А теперь юный Уайет решил посадить на английский престол дочку Анны Болейн, чтобы таким образом отомстить за разбитую отцовскую любовь?— Когда они хотят это сделать? — прошептала я, не разжимая губ.— На Вербное воскресенье, мадам, в этот день в Англию должны прибыть испанский инфант и его свита. Народ будет гулять, дороги опустеют, ничто не помешает мятежникам войти в Лондон. Но боюсь…— Чего же?— Заговор течет, как решето! — с жаром произнес Чертей. — Сейчас декабрь — до марта что-нибудь да просочится наружу!Он оказался прав. Мы получили всего три недели передышки — если можно назвать передышкой тревожные дни и пронизанные страхом ночи. На исходе третьей недели из Уайтхолла прискакал падающий от усталости гонец — он привез вести от того же доверенного человека, что сообщил мне про кончину Эдуарда.— Все кончено… они проиграли.Рассказ был короток. Совет проведал о заговоре, мятежникам пришлось выступать немедленно, слишком рано. Их не спасли и два громких имени. Первое — лорда Генри Грея, герцога Сеффолка, который усмотрел в этом последнюю возможность усадить на престол свою дочь Джейн. Вторым был не кто иной, как отвергнутый король-супруг Эдвард Кортни, который решил все-таки сделаться королем, но с другой королевой, а именно — со мной.Итак — королева Елизавета, жена короля Эдварда?Я должна была придать красоту и завершенность их замыслу: соединить последнего Плантагенета с последней Тюдор — значило бы довести чистоту английской королевской крови до последнего возможного градуса — цель, достойная такого риска. Кто бы все-таки занял престол, удайся их восстание, — я или Джейн? Они и сами не знали.А теперь? Гонец повертел в руках забрызганную грязью шляпу и ответил:— Народ остался верен королеве Марии, восстание подавлено. Сэр Томас Кортни, герцог Сеффолк и прочие мятежники в Тауэре. Идут поиски тайных пособников.Пособников.Я не участвовала в заговоре. Но это меня не спасет — ведь я была в самом центре изменнических планов!Вот теперь мне стало по-настоящему страшно, как и тогда, когда лорд Сеймур впутал меня в свои предательские козни. Дрожа, я позвала Кэт и легла в постель.Однако я уже знала — спрячься я хоть в мышиную нору, меня оттуда вытащат.
И вытащили. Весь дом услышал тяжелую поступь вооруженных людей за десять миль по дороге. С ними прибыли посланцы Марии, тайные советники, с приказом отвезти меня в Лондон. Пришлось сказаться больной; Мария это предвидела и прислала своих врачей. Я просила времени привести в порядок свой дом — мне отказали, при этом лорды обменялись такими взглядами, будто говорили: «И не спрашивайте, когда вернетесь домой».Тут мне действительно стало дурно. Живот раздуло, я не могла сесть на лошадь. Неважно: добрая королева прислала свои личные носилки. «Угодно ли Вашему Высочеству приготовиться к отъезду в Лондон — немедленно?»Я поняла: теперь я пленница, такая же как кузина Джейн. Мы выехали на следующее утро, когда вспыхнул первый проблеск зари и вместе с ним погас последний проблеск надежды. Перед поворотом на большую дорогу я не посмела даже оглянуться — когда-то я вновь увижу тебя, мой милый, милый Хэтфилд?
Когда этим страшным февралем я въезжала в Лондон, другая покидала его — та, кому невиновность до поры служила защитой, но лишь до поры. Бедная, несчастная девятидневная Джейн, — казнить только за то, что честолюбивый отец вновь провозгласил ее королевой.Однако и сейчас Мария готова была ее простить, она никогда не убивала своих личных врагов, только Божьих. Удастся ли Джейн избежать топора? В ту ночь под стражей в одном из самых мрачных покоев Уайт-холла я и сама была ни жива ни мертва от страха и все же плакала и думала только о Джейн — ее судьба самозваной королевы может стать и моей.Весть принес Чертей, когда пришел прислуживать мне за ужином. Я отодвинула блюдо с вареной зеленью, поставленное передо мной Кэт, схватила кубок и уставилась на кроваво-красное вино. Лицо Чертей было красноречивее всяких слов.— Значит, она умерла? Как?Голос его осип, словно от простуды.— Очень мужественно, мадам, в отличие от своего мужа Гилдфорда, который кричал и плакал, пока его волокли на эшафот. Но она умерла, как…Как королева.Сумею ли я умереть так же?И придется ли мне?Если они докажут, что я знала о заговоре Уайета, меня отправят на эшафот вслед за Джейн раньше, чем ее кровь высохнет на топоре! Первую попытку сделал мой старый недруг Гардинер, который направлял Марию в совете, как Ренар — в ее личных покоях. Он вошел ко мне, облизывая толстую нижнюю губу, и я поняла: он считает, что я уже у него в зубах. Его улыбка смотрелась приглашением на кладбище.— Итак, мадам Елизавета, приступим? Господи, как я его боялась! Боялась и ненавидела. А как ему нравилась его работа! День за днем он играл со мной в кошки-мышки, и все это время я знала, что Уайету выкручивают сустав за суставом, добиваясь показаний против меня. И вот пришел день, когда сияющий торжеством Гардинер победно объявил:— Предатель Уайет сознался, что вы знали и одобряли его замыслы! Я была к этому готова.— На дыбе вам скажут что угодно. Я невиновна!Он был глух.— Вам остается лишь молить Ее Величество о снисхождении… Как Джейн?— ..и просить прощения за ваши гнусные злодеяния.— Как может невинный просить прощения за то, чего не совершал?И так далее, и так далее. Разве могла я винить Уайета? Даже если б он ничего не сказал, даже если б против меня не нашлось и одного свидетельства, то и тогда мне было не видать безопасности и свободы.
Тени сгущались день ото дня. Когда Уайета вели на суд, народ открыто его приветствовал. В Лондоне разбрасывались листовки и слагались баллады, где он провозглашался героем и мучеником. В Истчипе случилось чудо — говорящая стена (Бог знает, кто за ней прятался) громко произнесла:— Да здравствует королева Мария! Молчание.— Да здравствует принцесса Елизавета!— Аминь! — последовал ответ.— Что такое месса? — спросил голос. Шепот:— Идолопоклонство!— Берегитесь идолопоклонства! — жутким голосом предостерегла стена. Потом она принялась вопить:— Испанцы! Испанцы идут! — покуда жители не разбежались в страхе.Хуже всего была история с собакой. Дохлую дворнягу, одетую в шутовское подобие монашеского платья и с выбритой тонзурой, забросили в окно Марииной опочивальни. Королева молилась в одиночестве: от страха и отвращения ее начало рвать, и рвало, пока она не лишилась чувств. Теперь Мария окончательно уверилась, что по стране бродят Антихрист и его темные приспешники, а значит, надо со всей суровостью гнать его прочь.Поскольку Нортемберленд, Сеффолк, Уайет, Джейн и Кранмер — все ее противники-еретики — были либо казнены, либо томились в тюрьме, оставалась одна я. А приезд ее «мужа» (она мысленно обвенчалась с Филиппом в тот же миг, как решила, что Бог назначил им соединиться) ожидался со дня на день, и она желала приветствовать его на Священной Римской земле, а не в гнусном гнездилище еретиков.Все эти недели я сидела взаперти, а тьма вокруг сгущалась, сгущались страхи. Я жила глухим жужжанием слухов и крохами несвежих сплетен, за отсутствием другой пищи днем, и ночью пережевывала их высохшие кости.«Епископ Гардинер намерен уловить вас в сети и подвести под топор палача, — говорили сегодня, — ибо он видит в вас дьявольский камень преткновения на пути восстановления старой веры!» А назавтра шептали: «Вы нужны королеве живой, чтобы показать инфанту Филиппу, что и величайших еретиков возможно вернуть в лоно Матери-Церкви!»Кому верить? Что мне назначено — жить или умереть? Я знала одно, что не хочу умирать! Отчаяние превратилось в моего каждодневного спутника. И все же я оказалась не готова к тому мгновению, когда мой враг Гардинер вошел, хлопая полами длинного одеяния, словно огромная черная летучая мышь.— Отошлите женщин!Кэт, Парри и горничных вытолкали вон. Вслед за Гардинером вошли главные тайные советники: лорд-казначей Полет, лорд Бедфорд, граф Сассекс, лорд Паджет и даже мой родич Говард, а с ними еще человек десять.Комната наполнилась мужчинами, их мехами, шляпами, сапогами — воздух сперло от запаха власти. У них были повадки палачей и такие же глаза. Гардинер дождался своего часа. Его так и распирало от радости, он только что не брызгал ядовитой слюной. Я чувствовала, что его челюсти смыкаются на моей шее.— Королева повелела, чтобы вас препроводили в Тауэр. Глава 17 Conserva me, Domine… Храни мя, Господи, яко на Тя уповаю…Чертей сказал, что Джейн, обнимая плаху, твердила «Miserere» — так молятся все погибающие:miserere mei, Dens, помилуй мя. Боже, помилуй мя…Помилуй мя… (Пс.56, 2)
А что до тебя, черная шапка, черное сердце, черный епископ, певец псалмов сказал и про тебя:Quis gloriaris, tyranne saevissime? Что хвалишься злодейством, сильный?Что хвалиться… (Пс.51, 3)
Гардинер вышел. Я осипшим от страха голосом прошептала ему вслед:— Дозвольте мне увидеть королеву! Тишину нарушил лорд-казначей Полет:— Королева предвидела вашу просьбу и отказала заранее.Я оглядела их каменные лица, надеясь найти хоть проблеск жалости. Грустные глаза Говарда, казалось, говорили: «Я ничем не могу вам помочь». Рядом с казначеем стоял лорд Сассекс, дальше Паджет, склизкий секретарь совета времен моего отца. Не они ли провожали Джейн в ее последний путь?— Тогда позвольте мне ей написать. Полет покачал головой.— Идет прилив, на реке ждет барка из Тауэра. У вас нет времени писать.Граф Сассекс тяжело переступил с ноги на ногу.— Милорд! Право каждого….. осужденного?— ..каждого подданного обратиться к своему монарху!Послышался одобрительный гул. Они вышли, я села за стол и взяла перо. От того, что я сейчас напишу, зависит моя жизнь — но что сказать? Спасти меня может лишь моя невиновность, в которую никто не верит, — в противном случае меня бы не отправили в Тауэр.Однако что писать: «Пощади меня, сестра, ради всего святого! Я не хочу умирать»?Я заплакала и плакала довольно долго.Внезапно меня осенила слабая догадка. Если протянуть время, мы пропустим прилив. Может быть, за ночь ее сердце смягчится?Но даже если я напишу, увидит ли она письмо? Призраки обступили меня, они шептали:«Нет». Лорда Сеймура обрек на смерть собственный брат, как меня — моя сестра; я твердо знала, что его последнее письмо так и не передали по назначению.И еще более печальный призрак женщины, которой, как и мне, не исполнилось и тридцати и которая, как и я, проделала этот путь, чтобы не вернуться.Лорд Говард — дядя моей матери, вспоминает ли он сейчас о ней, как вспоминаю я?Из-за двери доносились голоса лордов. Винчестер, похоже, был доволен. «В конечном счете, когда леди окажется в Тауэре, все вздохнут спокойнее».— Надо надеяться, ей там будет безопаснее, и от врагов, и от обвинений в заговоре! — спокойно отвечал лорд Говард. Значит, он сохранил родственные чувства ко мне, раз думает об опасности, которой я подвергаюсь.— Однако нам следует быть осмотрительными. — Судя по голосу, Сассекс больше других тяготился своей сегодняшней ролью. — В ней течет королевская кровь, и, кто знает, может быть, она будет нашей следующей королевой.Паджет негромко хохотнул:— Это уж зависит от того, насколько королева Мария будет плодовита в браке. Если она родит, наша молодая особа останется не более чем воспоминанием истории.Сассекс не сдавался:— Однако она по-прежнему дочь короля. Паджет фыркнул:— Королева в это не верит!Может быть, в этом все и дело? И за это меня казнят? Если Мария действительно считает меня дочерью лютниста и потаскухи, моя песенка спета!Довольно! По крайней мере я попытаюсь вести себя, как дочь Гарри! И, как я и надеялась, к тому времени, когда письмо было закончено, начался прилив. Теперь меня могли отвезти в Тауэр лишь на следующий день. Переменит ли Мария решение?Тщетная надежда! Назавтра Полет и Сассекс вошли в мою комнату, лица у обоих были суровые.— Ваше письмо не только не смягчило королеву, — мрачно сообщил Полет, — но и подлило масла в огонь. В наказание вся ваша свита распущена, за исключением двух-трех джентльменов. Что до ваших личных нужд, с этого времени вам будут прислуживать несколько горничных самой королевы.У Джейн тоже отняли ее служанок, перед эшафотом чужие руки снимали с нее платье и оголяли шею для топора…— Сюда, госпожа.Я в отупении чувств позволила вывести себя к причалу, возле которого ждала темная барка. Близился вечер, дождь, беспросветный, как мое горе, стучал по земле и по воде. От ступеней Уайтхолла было видно не дальше чем на пятьдесят ярдов, я стояла словно на краю света, все было черно и безотрадно.Так ли чувствовала себя Анна в своем последнем путешествии? В этом бесформенном мире время остановилось, ощущался лишь мерный ритм вздымающихся и опускающихся весел, гребок за гребком уносящих мою жизнь. И по-прежнему шел дождь, словно Господь снова, как в дни Великого потопа, открыл хляби небесные, земля и воздух слились за рушащейся с неба стеною ливня. Из мглы левиафаном возникал Тауэр, жуткое черное чудище притаилось в засаде, готовое меня поглотить; и вот, прямо впереди, низко над водой. Ворота Изменников, разверстая пасть со смертоносными железными зубьями, которые сейчас опустятся и захлопнутся за мной, как ловушка.Ворота Изменников……последний взгляд на мир…У меня вырвался стон:— Я не изменница! Я не войду в эти ворота! Лорд Полет покачал головой.— Леди Елизавета, это решаете не вы.Гребцы развернули лодку боком к течению и направили ее под решетку. Запертый стенами плавучий мусор качался на волне, то всплывая, то погружаясь, и мне подумалось: вот она, моя жизнь. Дохлый пес, безглазый, безволосый, воняющий падалью ударился о нос барки. После дороги под дождем мне казалось, что я промерзла до костей. Но едва мои ноги коснулись каменных ступеней пристани, как их пронзил такой смертельный холод, что я вскрикнула.Я двинулась вверх, нащупывая ступени ногами, потому что глаза мои ничего не видели от слез. Там, где кончалась лестница, темная арка открывалась во двор. Камни были черные и блестящие; в сумерках казалось, что на них выступает кровь всех замученных здесь за последнее тысячелетие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24