Все для ванной, рекомендую! 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


OCR Anita; SpellCheck Yalo
«Молитва любви»: Русич; Смоленск; 1997
ISBN 5-88590-641-6
Оригинал: Tamara Leigh, “Virgin Bride”
Перевод: Т. В. Шестопал
Аннотация
Не желая выходить замуж по приказу отца, леди Грей Чарвик решила, что единственный выход для нее – это отдать свою любовь незнакомцу. Но она и не предполагала, что вместе с невинностью отдаст благородному рыцарю и свое сердце. И лишь когда ничего уже нельзя было изменить, юная девушка узнала, что возлюбленный – смертельный враг ее семьи…
Тамара Лей
Молитва любви
ПРОЛОГ
Англия, осень 1156 г.
Она появилась как видение, в девственно-белоснежном одеянии; вся в белом – от склоненной головы до кончиков туфель, выглядывавших из-под подола наряда Христовой невесты. На фоне белых одежд лишь серебристо-серые глаза светились на бледном лице.
Чтобы успокоить безудержно бьющееся сердце, она подняла руку и прижала ее к груди. С блуждающим взором девушка пыталась собраться с духом.
– Стой смирно! – одернула послушницу наставница, и от звуков ее низкого, мужеподобного голоса хрупкая девушка вздрогнула.
Сжавшись в накрепко заученной смиренной позе послушания, Грей вздохнула – очередное проявление непочтительности, – в чем немедленно раскаялась. Еще совсем недавно не раз ей доводилось почувствовать жалящие укусы плетки наставницы Германы, потому что несломленный дух выбирал самое неподходящее время, чтобы заявить о своем протесте против такой жизни. Из трех обетов, которые ей предстояло дать, обет послушания будет сдержать труднее всего.
Вонзив в ладони коротко остриженные ногти, она вздернула подбородок и окинула медленным взором одетую в черное женщину. Наставнице достаточно было лишь взглянуть на этот неподвижный подбородок, чтобы разгневаться, но непокорная послушница так и осталась стоять с гордо поднятой головой.
Неодобрительно фыркнув, Германа протянула руку и поправила головную повязку, стянутую под подбородком девушки, а на лбу закрепленную лентой.
Сердце у Грей упало, она опустила глаза и заставила себя хранить спокойствие. Все эти годы ей пришлось болезненно долго привыкать к такого рода помощи в безуспешных попытках скрыть едва заметное пятно на левой стороне лица. Начинаясь сразу от брови, оно исчезало под волосами на виске. Хотя пятно было небольшим и не бросалось в глаза, Грей всегда казалось, что оно расползается по всему ее лицу.
Это был знак дьявола, как часто пеняла ей Германа. Во всех бедах, которые навлекала на свою голову Грей, виноват оказывался дьявол. То, что можно было считать простой детской шалостью или девичьей сумасбродностью, суеверная женщина приписывала козням темных сил.
Когда другие послушницы пропускали заутрени или подшучивали друг над другом, наказание для них состояло лишь в устном порицании да в покаянных молитвах. На Грей же обрушивалось все разом, и сверх того – удар плеткой по спине, долгие часы отскабливания пола или прополки огорода, и всегда унижение перед остальными.
Грей не верила, что дьявол, завладевший ее душой, толкает ее к прегрешениям, но она слишком хорошо знала, каким проклятьем является такой физический недостаток. Помимо всего прочего, он определил ее судьбу.
Когда Грей было семь лет, отец, не выносивший вида дочери, посвятил ее церкви – спустя лишь несколько лет после смерти своей жены. Богатое приданое, которое он дал монастырю Арлеси за дочерью, позволило принять в него новую послушницу, независимо от того, какой знак оставил дьявол на ее челе и невзирая на ее собственные желания и чувства. А теперь – как быстро пролетело время! – она должна обвенчаться, но не со смертным человеком, чего, может, и хотела бы, а с церковью.
Сегодня, в день пострижения, она станет монахиней, принесет обет, позволит остричь свои волосы и наденет черные одежды, которые больше не снимет никогда. Все это тяготило Грей, хотя переход в сестринскую общину должен был наконец-то освободить ее от суровой власти Германы, что само по себе было благословением божьим. Германа не входила в число монахинь, так как когда-то была замужем и непорочность ее оказалась навеки утраченной, но почетное звание наставницы послушниц принадлежало ей, сколько Грей себя помнила.
Теперь Грей будет служить новому, более милостивому господину – Богу. Если бы только она могла найти радость и успокоение в этом служении…
Слабые звуки музыки, доносившиеся из часовни, свидетельствовали о начале церемонии.
– Смотри вперед! – резко отдала приказ Германа.
Повинуясь, Грей стала про себя читать молитвы, но не те, что предписывались послушницам, готовящимся принять постриг, а свои собственные молитвы с мольбой об освобождении от этих обязательств.
Прошло несколько минут, и большая дубовая дверь часовни со зловещим скрипом открылась вовнутрь.
Грей распрямила плечи и прижала к груди букет, ломая хрупкие стебли и роняя листья. Хоть и попыталась она заставить себя сделать роковой шаг вперед, но не смогла. Чтобы тронуться с места, ей потребовался резкий толчок Германы.
– Стойте! – раздался неожиданный окрик, словно мечом прорезавший холодный утренний воздух.
Грей и Германа одновременно повернули головы, отыскивая того, кто посмел вмешаться в обряд.
Хотя несколько всадников, появившихся между двумя отдаленными домами, были безоружны – ведь только так им могли разрешить войти в святую обитель, – небольшая группа служителей пыталась задержать решительно настроенных пришельцев.
– Вы осмеливаетесь ступить на освященную землю без разрешения? – негодующе требовала ответа Германа, преграждая им дорогу.
– Просим прощения, – извинился высокий стройный рыцарь, но в голосе его не чувствовалось раскаяния. Он вынул из-за пояса свернутый пергамент и протянул наставнице: – Я привез срочное послание от барона Эдуарда Чарвика.
Грей судорожно набрала в грудь воздуха. Послание от отца? Неужели то умоляющее письмо, которое она написала отцу, заставило его передумать? Девушка с беспокойством следила за Германой, повернувшейся спиной к солнцу, чтобы удобнее было читать.
Широкие брови женщины плотно сдвинулись, пока она изучала послание. Потом она неожиданно вскинула глаза на свою воспитанницу, взглянув поверх пергамента на застывшую в ожидании Грей.
Подавив желание обхватить себя руками, Грей косила глаза вправо. Рядом с гонцом стоял молодой светловолосый рыцарь и пристально глядел на нее. Грей подняла руку к повязке, чтобы проверить, прикрыта ли зловещая отметина.
Громкий хруст пергамента нарушил тишину. Напряженно выпрямившись, Германа пересекла мощеную камнем дорожку и по ступенькам поднялась к часовне. На крыльце уже ждала аббатиса, вышедшая посмотреть, в чем причина задержки. Женщины быстро обменялись между собой несколькими словами. В то время, как аббатиса, обожаемая Грей женщина, просто слушала, вторая говорила, оживленно жестикулируя. Несколькими фразами аббатиса успокоила Герману, потом взглянула на пергамент. Они снова перекинулись какими-то замечаниями, и наставница послушниц сошла с крыльца.
Грей отважилась бросить взгляд поверх головы приближавшейся к ней суровой наставницы и была удивлена безмятежным выражением лица аббатисы. Ей даже показалось, что на мгновение губы этой женщины изогнулись в улыбке.
Когда Германа остановилась перед девушкой, та вопросительно глянула ей в лицо.
– Твой брат Филипп… – проговорила наставница с неожиданным волнением в голосе, – он умер.
Когда с ее тонких бескровных губ сорвались эти слова, она перекрестилась.
Удивленная известием Грей не сводила глаз с Германы, но потом опомнилась и тоже осенила себя крестным знамением.
Филипп мертв. Сердце странно сжалось, но больше она ничего не почувствовала. Отсутствие глубокого волнения могло бы считаться нехристианским отношением к прискорбному событию, но этому она нашла объяснение. Грей плохо знала своего сводного брата, потому что он был гораздо старше ее, а скудные воспоминания о нем девушка всегда связывала с болью.
Грей нечасто видела Филиппа, который служил сначала пажом, затем оруженосцем у соседнего барона. Однако редких встреч было достаточно, чтобы начать испытывать неприязнь к шумному мальчишке-сквернослову. Он безжалостно дразнил ее из-за «метки дьявола» и подстраивал жестокие каверзы, как только удавалось застать девочку врасплох и когда поблизости не было ее матери.
Да простит ее Господь, но Грей не могла отыскать в памяти ни одного воспоминания, не отзывавшегося бы застарелой болью, хотя она и не видела брата девять, а то и десять лет. Филипп был ей чужим, а теперь навсегда таковым и останется. И все-таки она будет молиться за упокой его души.
– Твой отец требует, чтобы ты присутствовала на похоронах, чтобы брат твой был погребен подобающим образом, – продолжала Германа надтреснутым голосом, и глаза ее увлажнились.
Необычное поведение строгой наставницы удивило Грей. Она даже не подозревала, что Германа способна на какие-то иные чувства, кроме гнева и недовольства.
– А так как ты теперь единственная надежда отца на то, что в вашей семье может появиться наследник по мужской линии, – продолжала Германа, – то вряд ли ты к нам когда-нибудь вернешься.
Уехать из Арлеси? Навсегда? Грей взглянула на потрясенное лицо своей наставницы, сердце девушки замерло, руки разжались, и истерзанный букет с тихим шорохом упал на холодные камни.
Ее молитвы были услышаны. Ее освободят от принудительных обязательств. Но через мгновение мимолетная улыбка исчезла с лица девушки. Почему Господь ждал последнего момента, чтобы явить свою милость и исполнить ее желание? Не испытывал ли он ее? Не…
– Ты должна ехать немедленно, – сказала Германа. – Я прикажу упаковать твои вещи и отправить их тебе позднее.
– Мне надо переодеться, – прошептала Грей, разглаживая складки своего подвенечного одеяния.
– Задерживаться нельзя, – отрезала наставница. – Ты должна ехать сейчас же, чтобы добраться домой до наступления темноты.
Грей не собиралась спорить, только кивнула и, подобрав юбку, не произнося ни слова, прошла мимо Германы. Дрожа от волнения, она подошла к рыцарю, доставившему послание.
Этот худощавый человек был гораздо старше, чем казалось на расстоянии. Видно, ему было уже за сорок, и каждая морщина на суровом лице еще больше подчеркивалась худобой.
– Леди Грей, – заговорил посланник. – Я сэр Уильям Ротвильд, лорд Сулльский, вассал барона Эдуарда Чарвика.
В его взоре Грей уловила холодность, о причине которой не стала гадать, хотя нельзя было не заметить жесткий блеск его глаз. Склонив голову, Грей сжала руки перед грудью:
– Сэр Уильям…
– Отправимся в путь, – он взял ее за локоть. – Ваш отец ждет вас в Медланде.
В последний раз оглянувшись назад, Грей не остановила взгляда на Германе, а быстро посмотрела на аббатису. На этот раз сомнений не оставалось: лицо женщины озарилось улыбкой.
ГЛАВА 1
С метлой в одной руке и с тряпкой в другой, Грей остановилась передохнуть и критическим взором окинула холл. Благодаря ее неустанным трудам и усилиям, за прошедший месяц замок претерпел много изменений внутри и снаружи, но нигде перемены к лучшему не были столь разительны, как здесь, в главном холле.
Исчезла гнилая солома, покрывавшая пол прежде. Грей приказала выкинуть ее в первый же день по приезде в Медланд. Теперь пол был устлан свежим тростником, пахнувшим травами. Выметена паутина, скопившаяся в ужасающих количествах, вытерт толстый слой пыли. Темные матерчатые занавески на окнах, через которые проникали лишь холодные сквозняки, заменены промасленным полотном, пропускавшим рассеянный дневной свет. Столы и скамьи, готовые вот-пот рухнуть под весом мужчины, отремонтированы, но они не выглядели лучше, несмотря на все старания Грей. Даже старые, потрепанные гобелены были за эти дни починены и вычищены.
И все же Грей с печальным вздохом вынуждена была признать, что, сколько бы она ни трудилась, Медланд никогда не будет выглядеть великолепно. Но, по крайней мере, сейчас он хоть стал пригодным для жилья. И благодарить за это следовало слуг – без их помощи ей не удалось бы привести в порядок запущенный замок, несмотря на всю решительность.
Со стороны Грей потребовалось большое терпение и постоянное проявление интереса к причинам столь удручающего состояния отцовского жилища, прежде чем люди начали говорить с ней откровенно. Отбросив, наконец, суеверные опасения насчет дьявольского пятна на виске девушки, они рассказали ей, что происходило во владениях барона за последние годы.
Четыре года тому назад барон доверил управление Медландом своему любимому сыну Филиппу, и из этого не получилось ничего хорошего. Не заботясь о благополучии народа, жившего на землях отца, молодой лорд швырял на ветер и время, и деньги.
На второй год его упущения привели к тому, что уменьшились запасы продовольствия для обитателей замка. Тогда он забрал припасы и зерно, хранившиеся для посевов у жителей деревень. Это привело к обнищанию ранее зажиточных крестьян, и зимой их настиг голод.
Филипп был жестоким хозяином; назначал ужасные наказания за малейшие провинности и пользовался своей властью, чтобы заполучить для постельных утех девушек из замка, а также деревенских женщин. Шепотом передавались слухи о том, что в своей жестокости он не останавливался и перед смертоубийством, если кто-то вызывал его недовольство, и что именно так отдала Богу душу покойная жена молодого господина.
Грей предпочла не слишком вдаваться в эти горестные подробности: уж слишком тягостны они были. Она с жаром принялась исправлять недостатки и устранять акты несправедливости, что, прежде всего, и привлекло на ее сторону простых людей. Пришлось набраться смелости, чтобы открыть закрома отцовских кладовых и раздать большую часть зерна крестьянам, но она сделала это. Барон и его приближенные были недовольны, но никто не выступил против Грей открыто.
Девушка прошлась по деревне и по полям за стенами замка и с облегчением обнаружила, что злаки на полях крестьян росли лучше, чем на землях их господина, но не стала говорить об этом отцу из страха, что тот снова потребует урожай, выращенный бедняками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40


А-П

П-Я