– Увы, даже наше происхождение разделяет нас непримиримо: ведь и саксы и уэльсцы всегда были и будут врагами норманнской крови.
Линет слушала в молчании, которое острее криков и слез вонзалось в сердце Райса, но гордость и природная откровенность не позволяли ему остановиться.
– Хуже того – вечная вражда лежит меж мной и твоим отцом так же, как меж нашими народами. Еще хуже – я навеки связан обязательствами перед своей страной, я должен принести ей мир и процветание. – Словно защищаясь, Райс поднял к небу ладони. – Ты сама видишь, как много преград лежит между нами.
– Значит, ты отдаешь предательницу-дочь на расправу ее отцу? – Доводы Райса были неоспоримы, и потому слова Линет звучали не как вопрос, а, скорее, были простой констатацией факта. Взгляд ее бездумно обратился на очаг, который, казалось, был так же не в силах растопить холод выстывшей залы, как и она – изменить решение принца. Почувствовав, что игра проиграна, Линет решила не унижать себя бесполезными мольбами.
– Нет. – В хриплом голосе Райса прозвучала тщательно скрываемая боль. – Никогда я не заставлю тебя делать то, чего ты не хочешь. – Принц знал, что отдать свою солнечную девочку в когти сакского дядюшки его не заставит никакая на свете сила. Ведь есть и Божий суд… – Аббатство Святой Анны совсем неподалеку отсюда, и оно защитит тебя от любых посягательств.
Тонкие пальцы с такой силой впились в белое платье, что, казалось, материя сейчас порвется, а Линет с расширившимися от ужаса глазами смотрела на своего героя. Аббатство?! Неужели он позволит ей провести всю, еще так толком и не начавшуюся жизнь в молитвах и унылом труде? Впрочем, разве многим будет отличаться такая жизнь от жизни в отцовском замке? Разве и так не работала она на отца, начиная и заканчивая день молитвой в домашней церкви?
Единственное, чем спасалась она от тягот однообразной домашней работы, были безудержные прекрасные грезы, за которые, вероятно, и расплачивается она сейчас так жестоко. Что же, уход к Богу станет искуплением всех ее греховных мечтаний и действий, тем более теперь, когда Райс навеки недосягаем для нее, и уединенная монастырская жизнь гораздо лучше, чем замужество с нелюбимым.
– Я уйду. – В тихих словах прозвучала решимость отчаяния.
Глядя на склоненную голову Линет, которую обвивали две густые медовые косы, Райс неожиданно почувствовал, что девушка сейчас так далека от него, словно уже перешла черту, отделяющую монастырскую жизнь от мирской, – и то, чего он недавно так горячо добивался, вдруг взбесило его. Райс заговорил громко и без всякой логики, стараясь достичь только одного – чтобы эта женщина вновь вернулась к нему с живой душой, которая была ему так нужна.
– Поскольку ты появилась здесь неожиданно, то никто не подумал о том, что тебе нужна будет женщина, которая бы помогла бы скоротать тебе эти ночные часы.
Линет подняла глаза, и мука, застывшая в них, ударила Райса в самое сердце. Что он делает с этой маленькой мужественной девочкой?!
– Юнид занята врачеванием раненых… – Райс упрямо не отводил глаз от наглухо закрытых деревянных ставен, через которые не пробивался ни малейший лучик. День умер, и, опасаясь снова посмотреть на Линет, являвшуюся живым укором ему, Райс решил говорить не оборачиваясь.
– Тем не менее сразу же по возвращении я послал за сестрой.
Линет вспомнила, что действительно сразу после их прибытия Райс говорил о чем-то с одним из воинов, но, поскольку говорили они по-уэльски, понять она ничего не смогла.
– И если ты помнишь, сколько времени требуется на дорогу туда и обратно до Ньювид-Фарм, то поймешь, когда только сможет она приехать.
– До Ньювид-Фарм? – Линет посмотрела на отвернувшегося Райса, удивляясь его тоске и одновременно радуясь преступному счастью Грании и Оувейна. – Это там, куда ты брал меня повидаться с Аланом? Дом Дэвида и его брата? – Своими вопросами Линет все еще пыталась если не растопить сердце Райса, то, по крайней мере, заставить его разговаривать с ней.
– Да. Это домашняя резиденция ее покойного мужа, – угрюмо ответил он, прекрасно понимая, куда клонит девушка. Впрочем, тайна этих двоих была известна им обоим, причем именно благодаря Линет, и принц посчитал даже за благо возможность поговорить о других людях. – Грания отправилась в Ньювид, используя свое право делить хлеб и кров с пасынками. – При этих словах он быстро взглянул на девушку. – Да, это ее неотъемлемое право, хотя… хотя мы с Оувейном считаем такой шаг опасным и неразумным. Мы пытались ее отговорить, но, ты сама знаешь, воля у нее железная.
Линет жалко улыбнулась, услышав в низком бархатном голосе раздражение.
– Но ведь это у вас семейное. – И эта простая фраза внезапно прорвала плотину затянувшегося мучительного молчания. Райс рассмеялся, в глубине души радуясь тому, что жестокий удар судьбы не лишил его девочку ни острого ума, ни чувства юмора.
– Это правда, но то, что хорошо в мужчине, вряд ли приятно в женщине.
– Почему? – Линет наклонила голову набок и затаилась, пытаясь унять очередной приступ упрямства и противоречия, в последние дни посещавший ее чаще, чем за все предыдущие восемнадцать лет. – Неужели нам, бедным женщинам, отказано даже в самоутверждении? – Ее мелодичный голос зазвенел сарказмом и вновь напомнил Райсу о недавнем спасении. – Да ты должен молить Бога за то, что я самостоятельна, что смею иметь свое собственное суждение, что в силах противоречить воле отца, – а не то быть бы мне уже обрученной с постылым, а тебе – лежать бездыханным на вспаханном поле!
Перечисление ею своих заслуг вызвало у Райса новую волну смеха, громовые раскаты которого причудливым эхом наполняли пустую залу. Успокоившись, он поглядел на девушку с ласковым удивлением.
– Ну лежать-то я уж вряд ли бы остался, – отпарировал он, радуясь появившемуся у него с самого начала и оказавшемуся правдой ощущению, что беседы с девушкой всегда будут доставлять ему невыразимое удовольствие. – А если серьезно, то я могу еще тысячу раз повторить свою благодарность за чудесное спасение. Больше того, я действительно счастлив, что, кроме острого ума, ты обладаешь еще и мужеством, чтобы воплощать в жизнь его решения.
Застенчивая счастливая улыбка омыла лицо Линет, а в глазах Райса, смотрящих неотрывно на припухший розовый рот, вновь зажглись золотые искры. Он всеми силами заставлял себя не вспоминать сейчас вкус этих полудетских губ, нежных, как поцелованные солнцем лепестки розы, и пьянящих, как медовое вино. Забыть! Забыть, пока снова эти воспоминания не толкнули его на опасную дорогу желаний! И принц до боли стиснул смуглые кулаки. Казалось, воздух в зале стал темен и душен, и Райс рывком бросился к окну, распахнул ставни и замер, вдыхая прохладный свежий воздух весенней ночи. Где-то далеко на западе собирались черные тучи, предвещая наутро грозу.
Линет продолжала сидеть неподвижно, смущенная дикой гримасой Райса, исказившей его лицо после таких добрых и ласковых слов, обещавших лишь радость долгого разговора. Может быть, это боль от раны? О Господи, столько часов думала она лишь о своих бедах, совершенно забыв, что рана принца, при всей своей незначительности, весьма болезненна и требует лечения гораздо более серьезного, чем простая повязка.
– Где у вас хранятся лечебные травы? – Но ответом ей была лишь чуть дрогнувшая широкая спина, а затем бешеный безумный взгляд.
– Ведь, разумеется, – Линет торопилась загладить свою постыдную невнимательность, – у тебя есть какие-то запасы? – Райс молчал и все так же завороженно смотрел на нее. Тогда девушка решила изменить тактику. – Я понимаю, что ты, конечно, предпочел бы помощь Юнид, но ведь она сейчас занята, а рана требует немедленного вмешательства.
Не говоря ни слова, Райс указал ей куда-то в темноту под лестницей. Отправившись туда, Линет немедленно обнаружила там какой-то ящик и, опустившись на колени, принялась изучать его содержимое. В ящике оказался хороший запас холста для перевязок и горшочек целебной мази, который сразу можно было узнать по острому специфическому запаху. Мазь эта останавливала нагноение и уменьшала боль. Этого для лечения было достаточно, но, раскладывая необходимые для перевязки предметы, Линет с каким-то ужасом ощущала на себе тяжелый упорный взгляд черных глаз, который заставлял дрожать ее руки и мутил рассудок.
– Я так понимаю, что ты решила перевязать мне ногу, но что прикажешь делать мне? Раздеваться перед тобой догола? – Вопрос, несмотря на привычную полуулыбку, был полон неприкрытого цинизма. – Но ведь это смутит тебя – не меня.
Райс говорил почти правду: что стоило ему обнажить перед девицей свое великолепное тело! Единственное, чего он не хотел, – так это смущать маленькую птичку зрелищем своей буйно восставшей плоти, мучившей его уже только при одном воспоминании о нежных и быстрых касаниях тонких пальцев. Кроме того, он боялся, что по этой реакции Линет поймет всю ложь его предыдущих слов о невозможности между ними более близкого общения.
Руки девушки безвольно опустились, и она чуть не выронила драгоценную мазь. Действительно, как она раньше об этом не подумала! Ведь, если Райс и вправду разденется в ее присутствии, она просто потеряет сознание! И тут Линет с благодарностью вспомнила, как из всех занятий, полагающихся леди замка, отец строго-настрого запрещал ей заниматься одним – купанием всех новоприбывших гостей, как женщин, так и мужчин. Словом, до своих восемнадцати лет Линет так и не видела ни одного раздетого мужчины.
Но тут же девушка отругала себя за такие глупые размышления – ведь разве в их прошлые ночи, полные страстной игры, не касалась она его обнаженного тела и не чувствовала его твердость и жар? И теперь Линет испугалась, что просто не сможет выполнить ту перевязку, на которой настаивала; что бы ни говорил ей ее опыт, но рана требует вмешательства, и вмешательства немедленного. Что ж, если уж ради спасения жизни принца она не побоялась увести отцовского дестриера и ускакать на нем в темный ночной лес, то ради его здоровья она пойдет на то, чтобы увидеть его обнаженное тело.
– Я увижу лишь то, что мне нужно для дела, – сухо ответила она и с напускным спокойствием на лице подошла к Райсу, не спускавшему с нее тяжелого взгляда.
Он затаил дыхание. В словах и поведении девушки теперь дышала какая-то мощная внутренняя сила, ничуть не похожая на прежние взрывы гнева или возмущения. Райс тщательно закрыл ставни и, все же не решаясь на окончательный шаг, попробовал предложить Линет компромисс.
– Что ж, если ты так настаиваешь, то я готов тебе подчиниться, но все-таки сперва позволь мне ненадолго отлучиться в мои покои. Там я сменю эти пропыленные одежды на свежую рубашку, которая покроет меня от плеч до бедер и избавит тебя от ненужного смущения. – И, говоря это, Райс сам почти поверил, что такой маневр поможет кораблю его чести и порядочности благополучно миновать штормовое море желания.
Втайне обрадованная, Линет быстро согласилась на такое предложение, будучи совсем не уверена в том, что сможет добросовестно выполнить перевязку, имея перед глазами соблазнительное и властное доказательство его мужественности.
Райс же, не медля дольше, быстро отправился к себе, где, не открывая раны, скинул потный военный костюм и вернулся в зал, одетый в просторную домашнюю рубаху из грубого холста с широким вырезом у горла, ремень туго стягивал сильные узкие бедра. Молча налил он себе высокий кубок с красным вином и жестом предложил Линет сделать то же самое. Но, завороженная его незнакомой красотой, девушка отказалась легким наклоном головы, которую венчали густые косы.
Райс усмехнулся и выпил, в глубине души благодаря Бога за то, что Линет не вздумала предложить перевязать его прямо в его покоях! Юнид непременно заявила бы, что кровать для этого лучшее место, а перенести близость Линет на своей широкой, украшенной тяжелыми коврами кровати Райс смог бы едва ли.
Бледная, девушка наконец подошла к нему, и отблески свечей, стоявших на столе, заплясали на ее волосах. Райс уселся на низкую скамейку, опершись спиной о стол, и снова взял в руки кубок, стараясь унять в себе ту страсть, которая, как он видел, передавалась и девушке. Щеки ее пылали, она сама стыдилась своих желаний, а главное, больше всего боялась того, что Райс никогда не простит ей соблазна, в какой она опять его вовлекала. Она деланно улыбнулась и якобы беспечно пробормотала:
– Если ты немного поднимешь рубашку, чтобы была видна вся рана, то я сделаю все в три минуты. – Все лицо Линет при этом густо заалело.
И этот румянец окончательно вытеснил из головы Райса сомнения в ее неопытности, ибо только святая невинность могла так краснеть при таких ничего не значащих словах. Она даже не рискнула сама обнажить рану, считая такое прикосновение слишком опасным.
– Вот так тебя, надеюсь, устроит? – усмехаясь, спросил Райс, закатывая рубаху до самого верхнего края повязки.
Девушка кивнула и решилась наконец перевести взгляд с прикрытой материей и потому казавшейся менее опасной груди Райса на его обнаженное бедро – и раскраснелась еще ярче, увидев тугие, гладкие мощные мышцы. Сердце ее заколотилось, и в глазах потемнело.
"Слава всем святым, что я хоть сижу!" – горячо вознесла молитву Линет, обрадованная тем, что не упала в очередной раз под ноги своему герою.
– Да-да, хорошо, – девушка перевела дыхание, стараясь ничего перед собой не видеть. – Я… Я перевяжу тебя быстро, чтобы ты не замерз.
Темно-золотые брови иронически взлетели в удивлении. Он замерзнет? Ну уж это – последняя из всех подстерегающих его опасностей.
– Будет больно, но только минутку. – Быстро размотав повязку, девушка кончиками пальцев положила на рану мазь и стала аккуратно втирать ее, стараясь почти не касаться окровавленной плоти.
Однако даже эти осторожные движения зажгли в Райсе пожар, подавить который он смог, лишь призвав на выручку весь свой холодный цинизм и здравый смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40