— Теперь попробуйте, — предложил Филипп. Она послушно бросила камешек; ей удалось задеть его камешек, но удар был недостаточно сильным, и тот не вылетел из круга.
— Моя очередь. — Филипп пристроил свой камешек на ладони и метнул его. И не только попал в камешек в круге, но выбил еще один. — У меня есть еще один ход, потому что я…
— Что здесь происходит? — В раскрытых дверях раздался разъяренный голос Эстеллы. — Чедвик, вы что же, играете в камешки с моей внучкой?
— Нет! — бросил в ответ Филипп, смутившись оттого, что его застали стоящим на коленях и играющим в детскую игру; кроме того, мелодраматический тон Эстеллы подействовал на него самым раздражающим образом. — Я играю в камешки со своей дочерью и женой.
Маргарет опустила голову, чтобы Филипп не заметил, как ее обрадовало то, что он назвал Аннабел своей дочерью. Она не сомневалась, что слова эти — всего лишь неосознанная реакция на неудачную фразу Эстеллы, но все-таки это начало. Если только ей удастся сделать так, чтобы он думал об Аннабел как о своем ребенке, рано или поздно он примет девочку в свое сердце.
— Игра в камешки — неподходящее занятие для молодой леди, — не унималась Эстелла.
— В таком случае я отправляюсь в парламент, с чего я и должен начинать свой день.
И, поднявшись с ковра, Филипп вышел.
Маргарет с сожалением смотрела, как он уходит, так и не поняв, для чего же тогда он начал свой день, явившись к ней,
— Ну и ну! Какие грубые манеры! — Эстелла сердито смотрела ему вслед.
— У-у, бабушка! Вы все испортили! Я бы сейчас выиграла! И, собрав камешки в сумку, Аннабел выскочила из комнаты.
— Попрактикуйтесь как следует, а потом мы еще попробуем! — крикнула ей вслед Маргарет.
— Знаете, Маргарет, вы меня разочаровываете, — заявила Эстелла. — А еще воспитывались в монастыре. Что бы подумали добрые сестры, узнав, что вы сбиваете ребенка с пути истинного?
Маргарет заморгала. С пути истинного? Детской игрой? Ничего дурного в камешках она не видела. Разве что в этой игре заключено еще что-то такое, о чем Филипп не рассказал. Хотя…
Дыхание ее участилось от внезапного толчка, когда она вспомнила восхитительное, захватывающее дух ощущение, пробежавшее по ее телу, когда Филипп склонился, чтобы помочь ей. Может быть, Эстелла права? Может быть, в камешки лучше играть взрослым? Как-нибудь вечерком она непременно предложит Филиппу поиграть. Она заманит его в свою комнату, а потом…
— Маргарет, вы меня слышите?
— Да, и ваши слова так подействовали на меня, что я собираюсь сходить в церковь и помолиться. Эстелла широко раскрыла рот.
— Что?!
— Я собираюсь сходить в церковь и попросить прощения за свои грехи, — повторила Маргарет, с трудом удерживаясь от смеха при виде ошарашенного лица Эстеллы.
— Но…
— Мне нужно поторопиться. Нельзя терять ни минуты. Маргарет вынула из гардероба свою ротонду, наугад схватила какую-то шляпку и вышла, прежде чем Эстелла успела сообразить, как остановить ее. Или, что еще хуже, предложить пойти вместе. В присутствии Эстеллы она, уж конечно, не сможет высказать преподобному Янгеру то, что ей хочется.
Церковь Святой Агнессы оказалась маленьким зданием, выстроенным из известняка и втиснутым между двумя гораздо большими домами. Площадь, на которую она выходила, имела какой-то жалкий вид, словно для нее наступили тяжелые времена.
Войдя в массивные дубовые двери, Маргарет остановилась, чтобы глаза привыкли к полутьме, царящей в храме.
— Не могу ли я помочь вам? — спросил тонкий голос справа, и Маргарет от удивления вздрогнула. — Прошу прощения, если испугал вас, сударыня, но вид у вас немного… растерянный.
Маргарет повернулась к худощавому пожилому человеку на котором был надет воротник церковнослужителя. Кустистая кайма седых волос обрамляла его голову от уха до уха, глаза у него были голубые и добрые.
Маргарет инстинктивно почувствовала, что этот человек никогда не стал бы сознательно присутствовать при церемонии, обрекающей на гибель наивную молодую женщину.
— Я — преподобный мистер Хейвергел. Чем могу служить вам, мисс… — Он взглянул на ее руки, заметил обручальное кольцо, бугорком выступающее под перчаткой, и поправился: — миссис?..
— Марч. — Маргарет назвала заранее придуманное имя. Ей не хотелось говорить ничего такого, что выдавало бы ее отношения с Филиппом. Хотя, судя по виду мистера Хейверге-ла, он не очень-то осведомлен о жизни светского общества. — Последние пятнадцать лет я прожила на континенте и, возвращаясь в Лондон, обещала своей матушке побывать в той церкви, где она венчалась. Дело в том, что матушка все еще живет на континенте, а моего отца уже нет в живых, — солгала Маргарет.
Мистер Хейвергел пробормотал что-то соболезнующее.
— Матушка попросила меня сходить в церковь и взять копию ее брачного свидетельства, потому что во время всех этих беспокойных событий в Европе она потеряла свое свидетельство. Для нее было очень важно, чтобы я поговорила со священником, который венчал ее, и чтобы он сделал копию. — И Маргарет с надеждой улыбнулась мистеру Хейвергелу.
— Ну что же, миссис Марч, мы должны сделать все возможное для вашей бедной матушки, но, боюсь, это будет нелегко.
— Почему же? — спросила Маргарет, прекрасно понимая, что он никогда не найдет записи о венчании ее родителей; но ее заинтересовало, откуда он знает, что здесь будут трудности.
— Когда ваша матушка венчалась унас ?
— Двадцатого августа 1785 года.
— Боже мой! Этого-то я и опасался… Судя по вашему возрасту, понимаете, — добавил он, бросив на нее смущенный взгляд. — В то время пастором здесь был мистер Янгер, да упокоит Господь его душу. — Он покачал головой, словно пытаясь отогнать горькие воспоминания. — Удивительный служитель Божий, он был для всех нас вдохновителем, но, увы, его уже нет в живых.
Маргарет была разочарована. Конечно, такая возможность существовала. Тридцать лет — долгий срок. Плечи ее поникли.
— Ну, ну, — пробормотал мистер Хейвергел, заметив ее расстроенное лицо, — хотя вам и не удастся побеседовать с ним, мы все же можем сделать для вашей матушки копию с церковной записи. Не поможете ли вы мне поискать?
— В церковных книгах? — спросила Маргарет, предчувствуя, что все утро будет потеряно на поиски того, чего не существует.
— Нет, к несчастью. Видите ли, в 1796 году в церкви случился пожар. И все записи сгорели.
— В 1796 году? — повторила Маргарет.
— Да, двадцать девятого июня, если быть точным. День Святого Петра и Святого Павла. Никогда не забуду этот день. Я был помощником мистера Янгера. Мы с ним находились в доме священника и обсуждали воскресную проповедь, когда вбежал служитель с криками о пожаре. Мистер Янгер послал меня за пожарной командой, а сам направился в церковь, поскольку служитель сказал, что видел входившего туда человека как раз перед тем, как начался пожар, и мы побоялись, что человек этот окажется в ловушке. Когда я вернулся с пожарной командой, — продолжал мистер Хейвергел, — мистер Янгер был мертв. Горящая балка упала на него и убила. А следов того человека, которого видел служитель, мы так и не нашли. — Мистер Хейвергел снял очки и вытер их о свою куртку, словно ему было слишком Тяжело вспоминать об этом. — Смерть — это такая потеря.
— Да, — сурово отозвалась Маргарет, вспомнив свою мать.
— Так что, как вы понимаете, здесь записей нет. Вам придется побывать в Кентербери.
— В Кентербери?
— Да. Каждый год приходской священник обязан копировать все записи о рождениях, смертях, бракосочетаниях и крестинах и отсылать их на хранение в кафедральный собор в Кентербери.
— Понятно, — пробормотала Маргарет. Из головы у нее все не шла дата пожара. Церковные книги были сожжены ровно через три дня после того, как отец бросил их с матерью.
— Разве только… — Внезапно взгляд мистера Хейвергела просветлел, как будто он что-то вспомнил. — Может быть, мистер Янгер внес запись о бракосочетании ваших родителей в свой дневник. Обещать не могу, конечно, но обычно он вел дневники очень педантично. Он всегда говорил, что ему легче увидеть дела своей церкви в перспективе, если он все записывает в конце дня.
— А они не сгорели при пожаре? — спросила Маргарет.
— О нет. Он держал их вкабинете своего дома. Пойдемте. Поскольку дата вам известна, проверить будет нетрудно.
Маргарет послушно пошла следом за ним, хотя знала, что он ничего не найдет. Но не может же она сказать, что вдруг передумала, не вызвав у него именно те размышления, которых ей хотелось избежать.
Мистер Хейвергел ввел ее в просторный кабинет, который, наверное, был кошмаром для хозяйственных поползновений его бедной жены. Книги стояли вдоль каждой стены и были рассыпаны по полу, где боролись за место со стопками бумаг.
— Здесь небольшой беспорядок, — рассеянно пробормотал мистер Хейвергел, осматривая стопку тоненьких черных книжек в книжном шкафу со стеклянными дверцами, стоящем около двери. — Ага! — Он вытащил одну из книжек и поднял ее кверху. — Вот дневник восемьдесят пятого года. — Так в какой день, вы говорите, они венчались?
— Двадцатого августа.
Мистер Хейвергел пролистал страницы и наконец остановился.
— Вот здесь. Мистер Янгер сообщает, что это был прекрасный день и красота невесты, которую он обвенчал, сделала день еще прекраснее.
Мистер Хейвергел с сияющим видом посмотрел на Маргарет, и та слабо улыбнулась в ответ. Наверное, мистер Янгер в тот день обвенчал кого-то еще, а мистер Хейвергел решил, что это-то и есть ее родители.
— Он пишет, что мисс Эбни была так взволнована, что он с трудом слышал ее ответы, но сердечность мистера Мейнуа-ринга более чем примиряла с этим.
Головокружение словно волной окатило Маргарет, по коже ее пробежал холодок, мысли спутались. Как мог мистер Янгер записать правильные имена ее родителей? Это совершенно бессмысленно!
— Дальше мистер Янгер пишет, что на вашей матушке было красивое синее платье, напомнившее ему дельфиниум, который выращивала в своем саду его матушка, и что ваш батюшка носил мундир своего полка и казался очень привлекательным. Он пишет также, что с ними не было свидетелей, так что ему пришлось призвать свою экономку и церковного служителя. Он опасался, что семьи жениха и невесты, вероятно, не одобряют этого брака, в особенности потому, что у них не было обычных оглашений, а только особое разрешение. — Мистер Хейвергел посмотрел поверх очков на Маргарет. — Я надеюсь, это неправда?
— О нет, — сказала Маргарет, которая чувствовала себя ужасно, будучи вынужденной лгать этому славному старику. Но что она могла сделать? Сказать ему правду и потрясти до глубины его неземной души? И где здесь правда? И как быть с пожаром?
Маргарет чувствовала, что запутывается все больше. Она провела указательным пальцем по лбу, пытаясь остановить странный звон в ушах.
— Ах Боже мой! — Мистер Хейвергел вдруг заметил ее бледность. — Все это слишком вас взволновало. Сядьте же. — Он торопливо смахнул с кожаного кресла пачку книг и подтолкнул к креслу Маргарет.
Та поспешно опустилась в кресло, пытаясь справиться со своим дыханием. Будет просто ужасно, если она, как барышня, упадет в обморок.
— Со мной все в порядке. Просто это… — Ей показалось что собственный голос доносится до нее откуда-то издалека
— Я понимаю, милая. — Он неловко погладил ее дрожащие пальцы. — Пожалуй, я попрошу экономку отвести вас в комнату для гостей, и вы там ненадолго приляжете.
— Нет, благодарю вас. — Маргарет глубоко втянула воздух, отогнала дурноту и встала. — Мне уже пора домой.
Ей нужно было уйти, чтобы поразмыслить; тогда она могла бы попытаться докопаться до смысла того, что только что узнала. Она чувствовала себя так, словно факты, составляющие основу ее жизни, внезапно сдвинулись и теперь она увидела мир в совершенно другом свете.
Маргарет позволила мистеру Хейвергелу усадить себя в экипаж. Ей потребовались большие усилия, чтобы ответить более или менее обычным голосом на его слова о том, что он напишет в кафедральный собор и попросит сделать копию брачного свидетельства ее матери; ей следует зайти за копией, прежде чем она уедет из Лондона. Мысли кружились у нее в голове разрозненными обрывками, и она никак не могла сосредоточиться.
Как только экипаж отъехал от церкви, Маргарет закрыла глаза и постаралась думать хотя бы приблизительно на уровне своей обычной рассудительности.
Один факт, судя по всему, являлся главным: мистер Янгер был действительно посвящен в сан священника англиканской церкви, и он по-настоящему обвенчал ее родителей, Из этого следовало, что она вовсе не незаконнорожденная. Она — законная дочь Чарльза Мейнуаринга. А ее мать действительно была его женой. Но хотя он не мог этого не знать, он бросил их с матерью не задумываясь. И еще он не мог не знать, что у ее нежной, не приспособленной к жизни матери нет ни возможности, ни силы воли бороться с ним. Что она просто поверит в его ложь и…
И что? Маргарет тупо смотрела на мелькающие за окном лондонские пейзажи. Зачем он это сделал?
Ответ был очевиден: Мейнуарингу хотелось получить деньги, прилагавшиеся к его титулу, и он боялся, что Хендрикс их ему не отдаст, узнав, что он уже женат на дочери торговца.
И все те годы, когда ее мать таяла, сокрушенная стыдом чз-за того, что она, по ее мнению, сожительствовала с Мей-нуарингом в грехе и произвела на свет незаконного ребенка… Маргарет испытала чувство такой ярости, что оно грозило удушить ее.
Презренные мужские увертки! Но тут Маргарет осенила еще одна мысль. Ведь ее мать умерла не сразу после разрыва, Она прожила еще около шести лет. А Мейнуаринг женился на нынешней леди Мейнуаринг почти сразу же после того, как бросил их.
Дыхание замерло у нее в груди, когда она полностью осознала значение этих двух фактов.
Не только второй брак Мейнуаринга недействителен — человек этот еще и двоеженец. Или был двоеженцем. Перестает ли человек быть двоеженцем, когда одна из жен умирает? Этого Маргарет не знала, но в одном она была уверена: второй брак Мейнуаринга недействителен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42