Вспоминая, как это было чудесно, как она скакала, оседлав его, Марсали продолжала вздрагивать от пронзавших ее токов удовольствия. Чудесная скачка.Потом он ненадолго заснул, а она лежала и смотрела на него, радуясь тому, что он рядом. Пусть бы и спал так всю ночь, а она стерегла бы его сон, но за окном во дворе раздался какой-то шум, и Патрик тотчас открыл глаза, Марсали раздумывала, не уговорить ли его отдохнуть еще, но не успела сказать и слова, как услышала тихий стук в дверь.— Ох! — Она встрепенулась, села, вдруг поняв, что нельзя — нет, решительно невозможно, — чтобы кто-то обнаружил Патрика, совсем раздетого, у нее в постели. — Скорей! — шепнула она, вскакивая и лихорадочно ища, чем бы прикрыть наготу.В изножье она увидела свою ночную рубашку и второпях, путаясь, кое-как набросила на себя, но при взгляде на Патрика ужаснулась еще больше: он как ни в чем не бывало неторопливо встал и без малейшей спешки бродил по комнате, отыскивая свою одежду.В дверь снова постучали, уже громче, и Марсали кинулась открывать, боясь, как бы тому, кто за дверью, не надоело ждать, — а замка на двери не было. Уже держась за ручку, она оглянулась через плечо на Патрика и застонала от отчаяния. Он продел голову в ворот рубахи, но смог попасть в рукав одной лишь правой рукой! Лучше бы оставался как есть.Молясь, чтобы его не заметили в темноте, Марсали приоткрыла дверь и опасливо выглянула в коридор. От облегчения у нее едва не подкосились ноги: у порога стояла Джинни, а позади нее виднелась огромная фигура Хирама.— Маркиз ищет своего сына, — невозмутимо промолвила Джинни.Марсали почувствовала приближение Патрика: босой, он подошел совсем беззвучно и встал у нее за спиной.Он открыл дверь шире, и Марсали заметила, как вытянулось лицо у Джинни при виде его всклокоченных волос и небрежно переброшенного через одно плечо пледа. Плед свисал почти до колен, скрывая все, что следовало скрывать, но никому не пришлось бы долго думать, чем они только что тут занимались.Джинни, казалось, ничуть не удивилась.— Ваш отец ждет вас вечером в большом зале к ужину, — поблескивая глазами, сообщила она Патрику.— Можете передать маркизу, что граф и его супруга охотно принимают приглашение. Нет, погодите. Я сам ему скажу.У Хирама поползла вверх бровь; Джинни тихо ахнула и затаила дыхание.У Марсали у самой сердце билось где-то у самого горла.— Ты уверен? — спросила она Патрика, искоса взглянув ему в глаза.— Да, — ответил он. — Добрая половина замка, наверное, знает, где я сейчас. Пора рассказать отцу и всем прочим, как я живу. Прятаться по углам не в моих правилах. — Марсали все смотрела на него как завороженная. — Ты готова?Она не была готова. Маркиз пугал ее, и боялась она не столько того, что он мог бы сделать с нею, сколько того, что будет с Патриком. Ей не хотелось, чтобы из-за нее Патрика лишили наследства.— Ты действительно хочешь этого? — прошептала она.— Да, — улыбнулся он. — Действительно хочу.— Но…Быстрым поцелуем он заставил ее замолчать и продолжал:— Я хочу защитить тебя на случай, если со мною что-нибудь случится. Уверен, что отец будет защищать мою жену, будь она даже из Ганнов. А вот для моей любовницы, кто бы она ни была, он этого делать не станет.Он говорил так уверенно, что Марсали даже стало интересно: может, он знает что-то, чего не знает она?Но времени на раздумья Патрик ей не оставил.— Я приду за тобою через час, — сказал он. — Джинни поможет тебе одеться. — И, нагнувшись, щекотно поцеловал в нос.— Ты собираешься идти к себе в таком виде? — улыбнулась Марсали, оглядев его с головы до пят.— Нет, — проворчал он. — Помоги мне надеть рубашку и оберни меня этим чертовым пледом.Она послушно принялась помогать, а Джинни тем временем протиснулась мимо нее в комнату и начала прибираться. Хирам стоял на пороге, недовольно поглядывая, как одевают его друга. Он, несомненно, думал, что лучше бы это поручили ему, но Марсали согласиться не могла. Помогать мужу — право и привилегия жены, а она уже ощущала себя женой. Законной женой. И скоро все об этом узнают.И ее отец тоже… Если весь Бринэйр узнает о помолвке, то не пройдет и дня, как новость станет известна в Эберни. При этой мысли Марсали охватил озноб.Пряча тревогу, она застегнула на талии Патрика широкий пояс и улыбнулась ему дрожащими губами.— Все будет хорошо, любимая, — сказал он. Пора бы ей понять, что своих чувств от мужа она скрывать не умеет.— Я люблю тебя, — прошептала она.— Да, знаю, — тихо ответил он. — И рассчитываю на это.А потом ушел.* * *Патрик спускался по лестнице в зал. Хирам шел следом, бормоча что-то себе под нос.— Ну а теперь чем ты недоволен? — бросил через плечо Патрик.— Женщины, — проворчал Хирам. — Лучше держаться от них подальше. Я бы сам помог тебе с пледом.Патрик рассмеялся:— Прости, я предпочел более нежные руки.Хирам опять начал бубнить, но Патрик слышал достаточно, чтобы понять суть.Остановившись, он подождал, пока друг поравняется с ним.— Джинни?— Упрямая бабенка, — буркнул Хирам, топая по ступеням с такой силой, что Патрик порадовался, что они сработаны из прочного камня.— Почему упрямая? — спросил он.— Говорит, что муж ей ни к чему. — Хирам жалобно взглянул на друга. — Скажи, есть такие женщины, которым не нужны мужья?— А у тебя есть кто-нибудь на примете? — осведомился Патрик.Хирам что-то промычал.— Не слышу, — сказал Патрик.— Нет, — в конце концов ответил тот. Он спустился с последней ступени и пошел по коридору, размахивая руками в такт словам.— Просто я подумал, что такая красотка, как она… Ну, что не годится ей быть одной.Патрик нагнал его и пошел рядом.— А ты что, пробовал приударить за ней?Хирам выпрямился во весь свой богатырский рост и свысока возмущенно взглянул на него.— Нет!— Прямо боюсь спрашивать, как же это у вас речь зашла о женитьбе.— Я просто сказал, что ей нужен мужчина, бравый парень вроде меня. — Он растерянно развел руками. — Но я ничего такого в виду не имел.— А она что? — поинтересовался Патрик.— Выгнала меня из кухни метлой, — безнадежно ответил Хирам.Они уже стояли у двери в комнату отца.— Как же тогда получилось, что к Марсали вы пришли вместе?— Я не мог тебя разыскать, а входить одному в комнату к даме, по-моему, неприлично.— И ты попросил Джинни помочь тебе?— Ну да, — расплываясь в широчайшей улыбке, ответил Хирам.Патрик не мог сдержать лукавой усмешки. Пожалуй, его большой и робкий друг был не так уж мало искушен в делах сердечных, как ему до сих пор казалось.— На твоем месте я бы начал с цветов, — посоветовал он.— С цветов?! — в ужасе переспросил Хирам.— Да, с цветов.Но они стояли у отцовской двери, и нужно было входить. У Патрика испортилось настроение.— Тебя подождать? — предложил Хирам.— Нет уж, — тихо фыркнул Патрик. — Не думаю, чтобы он стал в меня стрелять. Пока.Хирам, казалось, был полон сомнений, но тем не менее молча повернулся и пошел обратно. Может быть, рвать цветы. Эта мысль немного развеселила Патрика, и он улыбнулся, подняв руку, чтобы постучать.— Кто бы там ни был, убирайся к черту! — крикнул отец.Будто не услышав этого рева, Патрик расправил плечи, открыл дверь и вошел. Отец, сгорбившись, сидел в кресле у потухшего камина с кубком в руках. На столике рядом стоял кувшин. Вино — об этом неопровержимо свидетельствовали красные, воспаленные глаза отца.— Хирам сказал, что я тебе нужен.— За ужином, сынок. За ужином. Пора уже тебе посидеть со мною рядом на хозяйском месте за высоким столом. Тебя вечно нет дома, — посетовал он, и Патрик, к своему изумлению, услышал, как дрогнул его голос. Он кивнул.— Я уезжаю с утра. В набег.— На Ганнов? — с пьяным оживлением осведомился маркиз.— На границу, — ответил Патрик. Пускай отец верит, во что хочет, — пока так удобнее.— Жаль, я не могу поехать с тобой, — вздохнул Грегор.Патрик заморгал от неожиданности. Почудилось ему или впрямь у отца в глазах блеснули слезы?Грегор махнул ему, отсылая прочь, и попытался встать, но не смог. Вскрикнув от боли, он начал заваливаться на бок; Патрик шагнул к нему, подхватил под локоть здоровой рукой и осторожно усадил в кресло. Узловатые, скрюченные пальцы слабо отталкивали его, прося об одиночестве. Вдруг Патрик понял, что отец действительно сконфужен — в его глазах стояли слезы, и он не хотел показывать этого никому, даже сыну.Пораженный, Патрик все смотрел на отца, вспоминая неукротимо-гордого человека, которого так чтил в юности. Черт возьми, он ведь любил отца, хотя сам никогда не видел с его стороны даже намека на любовь. И, по иронии судьбы, глядя сейчас на тень человека, которого погубила собственная гордость, Патрик сознавал, что никогда не любил отца сильнее, чем в эту минуту.Но надо было заговорить, надо было сказать слова, которые заденут старика еще больнее. Надо обеспечить безопасность Марсали и ее ребенка — если ему суждено появиться на свет. Нельзя сбрасывать со счетов того, что Фостер может еще изловчиться и осуществить свою давнюю угрозу.Отец смотрел на него как-то странно. Ждал. Патрик сделал глубокий вдох и произнес:— Я хотел сказать тебе, что Марсали выйдет к ужину вместе со мною.— Мне нет дела до этой девчонки, — передернул плечами отец.— Отлично. Значит, ты не станешь возражать, если она сядет рядом со мной?Отец отшатнулся, зеленые глаза нехорошо заблестели.— Заложница? Да еще из клана Ганнов? Ей место в конце стола.— Нет, отец, — возразил Патрик, стараясь говорить спокойно. — Она займет место справа от меня. По праву моей жены.Гнев придал отцу сил; он, как пружина, вскочил с кресла, не обращая внимания на замотанную в теплое тряпье правую ногу.— Никогда!Патрик сосчитал до трех, затем сказал:— Поздно; вот уже неделя, как мы обручены.Прежде чем к нему вернулся дар речи, Патрик пустил в ход главный козырь:— К счастью, наследник не заставит долго ждать себя.Так, это сработало мгновенно, как Патрик и рассчитывал. Отец закрыл рот и стоял молча — старый, немощный, мелко трясясь всем телом — от седеющей головы до кончиков изуродованных подагрой пальцев ног. Он молчал целую минуту, затем хитро улыбнулся:— Но обручение происходит при свидетелях.Патрик кивнул:— У нас были свидетели.— Кто? Этот твой приятель? Я не признаю такого обручения.— Признаешь — или никогда больше не увидишь меня.Отец рухнул в кресло, все еще не до конца веря ушам.— Ты мой сын. Ты сделаешь, как я велю.— Двенадцать лет назад ты сам выбрал мне жену, — спокойно отвечал Патрик. — Тогда я согласился — ведь такова была твоя воля. Двенадцать лет я соблюдал договор и тем самым чтил твою волю. Что же ты хочешь — чтобы сейчас я проявил неуважение к тебе, так легко расторгнув его?— Красиво сказано, — процедил Грегор Сазерленд. — Вижу, ты научился играть словами не хуже, чем владеть мечом. Но ты же знаешь, как я отношусь к Ганнам. Я не хочу, чтобы кто-либо из них вошел в мою семью.— Значит, мы уедем отсюда — моя жена и я — еще до конца недели. И ты никогда не увидишь внука и наследника.— Я сделаю наследником Алекса.— Как угодно. — Патрик поклонился и пошел к двери.— Подожди.Патрик обернулся к отцу.Старик долго молчал, а потом наконец выдавил:— Ты знаешь, мы ведь не сможем воевать с Ганнами и Синклерами без тебя.Патрик не ответил.Отец беспомощно шарил рукой в воздухе, будто искал что-то.— Алекс погибнет, если пойдет на них один.— Но ты ведь понимаешь это?Отец насупился:— Я пытался сделать из него человека.Патрик покачал головой:— Ты принес ему много горя, отец. Слишком много. — И опять направился к двери.— Патрик.Он не обернулся.— Патрик… Не надо. Не уходи.Патрик остановился в полушаге от порога. Отец снова поднялся и неуверенно шагнул к нему, но пошатнулся, взмахнул руками — и повалился обратно в кресло.— Проклятая подагра, — пробормотал он.Патрик знал, что отец стыдится своей болезни, считая ее слабостью. Господи, хоть бы ему самому к старости так не поглупеть. Он стоял у кресла, ожидая новых тирад, но их не было. Отец молчал, смотрел на золу в холодном камине, пальцы впились в подлокотники.Наконец он заговорил:— Она напоминает мне… — И осекся.— Маргарет? — подсказал Патрик.— Да. Остерегайся ее, сынок. Женщины все изменницы. — В его голосе уже не было гнева — только пустота и безмерное одиночество.Никогда еще Патрик не видел отца таким беззащитным — и скорее всего больше не увидит. Осторожно подбирая слова, он сказал:— Отец, я не верю, что Маргарет вам изменяла. Полагаю, кому-то выгодно было заставить вас в это поверить.Отец устало посмотрел на него.— Вот уже два года, как она пропала. Если она не изменяла мне, то где она? Я ее не убивал.— Да, знаю, — кивнул Патрик.— И сама она себя не убивала. Да, да, — нетерпеливо махнул он рукой в ответ на изумленный взгляд Патрика, — я сказал, что она бросилась в море, но это не правда. Ты — мой сын, и вот я говорю тебе: знай, Маргарет в душе всегда оставалась ревностной католичкой. Она не могла покончить с собой. — Он помолчал, глядя на золу в камине. — Она была мне женою. И я никогда не выдал бы никому ее веры. Я не предал бы ее. Я думал, она…— Ты думал?.. — подсказал Патрик.Но отец лишь покачал головою.— Нет, неважно, что я думал.— Может, это будет крайне важно, — произнес Патрик, — если я смогу доказать, что Маргарет тебе не изменяла.— Что ты знаешь, парень? — вскинулся отец. — Да сядь же наконец, у меня уже шея занемела смотреть на тебя снизу вверх.Патрик сел на край кресла против отца, подался вперед.— Я верю, — начал он, — что Эдвард Синклер долго вынашивал план, как разделаться с Сазерлендами, и первым его шагом было заставить тебя поверить, будто Маргарет неверна тебе.Отец смотрел на него как на умалишенного, но не перебивал.— Он понимал, что, убрав Маргарет, посеет вражду между тобою и Дональдом Ганном. Очевидно, он ждал, чтобы ты объявил Ганнам войну; тогда граф оказался бы вынужден обратиться к нему за помощью. Так оно и вышло. Я уверен, он рассчитывал выдать себя за благодетеля, когда граф пообещал ему руку старшей дочери в обмен на помощь в войне с нашим кланом — а он согласился. Этот союз давал ему силы осуществить давнюю мечту своих предков: разгромить наш клан. — Подняв бровь, он прибавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47