоего предка все еще там – друиды их не тронули.
Он с удивлением взглянул на нее.
– Ты, Регана, похоже, довольно много знаешь о друидах. Я хочу сказать – ты говоришь с такой уверенностью… Луна неожиданно поднялась над деревьями и засияла над ними. Она окрасила серебром лицо Реганы, когда та повернулась и ответила не сдержанно как обычно, а взахлеб, смешивая кельтские и латинские слова.
– Я должна открыть тебе нечто: мы с Пендоком ведем тебя этой тропой не только потому, что я… я хочу помочь тебе. Тебе не повредят – я даю в этом слово. И я покажу тебе, как добраться до Глочестера, если ты действительно этого захочешь. Но сначала… – она остановилась и принялась теребить полы своего платья… – сначала ты должен встретиться с моим дедом.
– Твоим дедом? Но, Регана, я считал, что у тебя на всем свете нет никого из родных!
– Никого, кроме деда. Он сейчас в Великом Храме камней. В Стоунхендже.
– Почему? – ошеломленно спросил Квинт. – Ничего не понимаю…
– Потому что мой дед – Верховный друид Британии, – торжественно произнесла она. – Он должен быть в Стоунхендже, потому что в эти дни – праздник Луга.
– Юпитер Максимус… – прошептал Квинт, уставившись на нее. – Ты и вправду на редкость необыкновенная девушка. Как только я начинаю думать, что знаю тебя, как сразу открываю в тебе что-то новое и пугающее.
Регана внезапно улыбнулась, как будто открыв ему свою тайну, освободилась от какой-то тяжести, вскинула голову и взглянула на него – насколько он мог быть уверен в лунном свете – с лукавством.
– Я слышала, – с притворной скромностью заявила она, – что маленькие тайны придают женщине больше привлекательности.
Квинт, совершенно сбитый с толку и растерявшись с мыслями, не мог удержаться от смеха. Эта вспышка женского кокетства потрясла его не меньше, чем ее недавнее признание, и доставило удовольствие. Даже слишком, внезапно осознал он, вспомнив клятву Петиллию и Марсу. Сидеть вот так с девушкой, в лесном уединений, при лунном свете, было опасно. Он обнаружил, что бессознательно придвинулся к ней совсем близко, и с облегчением услышал за спиной треск шагов Пендока. С копья гончара свисали три рыбины, и сняв их, он торжественно положил добычу у ног рядом с Реганой.
Девушка сразу же вновь накинула на себя отчужденность как плащ, и принялась чистить и потрошить рыбу своим маленьким железным ножом, а затем жарить ее.
Они поели в полном молчании. Через некоторое время Квинт, швырнув через плечо рыбьи кости, сказал:
– Регана, почему ты настаиваешь, чтобы я встретился с Верховным друидом? Это задержит меня, и… – он не хотел показывать, будто сомневается в ее словах, что ему не причинят вреда, однако она могла переоценивать свое влияние на деда.
– Потому что он очень мудр и могуществен. И потому что… – она поколебалась, – мы не знаем пути до Глочестера. – Вновь последовала пауза размышления, после чего она медленно произнесла: – Конн Лир должен сказать тебе, как добраться.
– Кто! – воскликнул Квинт, – Конн Лир – так звали жреца, которого мы встретили на дороге в первый день в Британии. Значит, он твой дед? Но Светоний приказал схватить его, он послал одного из своих трибунов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26