У Ника судорожно напряглись руки, словно он видел перед собой что-то исключительно нужное – остается только дотянуться и схватить. Шесть долгих, одиноких лет он уклонялся от всего, что походило на постоянные обязательства. Но до Эвы ни одна женщина не пробуждала в нем ощущения этого медленного, глубинного таяния льда.В его объятиях она была и теплом, и жаром – воплощенной женственностью. Свое желание она изъявила без принуждения и страха. Но все же и она отступила. Почему? Может, все-таки чего-то боялась?Сделав несколько шагов, он оказался у двери. Снял цепочку, отодвинул защелку и открыл дверь.Коридор был освещен неярко, так что полоска света под дверью Эвиного номера была ясно видна. Ник удовлетворенно усмехнулся. Так. Значит, она тоже не смогла уснуть! Он шагнул в коридор, но сразу же вспомнил, что на нем только нижнее белье, которое никак не скрывает его возбужденного состояния.Он быстро отступил обратно в комнату. Схватив халат, подумал, не постучаться ли в дверь. Не хотелось делать ничего такого, что она может понять неправильно или, наоборот, слишком правильно. Их вроде бы еще связывают служебные отношения. Он повернулся к телефону и быстро набрал номер.Она сняла трубку после первого звонка.– Алло?– Эва?– Слушаю. Это Ник? – удивленно спросила она.– Да. Я увидел свет у тебя под дверью. Хотел узнать, все ли с тобой в порядке.– Все нормально. Просто не спится. Ник усмехнулся.– Мне тоже. Интересно почему.– Может, от шоколадного мороженого? В нем столько кофеина…– Может быть. – Он секунду помолчал. – Эва, сегодня ты спросила, ради чего я хочу жить. Это чертовски непростой вопрос.– Знаю. – В ее голосе ощущалась легкая смешинка. – Он стоит в одном ряду с другими такими же. Зачем я родился? В чем смысл жизни? И тому подобное.– Вот именно. Но почему тебя интересует мой ответ на него?– Мы ведь друзья, верно?– Верно. И все же? Есть люди, которых я знаю всю жизнь, но мне никогда бы не пришло в голову задать им такой вопрос.Он почти слышал – или, скорее, видел, – как крутятся колесики у нее в голове.– Возможно, я потому спросила, Ник, что мне показалось, будто тебе стоит подумать над ответом в большей степени, чем другим.– Почему тебе так показалось?– Ты один. Абсолютно один. Если бы ты был счастлив в этом состоянии, то мне бы и в голову не пришло спрашивать.– Значит, ты считаешь, что я несчастен?– А разве не так? Ник напрягся.– Почему это может представлять интерес для тебя?– Ты прав. Наверное, это не мое дело.– Нет. Я не то имел в виду. – Помолчав, он продолжал немного севшим голосом: – Между нами что-то есть. Ты это знаешь. Я это знаю. Сейчас половина четвертого, и мы разговариваем по телефону, хотя для обоих не составило бы труда просто пересечь коридор. Тогда никто из нас не был бы одинок.– А ты уверен, что это так? – Ее голос вдруг зазвучал так же недоверчиво, как перед тем у него. – Ты действительно избавился бы от своего одиночества или просто забылся бы на время в моей постели?– Сейчас поздновато для того, чтобы вести метафизические споры, Эва. – Тембр его голоса изменился, стал низким и возбуждающим, словно ласка. – Что, если нам просто попробовать все выяснить на практике?– Я бы хотела, Ник, но…– Боишься не понравиться себе утром, – сухо закончил он.– Ну, я-то себе понравлюсь, – с абсолютной откровенностью сказала она в ответ. – А еще больше мне понравишься ты, причем настолько больше, что это может стать для тебя даже несколько обременительным. Вот что плохо. Ты же не захочешь, чтобы я ударилась в глупые мечты о нашем будущем, потому что не веришь в сказочную концовку: «И они жили долго и счастливо». Ведь правда? А я, боюсь, уже не смогу остановиться.Молчание в трубке затянулось, и Эва затаила дыхание. Никогда раньше она не была так близка к тому, чтобы признаться в чувствах, которые испытывала к нему. Проходила секунда за секундой, и ее вдруг охватило ужасное, тошнотворное ощущение, что она совершила ошибку.– Прости, – чуточку резко сказала она. – Я думала, мы говорим начистоту. Должно быть, виновато позднее время. Боже, уже почти четыре. Надо бы немного поспать. Увидимся утром.Она уже почти положила трубку на рычаг, когда услышала, как он крикнул с каким-то отчаянием:– Эва!Поколебавшись, она снова поднесла трубку к уху:– Да, Ник?– Не отрекайся от меня. – Его голос звучал тревожно, всегда ровная интонация сбилась от неуправляемого страха. – Может быть, я того не стою, но прошу тебя, не отступай. Ты понимаешь?– Понимаю.– Ты важна для меня, Эва. Прости, если я поторопился.Она тихонько засмеялась.– Не так уж поторопился, иначе я не валялась бы тут без сна, не так ли?Она почти почувствовала, как он облегченно улыбнулся, но в голосе все еще слышалось напряжение:– Если бы ты знала, что ты со мной делаешь!– Ну нет, этот номер не пройдет! – сказала она, придав голосу легкий тон. – Мне необходимо по крайней мере три часа нормального сна. Не забудь, что утром ты вверяешь мне свою жизнь.– Я готов по первому твоему слову доверить тебе, Эва, любую часть себя по отдельности и все вместе.– Спокойной ночи, Ник.Кладя трубку, Эва улыбалась улыбкой триумфатора. Сон сразу показался ей вполне осуществимой возможностью. Чем скорее она заснет, тем скорее наступит утро и она снова увидит его.Третья чашка кофе была такой же крепкой и горькой, как и первая. Добавляя в нее однопроцентного молока, Эва сразу заметила серебристые волосы Ника в толпе выходящих из лифта людей.Каждый раз, когда он появлялся в поле зрения, у нее внутри оживало что-то такое, что было глубже влечения. Вот он пересекает холл; на нем брюки из натурального льна и рубашка цвета слоновой кости; неизменные темные очки отгораживают его от внешнего мира. Он кажется воплощением неторопливой изысканности. Однако она знала о Нике то, чего никогда не заподозрил бы сторонний наблюдатель. Он так и не спал всю ночь. Как и вчера, это было видно по тому, как он слегка припадает на правую ногу.Я люблю его. Это естественное и жизненно необходимое чувство ворвалось в нее, да так насовсем и осталось. И с этим ничего нельзя поделать.Прошлым вечером она осмелилась дразнить и тормошить его – чуть-чуть, только чтобы пробиться сквозь наружную оболочку отчужденности, – и получила в награду возможность мельком разглядеть пылкую натуру, которую он прятал под этой оболочкой. Ее губы изогнулись в мечтательной улыбке предвкушения. В одном поцелуе этого мужчины таился такой заряд страсти, какого ей не приходилось ощущать ни у одного из мужчин, которых она знала до Ника. Но не это главное. Их влекло друг к другу нечто большее, чем простая физическая совместимость. И у нее оставался всего один день на то, чтобы доказать ему это.Поверх края чашки она наблюдала, как он осматривает холл, ища ее. Обычно она оставляла ему записку у администратора, в которой сообщала, когда подаст лимузин к подъезду.Сегодня она этого не сделала – решила вывести его из равновесия.Она видела, как он заговорил с портье. Тот в ответ показал ему, где находится кафетерий. Ник сразу увидел ее – она сидела прямо у входа, – и его лицо засветилось радостью.При его приближении Эва встала. Счастливая улыбка на лице Ника потухла – он увидел, что она в своей шоферской форме. Он сорвал с себя очки, и стали видны две глубокие борозды на лбу. Взглядом своих темных, цвета насыщенного кофе, глаз он окинул ее темно-синий, застегнутый на латунные пуговицы блейзер и брюки.– Как это понимать, Эва?Она улыбнулась краешками губ, пропуская его удивленный вопрос мимо ушей.– Кофе, мистер Бауэр? Ник покачал головой.– Я заказал кофе в номер. – Он еще сильнее нахмурился, продолжая разглядывать ее униформу, но больше ничего на эту тему не сказал. – Я звонил тебе в половине седьмого, думал, что ты присоединишься ко мне. – Он укоризненно посмотрел ей в лицо, на котором играла улыбка. – Ты не взяла трубку.– Должно быть, я в это время спустилась к реке, хотела пробежаться. Мне это нужно было, чтобы проснуться окончательно. А потом занималась машиной.Складки у него на лбу немного разгладились, но тон был по-прежнему неодобрительным.– Могла бы по крайней мере оставить мне записку. А то персоналу отеля пришлось больше часа разыскивать тебя.– Прошу прощения, сэр. – Эва опустила глаза и в свою очередь слегка нахмурилась. Значит, несмотря на то, что она вчера целовала его так, словно он владел последним глотком воздуха во вселенной, он все равно считает, что с утра ей следует вернуться в образ наемной служащей, во всем угождающей боссу Бауэру. От разочарования у нее защемило сердце. Раньше он никогда не был ни мелочным, ни высокомерным.Она взяла в руки несколько листов бумаги, лежавших на столе рядом с ее блюдцем, и протянула ему.– Я захватила ваши факсы. В записке миссис Роберте сказано, что в первой половине дня она пришлет и окончательные данные по проекту Янсена. – Эва постаралась, чтобы это прозвучало по-деловому, спокойно и в то же время безлично.Он взял у нее бумаги и сухо сказал:– Спасибо.– За это вы мне и платите, – ответила она довольно резко, что заставило его бросить на нее острый взгляд.– Да, наверное. – У него был какой-то смущенный и одновременно рассерженный вид. – Ты хорошо спала?– Неплохо. Благодарю вас за внимательность, мистер Бауэр.Он пристально смотрел на нее, даже не пытаясь скрыть, что обижен ее возвращением к официальности.– А я плохо, Эва.Несмотря на его суровый вид, Эва подумала, не слишком ли строго она его судит. Возможно, он искренне беспокоился за нее и огорчился, что они не смогли не торопясь позавтракать наедине.Она не поддалась естественному для женщины желанию протянуть руку, сплести свои пальцы с его пальцами и увести его обратно в лифт и к себе в комнату. Конечно, Ник захочет заняться с ней любовью. Он хочет именно этого, и она тоже. Но здравый смысл удерживал ее от такого шага. Ее ставкой в этой игре было нечто большее, чем возможность улечься с ним в постель. Она хотела войти в его жизнь.Он схватил ее за руку, когда она потянулась за счетом.– Что касается вчерашнего вечера…Эва покачала головой и медленно высвободила ладонь.– Не здесь, Ник.Секунду она видела неприкрытую тоску, тлеющую в глубине его темных глаз, потом он снова надел очки.– Как скажешь, Эва. Как ты пожелаешь. Эва ощутила новый прилив решимости. В три часа ночи он просил ее не отступаться от него. Он даже не представляет, с какой целеустремленностью она собирается выполнять данное ему обещание.Через несколько минут они оба зажмурились от слепящего блеска еще одного жаркого утра. Поверхность Потомака отливала металлом. Смог серовато-бурым облаком висел в удушливом летнем воздухе. Вчерашний быстро закончившийся дождь сейчас испарялся, напоминая, что впереди еще один знойный день.– Боже мой! Ничего себе денек! – пробормотал Ник.– Похоже, погода на Восточном побережье взбесилась, – ответила Эва, распахивая перед ним заднюю дверцу. – К полудню цифры на градуснике могут стать трехзначными. Имеется в виду шкала Фаренгейта. – Прим перев.

Неожиданно для нее он отвел ее руку и захлопнул дверцу.– Спасибо, я сяду впереди.В ответ на этот внезапный каприз Эва лукаво усмехнулась.– Возить пассажиров на переднем сиденье – нарушение правил.– Я сам установил эти правила, сам их и нарушу.Эва браво отсалютовала ему:– Так точно, сэр, мистер Бауэр! ГЛАВА ПЯТАЯ – Я не смог… спасти их. – Ник выдавил эти слова, как будто их вырвали у него под пыткой. – Ничем… не смог помочь им. – Он сделал долгий, медленный вдох, который окончился каким-то странным коротким звуком. – Мужчина должен быть способен защитить свою жену и ребенка. Я подвел их.Глаза Эвы были прикованы к дороге. Это неожиданное признание прозвучало для нее как гром с ясного неба. Она даже не могла вспомнить ту незначительную реплику, которая вызвала его.Или, может быть, не было вообще никакой реплики. Они были в пути уже два часа, успев углубиться в коневодческий район Виргинии, страну выбеленных изгородей, безукоризненно чистых конюшен и ухоженных выгулов. Вот в чем дело. Ник упомянул, что его жена любила лошадей. В следующую секунду он уже начал говорить о своем браке и о том, чем все кончилось.Эва постаралась заглушить собственные чувства. Ведь он впервые заговорил с ней об этой катастрофе. Не надо быть гением, чтобы понять, чего стоило такое усилие этому замкнутому человеку и что он сделал это усилие ради нее. Сейчас важно сказать что-нибудь такое, что ободрило бы его.Эва взглянула на Ника. Он сидел выпрямившись и неотрывно глядя перед собой, словно не она, а он вел машину. В профиль его лицо казалось заострившимся. Голос звучал бесстрастно, как бы отрешенно от самих слов. Только едва заметная дрожь в уголке рта говорила о том, каким огромным усилием воли он держит себя в руках. Вот в чем главная причина его одиночества, вот источник, питающий тот ледяной барьер, которым он оградил себя в эмоциональном отношении от всех других людей в своей жизни. Ей никогда не приходило в голову, что он мог винить себя в их гибели. Она понимала, что ей нельзя ограничиться обычными словами утешения, какие, должно быть, он слышал в свое время от тех, кто осмеливался говорить с ним об этом. Ему нужна откровенность, а не банальности.– Ты говоришь, что в случившемся есть твоя вина. Но разве из-за тебя этих гусей засосало в двигатели? – тихо спросила она.Он резко повернулся в ее сторону, его лицо выражало крайнее удивление.– Тебе не приходило в голову, что меня могло заинтересовать, как произошла эта авиакатастрофа? Я пошла в библиотеку и прочитала все, что писали газеты, – призналась Эва. – Вот я и спрашиваю, как ты их подвел? – После каждого вопроса она бросала взгляд на дорогу. – Разве это ты завалил самолет? Ты выбирал, кому жить, а кому умереть? Разве ты струсил и сбежал? В чем ты их подвел?Ник покачал головой, лицо исказилось в гримасе. Видно было, с каким усилием он сохраняет самообладание.– Все не так просто.– Я читала, как ты спас жизнь трем другим пассажирам, хотя у тебя самого была повреждена нога. – Не обескураженная его хмурым видом, Эва продолжала еще уверенней:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14