Бонни испугалась и обмякла. Минельда Снидер показала ей язык и прошипела:
– Сейчас тебе воздастся за грехи твои, крашенная потаскушка!
Угроза вернула ей силы, она брыкалась, барахталась и ругалась, но ослабить железную хватку так и не смогла. Бонни попыталась взглянуть на своего мучителя, но он так прижал ее к себе, что она не могла повернуть голову.
Штурм «Медного Ястреба» продолжался, и Минельда, несмотря на царапины на лице и перепачканную одежду, высоко держала голову. Она глупо улыбалась, и ее глубоко сидящие глаза светились радостью.
– Конечно, Господь покарает тебя за все, что ты сделала, Бонни Мак Катчен.
Одна только Бонни расслышала гневный голос:
– Господь, – произнес Элай Мак Катчен, – подождет своей очереди.
Бонни затрепетала.
– О, нет! – выдохнула она.
– О, да! – возразил ее бывший муж.
Только теперь прибыл Форбс с охранниками и начальником полиции. Мужчины начали разгонять женщин, швыряющихся грязью и таскающих друг друга за волосы. Но Бонни уже не думала ни о чем, кроме этого могучего тела, к которому была прижата с такой силой.
– Отпусти меня, – с трудом проговорила она, пытаясь овладеть собой, – сейчас же!
Ее требование не было выполнено, но рука, сжимавшая ее, ослабла настолько, что Бонни смогла повернуть голову и взглянуть в лицо Элая. Для этого ей понадобилось собрать все свое мужество.
– Черт меня подери, если в моих руках не сам мэр Нортриджа, – процедил сквозь зубы Элай, словно не замечая, что половина населения города столпилась на этой жалкой, загаженной навозом улице. – Кто бы мог подумать, что на столь почетный пост назначат шлюху!
Страх Бонни перешел в ярость, отравлявшую ее, как змеиный яд. Она попыталась высвободить руки, но они оказались плотно прижатыми к ее бокам.
– Я не шлюха! – крикнула она.
– В таком случае я не пресвитерианка, – съязвила Минельда Снидер.
Бонни извивалась, хрипя, как загнанный зверь, и мечтая о мести, но освободиться не могла.
И вдруг она увидела избавителя: добрые глаза, большие очки, темные бакенбарды и потрепанный саквояж в руках. Бонни узнала Сэта Кэллахана.
– Отпусти миссис Мак Катчен, Элай, – рассудительно сказал он, – не надо сцен.
Рука Элая рефлекторно сжалась, затем ослабла. Внезапно освободившись, Бонни потеряла равновесие и упала на колени.
Взбешенная, испуганная и уничтоженная, она набрала пригоршни грязи и, поднявшись на ноги, запустила ею в Элая. Воспользовавшись минутой замешательства, она подхватила разорванные юбки и пустилась бежать.
Элай легко догнал ее и, схватив под мышку, как куль с мукой, прижал к бедру и потащил к «Медному Ястребу».
– Отпусти меня! – взмолилась Бонни, опасаясь за свою жизнь.
Элай ввалился в вестибюль и направился к лестнице, ни сопротивление, ни мольбы Бонни не остановили его. Он стал подниматься по лестнице, Сэт, едва поспевавший за ним, присоединился к просьбам Бонни. Белые и розовые квадраты ковровой дорожки, покрывавшей лестницу, мелькали в глазах Бонни, как картинки в проекторе.
– Элай, – взмолилась она, когда они оказались наверху, – прошу тебя, поставь меня на ноги!
Через несколько секунд Элай был возле кабинета Форбса. Вместо ответа Бонни услышала шум отворяемой двери.
Бонни закрыла глаза: это были личные апартаменты Даррента, и она не знала, что предстанет перед ними.
– Элай! – воскликнул Кэллахан с горячностью. – Пожалуйста, выслушай меня!
– Позже, – отрезал Элай, хлопнув дверью перед лицом Кэллахана. Затем щелкнул замок.
Бонни открыла глаза. Еще по дороге сюда она почувствовала боль в животе.
Чуть помедлив, Элай ввалился в роскошную ванную комнату. Перехватив Бонни поперек тела, он нагнулся над ванной, заткнул сливное отверстие и, не выпуская Бонни, открыл кран с горячей водой.
Бонни охватил ужас: он хочет сварить ее заживо!
Она стала бороться со своим мучителем, сердце так отчаянно билось, что она не могла даже кричать. Кто-то ломился в дверь так, что она трещала.
– Элай! – послышался голос Кэллахана, и дверная ручка задребезжала. – Черт возьми, открой дверь, или я позову шерифа! Я не шучу!
– Я тоже, – отозвался Элай, удерживая Бонни. Он добавил в ванну холодную воду. – Ступай и приведи начальника полиции – здесь нет шерифа. Скажи, что я купаю жену: ей это очень нужно, – Он замолчал, затем мрачно засмеялся.
– Готов поспорить, я знаю, чью сторону он примет, Сэт!
– Я тебе не жена, – храбро заявила Бонни. – Прошу последний раз, Элай, дай мне уйти!
– Что ты говоришь, дорогая? – спросил он и, пощупав воду, опустил Бонни в ванну прямо в одежде.
Вода покрыла ей лицо, попала в ноздри. Бонни фыркала и отплевывалась, разъяренная, как тигрица. Ее брани позавидовала бы любая обитательница Лоскутного городка, но дамы из «Общества Самоусовершенствования» несомненно упали бы в обморок.
Элай вздохнул, когда, наконец, высадили дверь. Он отступил от края ванны и скрестил руки на груди. Его прекрасный костюм, к радости Бонни, был перепачкан, глаза смотрели насмешливо, хотя он едва сдерживал ярость.
– Ты уже приняла ванну, дорогая? – мягко спросил он, когда Форбс, Кэллахан и начальник полиции, толкаясь, протиснулись в ванную, где и застыли с открытыми ртами, словно комедийные персонажи.
К Бонни тем временем полностью вернулось самообладание. Она, как ракета в День Независимости, выскочила из ванны, с ее волос и одежды струилась вода, все лицо было запачкано размазанной косметикой. Неважно, как она выглядит: в этот момент Бонни желала одного – разорвать Элая собственными руками.
Она направилась к нему и произнесла низким зловещим голосом:
– Ты самовлюбленный, гнусный… вор. Ты украл магазин…
Элай стоял спокойно, не выказывая даже смущения, но на его красивых губах появилась такая злобная ухмылка, что мужчины, опустив глаза, попятились к двери.
Быстро оглядевшись, Бонни схватила половую щетку. Это оружие так и замелькало у нее в руках. Размахнувшись, она ударила Элая в грудь – брызги полетели во все стороны, но это не волновало вымокшую насквозь Бонни. Однако Элай стиснул зубы, и в его глазах снова вспыхнула ярость. Одним движением руки он вырвал у Бонни щетку и отшвырнул ее с такой силой, что она разлетелась, ударившись о стену.
Наступила зловещая тишина. Бонни и Элай стояли, глядя друг на друга и не желая отступить ни на дюйм.
Форбс, видимо, самый смелый из мужчин, осторожно приблизился к мощному Элаю. Он улыбнулся Бонни одними глазами, потом посмотрел на ее противника.
– Мистер Мак Катчен, я хотел бы уладить это э… э… дело.
– Вы уже и так много сделали, – ответил Элай, не отводя глаз от Бонни. – Не обманывайте себя, Даррент. Я этого никогда не забуду.
Форбс вздрогнул, однако он редко терял самообладание, и скоро к нему вернулся обычный апломб.
– Вы, кажется, неправильно оцениваете ситуацию, Элай… мистер Мак Катчен. Бонни… миссис Мак Катчен – танцовщица, а не э… э…
– Шлюха? – закончил за него Элай с оскорбительной ясностью.
Лишившись половой щетки, Бонни пнула бывшего мужа в голень. Он взвыл от боли. В эту минуту Бонни прошмыгнула мимо Элая и Форбса и выскочила из кабинета.
Она влетела в зал, насквозь мокрая, в хлюпающих туфлях, и спустилась по задней лестнице на кухню. Здесь Бонни остановилась, чтобы перевести дыхание и подумать. Поварихи, официантки и прислуга изумленно смотрели на нее.
Появиться на улице в таком виде она не могла, но пребывание в «Медном Ястребе» грозило ей смертельной опасностью. Возможность встретиться с Элаем, пока он не опомнится, ужасала ее.
Бонни стояла возле кухонного стола, дрожа от холода, страха и злости, и пыталась все обдумать.
Если ей удастся добраться до издательства и Вебба Хатчинсона, она сможет считать себя в безопасности.
– Если Форбс или кто-то другой придет сюда, – пролепетала Бонни сквозь клацающие зубы, – вы меня не видели. Понимаете? Вы меня не видели!
Встревоженная шумом наверху, Бонни выскочила через заднюю дверь и обогнула здание. Минельда и ее «батальон» удалились, на улицах было обычное для этого времени дня оживление. Бонни собралась с духом и, крадучись, поспешила вниз по улице к издательству Вебба.
– Надеюсь, ты понимаешь, – холодно заметил Сэт Кэллахан, – что выставил себя полным дураком?
– Я выпью за это, – вставила Джиноа, поднимая бокал и глядя на Элая раскосыми глазами.
Элай окинул взглядом такую знакомую гостиную. Сейчас она казалась загроможденной дрезденскими безделушками, чехлами, портьерами, восковыми фруктами на подносах и занавесками с кисточками. Ему захотелось широко развести руками и освободить немного места.
– Почему ты не сказала мне, что Бонни была… танцует в «Медном Ястребе»?
Явно наслаждаясь ситуацией, Джиноа смаковала вино.
– Ты не спрашивал.
Элай стиснул бокал с бренди, чуть не раздавив его.
– Ты моя сестра, и это твой долг…
Джиноа вскочила, вспыхнув от возмущения.
– Как ты смеешь говорить со мной о долге, Элай Мак Катчен! Ты пережил трагедию, потеряв Кайли, но все, что ты делал после этого, вряд ли заслуживает восхищения, не так ли? Ты оттолкнул Бонни вместо того, чтобы поддержать ее, и зачем-то отправился на эту глупую войну, где тебе нечего было делать! Но мало того, ты стал путешествовать по Европе, пренебрегая своим долгом перед Бонни и перед компанией своего деда!
– Вот, вот, – поддакнул Сэт, почти осушив свой бокал и почувствовав прилив смелости. Его глаза блестели от восхищения, когда он наблюдал за Джиноа.
Элай был захвачен врасплох: многое из того, что сказала сестра, было правдой, хотя он и не желал признаться в этом. Пока он обдумывал ответ, в гостиной послышался нетерпеливый плач ребенка. Возле вышитых бисером и украшенных кисточками портьер стояла прелестная няня, плачущий ребенок цеплялся за ее юбку. Няня обратилась к Джиноа:
– Извините, мисс, но маленькая Розмари немного возбуждена, думаю, следует уложить ее спать пораньше, хотя…
Элай, поставив бокал, встретил взгляд золотисто-карих глаз девочки, которая внезапно перестала плакать. Ее волосы были такого же цвета, как у него и Джиноа. В душе Элая вдруг что-то перевернулось.
– Боже! Ребенок Бонни!
Краем глаза Элай заметил, как кивнула сестра:
– Да.
– Я забыл… – его голос замер. Это была ложь, он никогда не забывал об этом, ни на миг. Его терзало сомнение, его ли это ребенок, и он даже не смел надеяться…
– Поразительное сходство, – заметил Сэт, – просто невероятное, не так ли, мисс Мак Катчен?
– Да, редкое, – согласилась Джиноа и обратилась к няне:
– Можешь уложить ее сейчас, Кэтти, но смотри, чтобы миссис Мак Катчен не узнала об этом. Ты знаешь, как она относится к распорядку…
Кэтти, хорошенькая темноволосая девушка, приняла строгий вид, совершенно не вязавшийся с нею, кивнула и улыбнулась.
Оба, Элай и ребенок, запротестовали одновременно: девочка заплакала, а Элай воскликнул:
– Подождите!
Джиноа коснулась его руки.
– Потом, Элай, – мягко сказала она, – вы с Роз еще успеете познакомиться.
Охваченный противоречивыми чувствами – радостью и горечью, – Элай все же повиновался и, опустившись на стул, автоматически взял пустой бокал. Сэт, добродушно взглянув на друга, наполнил его бокал вином.
* * *
Вебба в издательстве не было, а Бонни не могла его ждать. Поймав, наконец, мальчишку с выпученными глазами, она отправила его в «Медный Ястреб» с запиской к Форбсу.
Вместо того чтобы прислать ответ, Форбс явился сам, его карие глаза светились насмешливым сочувствием, когда он разглядывал мокрую и потрепанную одежду Бонни, ее распухшее лицо и спутанные волосы.
– О, Ангел, похоже, ты попала в беду, не так ли?
Бонни вздохнула, озябшая, жалкая, глубоко пристыженная. Мнение Форбса для нее, конечно, не имеет ровно никакого значения, но если не обманывать себя, мнение Элая – совсем другое дело.
– Думаю, что я прогорела, – сказала она.
Форбс молча вытащил сигарету из внутреннего кармана пиджака и, прислонившись к косяку двери, закурил.
– Элай Мак Катчен – единственный человек, с которым я не могу связываться, – проговорил он с несвойственной ему прямотой. – Но никто в «Медном Ястребе» не управится с делами лучше, чем ты. Ведь вы развелись с ним, не так ли?
Бонни оформила развод импульсивно, рассердившись, что Элай ушел на войну, отнял у нее магазин и довел его до плачевного состояния. Она вновь пожалела об этом и, как всегда, подумала, что поспешила.
– Элай Мак Катчен не имеет права распоряжаться мною, Форбс, – заявила она, вскинув испачканный подбородок. – Впрочем, как и любой другой.
– Зато у него есть кое-какие права на меня, Ангел, – ответил Форбс с отсутствующим видом.
– Ему не нравится, как ты управляешь заводом, – заметила Бонни. – Но поскольку мы оба в беде, нам следует поддерживать друг друга.
Форбс засмеялся. Боец по натуре, он только приветствовал бы этот скандал, не будь в нем замешана Бонни.
– Значит, ты признаешь, что попала в беду, да?
Бонни понурилась и кивнула. Она подумала о дочери, о магазине, о положении, которое занимала в Нортридже (как-никак мэр!) и почувствовала прилив решимости.
– Я не дам Элаю запугать себя, Форбс. У меня есть причины бороться с ним, и я буду бороться, клянусь Богом!
Форбс в сомнении покачал головой.
– Ты разве забыла, кто такой Элай, Бонни? Мы имеем дело не с жалким кочегаром или лесорубом, знай же, твой бывший муж – человек, подобный Вандербильду, Рокфеллеру и Астору.
– Я с ними встречалась, – фыркнула Бонни, забыв в этот момент, как не вяжутся эти слова с ее нынешним жалким видом. – Они люди как люди.
Злобно ухмыльнувшись, Форбс обнажил свои красивые зубы.
– Ну, Ангел, если ты вступаешь в игру, то и я тоже. Мы выступаем против льва, вот так-то!
Несмотря на серьезность ситуации, Бонни рассмеялась. Гордо, как королева, она прошла мимо Форбса и направилась вниз по улице к «Медному Ястребу».
– Почему ты никогда не говорил, что у тебя такая роскошная ванная? – спросила она. – Честное слово, просто грех не сказать об этом, Форбс Даррент!
Форбс казался безмерно счастливым, когда, догнав ее, пошел рядом с ней.
– Это мой единственный грех, душа моя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34