Но этого недостаточно. Зато теперь она стала богатой наследницей.
Хорошенько поразмыслив, Миньон решила пренебречь правилами приличия, требовавшими, чтобы дочь и жена усопшего носили траур не менее года. В конце концов, кому известно, что у Анжелики только что умер отец?
Поэтому Миньон выбрала для дочери наряд, по ее мнению, самый подходящий для молодой невинной девушки. Правда, временами Анжелика казалась гораздо старше своих лет, и матери становилось не по себе, когда она подмечала устремленные на девушку взгляды, полные восхищения и нескрываемого желания. Когда-то и на нее взирали точно так…
Нет, не стоит, чтобы Анжелику посчитали чересчур опытной для своих лет.
Миньон встряхнула отделанное оборками платье из грогрейна цвета слоновой кости, прекрасно оттеняющее фарфорово-прозрачную кожу и волосы цвета червонного золота. Такой поразительный контраст составляют ее пылающие локоны и огромные фиалковые глаза, настойчиво напоминавшие Миньон о Джоне Линдси. Ах, Анжелика так похожа на отца, хотя сама не сознает этого. И подобно Джону никогда не сомневается в собственных способностях и возможностях. Настоящая американка, хотя всю жизнь провела во Франции. Как это могло случиться? Сама Миньон старалась не упоминать об Америке, но Анжелика была с детства очарована этой страной и даже требовала, чтобы ее называли этим ужасным грубым именем Анжи!
Должно быть, всему виной буйная отцовская кровь, которую давно пора укротить. И Миньон сделает это! Не позволит, чтобы Анжелика превратилась в такую же дикарку, как все здешние уроженки! И позаботится о том, чтобы как можно скорее оказаться во Франции.
Глава 4
Отель «Сен-Луис» располагался в самом сердце старого города и был весьма любим креолами за модные балы, которые давались здесь с большой помпой. В ротонде, круглом помещении со сводчатым потолком, в центре отеля часто проходили политические собрания. Бальные залы находились на втором этаже, куда вели два выхода, с Ройял-стрит и Сен-Луис-стрит.
И сегодня собравшимся в ротонде показалось вполне естественным переместиться в бальный зал, где играла музыка и разгуливали прекрасные женщины в элегантных нарядах.
Анжи остановилась на пороге, желая скорее осмотреться, чем произвести фурор своим появлением, однако немедленно привлекла внимание молодых людей.
— Распрями плечи, — прошептала Миньон, наклонившись к дочери. — Будешь горбиться — платье повиснет как на вешалке.
Хотя девушка немедленно повиновалась, в глазах блеснула мимолетная неприязнь к материнским наставлениям. И чтобы избежать дальнейших лекций, Анжи поспешно шагнула вперед. Мимоходом поймав свое отражение в высокой зеркальной двери, она с отчаянием подумала, что выглядит настоящей провинциальной простушкой. Очередная проигранная битва: она так хотела надеть модный туалет прилегающего покроя из переливающейся синей ткани, сшитый самим Бортом, знаменитым парижским портным! Но мать, как всегда, настояла на своем! Не такое впечатление она хотела произвести и сейчас по-прежнему чувствовала себя ребенком, а не взрослой молодой женщиной.
Длинная широкая юбка, отделанная розовыми оборками, едва не волочилась по полу. Верхняя юбка из игольного кружева нежного сиреневого оттенка была задрапирована сзади двумя лентами гро-гро, завязанными бантом. Белая пена жабо сколота аметистовой брошью в тон глазам. Большой камень переливался сотнями искр в огнях хрустальных люстр. На шее поблескивал золотой медальон, а в ушах сверкали золотые серьги с аметистами.
Миньон так и не удалось настоять, чтобы дочь надела перчатки, и обнаженные руки и плечи отливали перламутром. В руке Анжела держала маленький кружевной веер из слоновой кости, привязанный к запястью лентой. Всего лишь мода во Франции и жестокая необходимость в здешней жаре.
Расстроенная очередным спором из-за платья, Анжи, вызывающе глядя на мать, взяла бокал пунша с подноса официанта и медленно потягивала прохладную шипучую жидкость, рассматривая комнату поверх позолоченного краешка.
— Ты считаешь это приличным, малышка? Анжи, равнодушно пожала плечами:
— Всего лишь пунш с шампанским, ничего особенного.
— Да, но если он ударит тебе в голову, можешь натворить глупостей.
— Я вот уже несколько лет как пью шампанское и знаю, когда остановиться.
Она сама понимала, что зря дерзит и капризничает, но так устала от бесконечных замечаний и постоянного осуждения! Почему мать вечно обращается с ней как с младенцем? Кроме того, Анжела чувствовала себя настоящей дурочкой в этих оборках и кружевах! Не то что мать, в ее дорогом модном туалете!
В сорок лет Миньон все еще могла по праву считаться красавицей. Светлые, почти белые волосы, забранные наверх, рассыпались множеством мелких локонов. Черный цвет невероятно шел к ее белой коже. Атласный шлейф грациозно волочился по полу. В ушах, волосах и на груди горели бриллианты. Изящные руки были затянуты в перчатки. На запястье поблескивал алмазный браслет. Само воплощение идеальной, несколько холодноватой прелести: зрелая, утонченная, желанная…
Рядом с ней Анжи казалась себе неуклюжей и плохо одетой.
Она снова глотнула шампанского, и губы Миньон едва заметно сжались. Не слишком сильно, разумеется, иначе появятся лишние морщинки.
— А вот и месье Гравье, так что постарайся вести себя как полагается, Анжелика.
— Он сущая жаба.
— Анжелика!
И хотя, по мнению девушки, это было чистой правдой, она все же воздержалась от дальнейших замечаний. Дородный креол почтительно поклонился, взял руку Миньон и поцеловал тонкие пальчики, бормоча по-французски, как очарован и польщен оказанной ему честью.
— Такая прелестная и грациозная дама… от всей души надеюсь, что вы согласитесь потанцевать со мной. А ваша дочь, — добавил он, глядя на Анжи со странной улыбкой, которую та посчитала чересчур оценивающей и не слишком приятной, — просто неотразима. Верно говорят, что яблочко от яблони недалеко падает. Я стану предметом зависти всех мужчин города! Не каждому доводится принимать столь редкостных красавиц!
— Вы слишком добры, месье Гравье, — ответила Миньон весьма сдержанно, и Анжи подумала, что матери, по-видимому, креол тоже не слишком нравится. — Я весьма польщена тем, что такой человек, как вы, счел возможным прийти нам на помощь в час нужды.
— Ну разумеется, почему бы нет? Мой отец так часто вспоминал о вас, что я покрыл бы себя вечным позором, если бы вздумал бросить бедняжку Миньон Левасер в беде!
Черные глазки плотоядно блеснули, и Анжи с неожиданным отвращением заметила, как самодовольно он погладил густые усы.
— Я уже постарался сделать все возможное, и колеса завертелись. Скоро ваши желания осуществятся. Вы не пожалеете, мадам, что обратились к Раулю Гравье. А теперь — вперед! Музыка заиграла, и самая прекрасная женщина во всей Франции, да и в Луизиане обещала мне танец!
Анжи последовала за парочкой, делая вид, что не замечает протянутой руки креола. Если мать хочет танцевать с ним, дело ее, но она не станет изображать заинтересованность, которую не испытывает. Кроме того, в этом зале полно блестящих джентльменов, темноглазых креолов и стройных американцев. Их так легко различить, ибо всем креолам присуща врожденная надменность, и даже взгляды их высокомерны. Правда, и американцы не менее спесивы и кажутся довольно опасными.
Анжи покачала головой. Кажется, воображение опять завело ее чересчур далеко! Вне всякого сомнения, здесь собрались обыкновенные бизнесмены, банкиры и клерки, возможно, торговцы, а вовсе не те неукротимые, буйные люди, которых мать считала нецивилизованными отбросами общества.
Наверное, она и вправду чрезмерно романтична, как неодобрительно замечала Миньон! Но никто из французских поклонников не привлекал ее внимания. Все казались Анжи скучными и бесцветными. Ее почти постоянно терзало чувство некоей неудовлетворенности, словно впереди, за ближайшим поворотом, ожидало заманчивое приключение.
Ну вот, она очутилась в том месте, о котором часто мечтала, и все мужчины казались смутно знакомыми. На лицах либо безразличие, либо едва сдерживаемое нетерпение. Все это она так часто наблюдала во Франции!
Но все же за окном расцветал май, играла музыка, шампанское казалось восхитительным, и она позволила молодому креолу, с которым познакомилась накануне, увлечь себя в танце.
— Ваша матушка, мадемуазель, разрешила вас пригласить, — сообщил он. — Возможно, вы не запомнили меня?
Анжи кокетливо взмахнула веером.
— Ну конечно, запомнила, месье Делакруа. Вчера вы встречали нас на пристани вместе с месье Гравье.
— Совершенно верно, — подтвердил он и протянул руку, не сводя с девушки бездонных темных глаз. — А вы еще прекраснее, чем в тот момент, когда я впервые увидел вас и подумал, что ни одна женщина не может быть столь совершенной. Вижу, что жестоко ошибся, ибо сегодня вы поистине несравненны.
Вместо ответа Анжи положила ладонь на его широкое плечо. Делакруа, высокий стройный брюнет с небольшими усиками, к его чести, вел себя безупречно и не пытался притянуть ее слишком близко, пока они вальсировали. Хорош собой, хотя, по ее мнению, немного приторный. Все же Анжеле были приятны его комплименты.
— Я счастлив, что вы приехали в Новый Орлеан, мадемуазель, — восхищенно шептал он. — Наш город украсился нежным цветком.
— Как вы любезны, месье, — обронила Анжи, с заученной грацией двигаясь в танце и тайком оглядывая остальные пары.
— О нет, я сама искренность! Никогда еще не встречал таких роскошных волос и столь необычных глаз… сияют, словно драгоценные камни.
— Merci, — пробормотала она нахмурившись, когда он незаметно притянул ее к себе. От него пахло бриолином и чем-то, напоминавшим мускус, и девушка немедленно постаралась отодвинуться на почтительное расстояние, чем вызвала новый поток признаний.
— Ах, ваша красота — совсем как солнце: слепит и обжигает. Посмею ли я открыть, что уже успел потерять голову?
Что, спрашивается, она может ответить на столь цветистую тираду? Анжи всегда становилось неловко, когда ей так откровенно льстили.
Но как выяснилось, ответа от нее и не требовалось. Делакруа принялся распространяться о том важном положении, которое занимает в городе. По его словам, он был одним из самых уважаемых и богатых граждан.
— Я пришел сюда прямо с политического собрания в ротонде, и теперь, когда власть в Новом Орлеане постепенно возвращается к тем, кому принадлежала прежде, до поражения в войне, мы возлагаем на Луизиану большие надежды. Слишком долго здесь правили пришельцы с Севера, хищники и мародеры, захватившие самые плодородные плантации, бессовестные спекулянты, едва не погубившие наш прекрасный город. Но теперь мы получили большинство в сенате штата и вскоре места и в конгрессе.
— Как интересно, — вежливо пролепетала Анжи, чем обрушила на свою голову новый поток откровений, от которых у нее заныли виски.
Но музыка наконец смолкла, и месье Делакруа проводил девушку к длинному, покрытому полотном столу, на котором красовались искусно сделанные из льда скульптуры и хрустальные чаши с пуншем. По скатерти были рассыпаны кремовые душистые цветы магнолии с блестящими листьями, распространявшие сладкий, чем-то напоминавший лимонный аромат. В чашах плавали тонкие ломтики апельсина, и официант налил месье Делакруа и его даме большие бокалы.
— Может, вы не найдете Новый Орлеан слишком красивым и сразу же решите нас покинуть? — улыбнулся креол, протягивая Анжи бокал. — Могу я надеяться, что разрешите приехать к вам с визитом?
Несмотря на его безупречную вежливость, в Анжи все нарастало раздражение. О да, он довольно красив, но чересчур уж назойлив. Наверное, она просто дурочка, но ее не оставляет подозрение, что им движут какие-то скрытые мотивы. Недаром она не терпит слишком вежливых и галантных людей. Стоит лишь вспомнить, как набросился на нее месье Боло, как только тетя Мария отвернулась. Вот когда он показал свою истинную натуру! С тех пор она относилась с подозрением к такого рода поклонникам.
Но пришлось заученно улыбаться, учтиво бормотать что-то в ответ, хотя Анжелика не позволила месье Делакруа увести себя на балкон, выходящий на Ройял-стрит, и, побыв еще несколько минут в его обществе, непреклонно потребовала проводить ее к матери.
Делакруа поклонился Миньон и поцеловал руку. Та, в свою очередь, одарила его ослепительной улыбкой, а оставшись наедине с дочерью, удовлетворенно заметила:
— Месье Делакруа — очаровательный молодой человек, Анжелика, не находишь? И так богат! Мне сказали, что у него блестящие связи в Париже. По всему видно, что он увлечен тобой.
— А еще больше собой, — процедила Анжи и принялась обмахиваться веером, делая вид, что не замечает хмурого лица матери. — Здесь ужасно душно. Пожалуй, выйду-ка на балкон, подышу свежим воздухом.
— Не сейчас, Анжелика. Месье Гравье хочет представить нас губернатору Уормоту, так что мы должны произвести на него неотразимое впечатление. А вот и они. Прямее спину, малышка.
Анжи, смирившись с неизбежным, вздохнула и присела в изящном реверансе.
— Как мило! — с улыбкой заметил губернатор. — Прелестно, поистине прелестно. Ну, Гравье, теперь я вижу, почему вы с такой охотой взялись помогать этим леди. Ничего не скажешь, самые изумительные создания, почтившие своим появлением Новый Орлеан!
Он говорил чересчур громко, ничуть не стесняясь окружающих, и Анжи заметила, как в их сторону начали поворачиваться головы присутствующих. Губернатор показался ей напыщенным, самодовольным человеком, из тех, кто не постесняется набить свои карманы за счет простых сограждан.
Миньон протянула руку, и Уормот почтительно склонился над ней.
— Я сам готов все для вас сделать, миссис Линдси, — с широкой улыбкой пообещал он. — Рассчитывайте на меня без всяких церемоний.
— Воспользуюсь вашим предложением, губернатор, — промурлыкала Миньон, не отнимая пальцев. Анжи показалось, что Уормот задержал ее ладонь дольше, чем позволяли приличия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12