Противник его наконец-то взошел на мост - Эгерту показалось, что он
сильно запыхался. Теперь незнакомец казался по-настоящему старым - много
старше Эгертового отца, и Солль заколебался было - а честной ли будет
дуэль, но встретившись взглядом с холодными и прозрачными, как лед,
глазами, тотчас же позабыл эту мысль.
- Где же ваш друг? - спросил незнакомец.
Эгерт строго-настрого запретил Карверу сопровождать себя: если
противник пренебрегает правилами и отказывается от секунданта, то с какой
стати он, Солль, должен поступать иначе?
- А вдруг я приберег для вас нечестный прием? - снова спросил седой,
не спуская с Эгерта глаз.
Эгерт усмехнулся. Он мог бы сказать, как мало боится настырных
стариков и их нечестных приемов, как низко ценит пустую болтовню и сколько
видывал на своем веку побежденных противников - но промолчал,
удовольствовавшись только красноречивой усмешкой.
Не произнеся больше ни слова, дуэлянты сошли с дороги; Солль шагал
впереди, беспечно подставив противнику спину - тем самым он желал
пристыдить незнакомца, продемонстрировав ему полное небрежение его
возможным коварством. Миновали ельник и вышли на круглую, как арена,
полянку, утрамбованную сапогами нескольких поколений каварренских
поединщиков.
От реки тянуло сыростью; снимая мундир с накрепко пришитым эполетом,
Эгерт с тоской подумал, что весна в этом году на редкость холодная и
затяжная и что намеченный на послезавтра пикник придется, пожалуй,
отложить до лучших дней. Роса пригибала к земле травы и крупными каплями
скатывалась по стволам - казалось, что деревья кого-то оплакивают;
отличной выделки ботфорты Эгерта тоже покрылись шариками капель.
Противники встали друг против друга; Солль с удивлением понял, что
впервые за всю свою дуэльную практику имеет дело с соперником, о котором
ровным счетом ничего не известно. Впрочем, это ни в коей мере не смутило
Эгерта - все, что нужно, он рассчитывал узнать прямо сейчас.
Оба обнажили шпаги - Эгерт лениво, его противник спокойно и
равнодушно, как все, что он делал. Незнакомец не спешил нападать - просто
стоял и смотрел Эгерту в глаза, и острие его шпаги тоже смотрело Эгерту в
глаза, пристально, серьезно - и уже по тому, как незнакомец стоял в
позиции, Солль понял, что на этот раз ему пригодятся все семнадцать защит.
Желая испытать противника, он предпринял пробную атаку, которая и
была неспешно отбита. Эгерт попробовал еще - так же неспешно незнакомец
отразил довольно хитрый удар, завершающий короткую, только что придуманную
Соллем комбинацию.
- Поздравляю, - пробормотал Эгерт, - для своих лет вы очень
неплохо... - новая его комбинация была коварно задумана и виртуозно
исполнена, однако седой незнакомец так же бесстрастно парировал всю серию.
Эгерт не без удовольствия осознал, что противник достоин внимания и
победа будет нелегкой - но тем более почетной. В глубине души он горько
пожалел, что вокруг нет зрителей и некому оценить его блестящие
импровизации - но в этот момент в атаку пошел незнакомец.
Солль еле успел увернуться; все его семнадцать защит заметались,
беспомощно сменяя друг друга. Удары ложились один на другой - неожиданные,
коварные, безжалостно сильные, и бешено сопротивляющийся Эгерт не раз
видел сталь у самого своего лица.
Потом так же внезапно все кончилось - незнакомец отступил на шаг,
будто желая получше рассмотреть Эгерта с головы до ног.
Солль тяжело дышал; мокрые волосы прилипли к вискам, по спине стекали
струйки пота, а рука, держащая шпагу, гудела, как медный колокол.
- Неплохо, - выдохнул он, глядя в прозрачные глаза, - что ж вы сразу
не признались, что вы - учитель фехтования, вышедший на покой?
С этими словами он ринулся вперед, и, будь у этого поединка
свидетели, они без колебаний подтвердили бы, что таких блистательных
комбинаций рубака-Солль не выдавал еще никогда.
Он скакал, как кузнечик, нападая одновременно справа и слева, сверху
и снизу, продумывая партию на двадцать ходов вперед, он был скор и
безупречен технически, он находился в пике своей формы - и ни разу не
добился успеха, хотя бы крошечного.
Все его удары попадали будто в каменную стену - наверное, нечто
подобное ощущает теленок, впервые сразившийся с дубом. Ни одна из
комбинаций не доведена была до конца - противник, будто зная мысли Солля
наперед, выворачивал его затею наизнанку, переходил в контратаку - и Эгерт
ощущал его клинок то у груди, то у живота, то у лица. Солль узнал,
наконец, свою собственную игру со студентом - кошки-мышки; ясно было, что
Эгерт вот уже добрый десяток раз мог быть убит - но зачем-то оставлен в
живых.
- Интересно, - прохрипел он, отпрыгнув на два шага, - хотелось бы мне
знать, кому вы продали душу... за ЭТО...
- Страшно? - спросил незнакомец. Это были его первые слова с начала
поединка.
Эгерт смотрел на него - невиданной силой наделенного старика,
равнодушного, с изрезанным морщинами лицом, с огромными холодными глазами
без ресниц. Незнакомец даже не запыхался - дыхание его оставалось ровным,
как и голос, как и взгляд:
- Страшно?
- Нет, - отозвался Эгерт презрительно, и светлое небо свидетелем, что
это была чистейшая правда - даже перед лицом неминуемой, казалось, смерти
Эгерт не испытывал перед ней трепета. Незнакомец понял это; губы его
растянулись, как тогда, в трактире:
- Что ж...
Шпаги, зазвенев, скрестились; незнакомец сделал едва уловимое
круговое движение клинком - и Эгерт болезненно вскрикнул, тут же решив,
что ему вывернули кисть. Пальцы его разжались сами, и фамильная шпага,
описав в сером небе дугу, бесславно шлепнулась на груду прошлогодних
листьев и утонула в них.
Прижимая пострадавшую руку к груди, Солль отступил, не сводя с
противника глаз. Ему до смерти обидно было, что этим вот приемом немощный
старец мог обезоружить его на первой же минуте поединка, и что сам
поединок, выходит, был всего лишь фарсом, игрой, поддавками...
Незнакомец смотрел на него и молчал.
- Так и будем стоять? - поинтересовался Солль, оскорбленный, но не
испуганный. - Что дальше?
Незнакомец молчал, и Эгерт понял, что его собственные храбрость и
презрение к смерти - тоже оружие, которым он сможет унизить своего
победителя.
- Ну, убей, - он усмехнулся, - что ты еще можешь со мной сделать? Я
не жалкий студент, чтобы дрожать перед лицом смерти; хочешь увериться в
этом? Ударь!
В лице незнакомца что-то изменилось, он шагнул вперед - и Эгерт с
удивлением понял, что тот действительно хочет ударить.
Убивать безоружного было в глазах Солля величайшей подлостью - он
усмехнулся так презрительно, как только мог. Победитель его поднял клинок
- не отводя взгляда, Солль бестрепетно смотрел на обнаженное лезвие у
самого своего лица:
- Ну?
Незнакомец ударил.
Солль, так и не зажмуривший глаз, видел, как стальное лезвие будто
размазалось в воздухе, подобно блестящему вееру; он ожидал удара и смерти
- но вместо этого ощутил резкую боль в щеке.
Ничего еще не понимая, он поднял руку к лицу - по подбородку катились
теплые капли. Манжеты рубашки тут же запятнались кровью; мимоходом Эгерт
успел порадоваться, что снял мундир и сберег его от порчи.
Он поднял глаза на незнакомца - и увидел его спину. На ходу пряча
шпагу в ножны, тот все так же неторопливо брел прочь.
- Эй, - крикнул Эгерт, дурачась, - вы все сказали, почтенный?
Но седой постоялец "Благородного меча" не оглянулся. Так и ушел, не
обернувшись не разу.
Прижав к щеке платок, подобрав фамильную шпагу и накинув на плечи
мундир, Эгерт от души порадовался, что явился на дуэль без Карвера.
Поражение есть поражение - даже если седой незнакомец был на самом деле
покровителем воинов Харсом... Впрочем, нет. Покровитель воинов ценит
обычаи, он не стал бы заканчивать дуэль таким странным и глупым образом...
Добравшись до берега, Эгерт встал на четвереньки и поглядел в темное,
то и дело подергивающееся рябью зеркало. На щеке у Эгерта Солля,
отраженного в воде, темнела длинная глубокая царапина - от скулы до самого
подбородка. При виде ее отражение скептически поджало губы; несколько
красных теплых капель упали и растворились в холодной воде.

2
Возвращаясь в город, Эгерт очень не хотел встречаться ни с кем из
знакомцев; может быть, именно поэтому на первом же перекрестке ему
случился Карвер - крайне возбужденный:
- Старик вернулся в гостиницу невредимый, как полная луна... Я уж
подумал... А что это у тебя с лицом?
- Киска поцарапала, - процедил Эгерт сквозь зубы.
- А-а... - протянул Карвер сочувственно. - Я уж подумал, не сходить
ли к мосту...
- И присыпать землей мое остывшее тело? - Эгерту расхотелось
сдерживать раздражение; глубокая царапина на щеке перестала кровоточить,
но горела так, будто к лицу приложили раскаленный прут.
- Ну... - протянул Карвер неопределенно и тут же добавил, понизив
голос: - А старик-то уехал, сразу же уехал... У него и конь уже стоял под
седлом...
Эгерт плюнул:
- Мне-то что?! Одним сумасшедшим в городе меньше...
- Я тебе сразу сказал, - Карвер рассудительно покачал головой, -
безумцев, знаешь ли, по глазам видать... У этого глаза совсем
ненормальные, ты заметил?
Видно было, что Карвер очень не прочь порассуждать о безумцах вообще
и о незнакомце в частности. Конечно, ему хотелось быть посвященным в
подробности поединка, и следующей фразой обязательно было бы приглашение в
трактир - но на этот раз Карвера ожидало горькое разочарование. Никоим
образом не утолив его любопытства, Эгерт тут же сухо распрощался.

Герб Соллей на окованных железом воротах был призван вызывать
гордость у друзей и страх у врагов - изображенное на нем воинственное
животное не имело названия, зато снабжено было раздвоенным языком,
стальными челюстями и двумя мечами в когтистых лапах.
С трудом переставляя ноги, Эгерт поднялся на высокий порог; У входа
его встретил слуга, готовый принять из рук молодого господина плащ и шляпу
- но в то несчастливое утро у Эгерта не было ни того, ни другого, поэтому
молодой господин попросту кивнул в ответ на глубокий почтительный поклон.
Комнату Эгерта, как почти все помещения в доме Соллей, украшали
гобелены с изображенными на них породами бойцовых вепрей. На маленькой
книжной полке скучали несколько сентиментальных романов вперемешку с
пособиями по охоте; ни те, ни другие Эгерт никогда не открывал. В
простенке между двумя узкими окнами помещался портрет - мать Эгерта,
молодая и прекрасная, с кудрявым и белокурым мальчуганом, прислонившимся к
ее коленям. Художник, лет пятнадцать назад выполнявший заказ
Солля-старшего, оказался прямо-таки медовым льстецом - мать была красива
чрезмерной, не своей красотой, а мальчик попросту воплощал добродетель.
Слишком голубые глаза, слишком трогательные пухлые щечки, ямочка на
подбородке - сие дивное дитя вот-вот взлетит и растворится в эфире...
Эгерт приблизился к зеркалу, стоящему на столе около кровати. Глаза
его не казались сейчас голубыми - они были серыми, как пасмурное небо;
Солль через силу растянул губы - ямочки как не бывало, зато змеилась через
щеку рана - длинная, жгучая, кровоточащая.
На зов явилась старуха-управительница, давняя поверенная во всех
происходящих в доме делах. Поохала, пожевала губами, принесла баночку с
мазью, заживляющей раны; боль поутихла. С помощью слуги Эгерт стянул
ботфорты, бросил ему мундир и, обессиленный, повалился в кресло. Его
знобило.
Подошло время обеда - Эгерт не спустился в столовую, передав матери,
что пообедал в трактире. Он и правда хотел пойти в трактир, жалея уже, что
не остался выпивать в компании Карвера; он даже встал, собираясь выйти -
но помедлил и снова сел.
Временами у него начинала кружиться голова; тогда белокурый мальчик
на портрете, дивный мальчик с чистыми, не тронутыми шпагой щечками качал
головой и многозначительно улыбался.
Приближался вечер; наступил тот самый сумеречный час, когда день уже
умирает, а ночь еще не родилась. За окном гасло небо; из углов выползли
тени, и комната преобразилась. Разглядывая еще различимые кабаньи морды на
гобеленах, Эгерт ощутил слабое, неясное беспокойство.
Он настороженно прислушивался к этому неудобному, неуютному, тягучему
чувству; это было будто бы ожидание - ожидание чего-то, не имеющего формы
и названия, смутного, но неизбежного. Скалились кабаны и улыбался
белокурый мальчик у колен матери, грузно колыхался край полога над
кроватью; Эгерту стало вдруг холодно в теплом кресле.
Он встал, пытаясь избавиться от нехорошего, неопределенного
беспокойства; хотел позвать кого-нибудь - и одумался. Уселся снова,
мучительно пытаясь определить, что же и откуда ему угрожает; вскочил,
чтобы спуститься в гостиную - и тут, на его счастье, слуга принес
зажженные свечи. На стол был водружен старинный многорукий канделябр,
комната ярко осветилась, сумерки сменились теперь уже вечером - и Солль
сразу же позабыл о странном чувстве, навестившем его на стыке дня и
темноты.
Той ночью он спал без сновидений.

Миновала еще неделя; город благополучно позабыл трагическое событие,
связанное с именем Солля, и только собственная мать Эгерта не стала от
этого ни веселее, ни разговорчивее. На могиле студента подрастала трава,
на берегу Кавы оборудовалась новая арена для кабаньих боев, а капитан
гуардов, он же муж прекрасной Дилии, объявил на построении о
приближающихся учениях, высокопарно именуемых маневрами.
1 2 3 4 5 6 7 8