https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Gustavsberg/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Весь сморщенный, как прошлогодняя картошка! Я всего лишь покачал головой да сказал Нелде, что она круглая дура, но ее мамаша велела мне не совать нос в чужие дела и заниматься лошадьми. Старый Брамен богат, ничего не скажешь. Что прикажешь делать отцу?!
– Нелда, кажется, счастлива, – не колеблясь объявил Джеймс, покривив душой. – Я видел ее сегодня. Не волнуйся, Оливер, что сделано, то сделано. Наслаждайся жизнью со всеми ее недугами и болячками. Скоро получишь еще одного зятя. Гленда – красивая девушка с хорошим приданым, мужчины так и вьются около нее. О чем тебе тревожиться?
– Ты забыл о Джесси.
– А в чем дело?
Джеймс отхлебнул кларета. Бокалы были старыми, с отбитыми краями, но неплохого качества и когда-то украшали обеденный стол. Наверное, миссис Уорфилд до сих пор свято верит, что они давно уже выброшены на помойку.
– Она повзрослеет, забудет о той чепухе, которой забита ее голова, и захочет стать женой и матерью, как все остальные женщины, только дай ей время.
– Бедняжка. Ей следовало родиться мальчиком. Джесси вся в меня, сплошные гордость, упрямство и ехидство. Даже унаследовала мои рыжие волосы. А что касается веснушек на носу... миссис Уорфилд все твердит, что в этом моя вина, не стоило, мол, ей разрешать носиться по полям и лугам, как дикому жеребенку.
Джеймс ничего не ответил. Обоим было прекрасно известно, что у леди не должно быть ни веснушек, ни обветренных губ.
Оливер Уорфилд мрачно свел густые красные брови.
– Джесси не хочет выходить замуж. Сама сказала мне это на прошлой неделе.
Джеймс совсем притих. Взглянув на почти пустую бутылку кларета, он пожалел, что не принес две.
– Заявила, что все мужчины свиньи, эгоисты и к тому же близоруки.
– Немного сильно сказано даже для такой ехидины, как Джесси, не находишь?
– Ей никогда не хватало терпения и выдержки там, где дело не касалось лошадей.
– В жизни не считал себя близоруким.
– Ты молод. И, конечно, близорук. Поэтому Нелда и вышла за старого Брамена. Устала тебя дожидаться. Правда, теперь это уже не важно. У Брамена денег больше, чем мы с тобой, вместе взятые, скопим за всю жизнь. Только не вздумай стать любовником Нелды. Да, Джеймс, я не глухой и не слепой и знаю, что Нелда хотела бы затащить к себе в постель здорового молодого мужчину. И хочет она именно тебя. Но что мне делать с Джесси? Налей-ка еще кларета. У тебя хороший погреб, Джеймс. Думаю, пора заставлять проигравшего приносить две бутылки. Сегодня явно не хватило. Но как я уже говорил, миссис Уорфилд во всем винит меня, дескать, я разрешил Джесси носить бриджи и ездить верхом по-мужски, и теперь она совсем не похожа на женщину и превратилась в какое-то странное, неестественное создание. Джесси все твердит, что быть женщиной скучно, а юбки слишком ее стягивают. Заявляет, что не собирается гулять в туфлях, которые постоянно жмут. И не желает обращаться с мужчинами так, будто все они до единого умны и очаровательны, ведь это чистое вранье. Мужчины женятся и толстеют, а потом еще и рыгают за обедом. Она считает всех их идиотами, которые к тому же ничего не смыслят в верховой езде. Не знаю только, что она хочет всем этим сказать, но зато Джесси – чертовски хороший жокей, уж это точно. Вот Гленда у нас красотка, в самый раз для тебя и к тому же настоящая леди. Согласен, Джеймс?
Джеймс поспешно глотнул кларета. Он не так уж хорошо знал Гленду, но, судя по страдальческим взглядам Урсулы, девушка избалована так же, как и ее прелестная сестрица. По крайней мере Джесси нельзя назвать капризной. Просто соплячка, но ничуть не испорчена. Что же касается Гленды, та играла на арфе и декламировала стихи, которые сама же сочиняла. От декламации ему удалось отделаться, но вот от музыки...
– Гленда любому мужчине станет прекрасной женой. Милая и такая воспитанная!
Джеймс что-то буркнул. Гленда была маленькой и кругленькой, с прелестными грудками, которые привыкла обнажать гораздо сильнее, чем остальные знакомые девушки. Иногда она жеманно пришептывала, что, по-видимому, было в большой моде среди балтиморского общества. Кроме того, она имела весьма неприятную привычку время от времени пристально разглядывать проступающие сквозь брюки чресла. Однажды Джеймсу пришлось поспешно скрыться за огромной комнатной пальмой, чтобы избежать подобных знаков внимания.
Он допил кларет. Сладкое тягучее вино теплым комом покатилось в желудок.
– Я здесь, чтобы позволить тебе позлорадствовать, Оливер, только и всего, так что оставь свои попытки женить меня на одной из оставшихся дочерей.
– Верно, но нужно же человеку думать о будущем! Если женишься на Гленде, сможешь объединить заведение Уорфилдов со своим Марафоном. Как велика твоя племенная ферма в Англии?
– Кэндлторп? Вполовину меньше Марафона. Граф Ротермир, который владеет...
– Я знаю все о семействе Хоксбери, Джеймс. У него один из лучших заводов в северной Англии. Я слышал, Филип Хоксбери женился на шотландке, настоящей волшебнице во всем, что связано с лошадьми.
– Да, Френсис молодчина. Просто поразительно, как она разбирается в лошадях! Она и Зигмунд, мой старший конюх, присматривают за моим жеребцом-производителем, пока я в Америке. Соубер Джон у меня от Экстази, из конюшен Ротермира, а его лошади – потомки араба, Годолфина.
– Продай мне Соубер Джона.
– Забудь об этом, Оливер.
– Придется, – кивнул Оливер. – Но я от тебя не отстану; может, придется даже послать одну из моих девочек, чтобы тебя смягчить.
– Только не Джесси. Она скорее сунет мне кинжал между ребер!
Джеймс вытянул длинные ноги.
– Больше тебе не побить меня, Оливер, – объявил он, прикрыв глаза и скрестив руки на груди.
– С чего ты взял, мой мальчик?
– Посмотрим, старик, посмотрим.
Открыв глаза, он протянул хозяину пустой бокал. Оливер фыркнул и влил в бокал несколько оставшихся капель кларета. В этот момент раздался оглушительный треск, вопль и глухой стук от удара об землю.
Мужчины мгновенно оказались на ногах и помчались к двери конторы, но, не успев выйти, ошеломленно застыли.
– Какого черта? – взорвался Оливер Уорфилд при виде дочери, одетой как мальчишка и успевшей запихнуть волосы в шерстяной колпак.
Соплячка лежала на спине, широко раскинув руки и ноги. По всей видимости, она рухнула сверху прямо в кормушку, по счастью, заполненную сеном.
– Джесси! Во имя Господа, что тут случилось? Ты жива, девочка? Сломала что-нибудь? Да скажи ты хоть слово!
Послышался тихий неубедительный стон. Джеймсу было достаточно одного взгляда на дрогнувшие ресницы, чтобы заявить:
– Таких, как она, ничто не берет. Я скажу тебе, что она делала. Соплячка сидела наверху, подслушивала и подсматривала, вперившись в щели между балками. Верно, Джесси?!
Глава 3
– Отвечай, девчонка! – прогремел Оливер, легонько похлопав дочь по щеке.
Она снова застонала, но Джеймс не собирался ей сочувствовать. Призвав на помощь английское высокомерие, тоном, который, по мнению Джеймса, мгновенно заставит Джесси обо всем позабыть и ринуться в атаку, он бросил:
– Да скажи что-нибудь, Джесси. Твой отец и я желаем поскорее вернуться к нашему кларету. Ты, как всегда, не вовремя. И если немедленно не встанешь, я вылью тебе на голову ведро воды. Это сразу тебя приободрит. Оливер, посмотри, кажется, на поверхности плавает зеленая пленка? И немного плесени?
Джесси Уорфилд неохотно открыла глаза, противясь искушению опрокинуть ведро на Джеймса Уиндема. Больше всего на свете ей хотелось бы исчезнуть, но ничего не оставалось, кроме как смело встречать грозу.
– Со мной все в порядке, папа. Упала, но просто немного ушиблась, только и всего.
– А по-моему, тебя с рождения ушибли головкой, – проворчал Джеймс, протягивая ей руку.
Джесси уцепилась за нее, позволила вытянуть себя из кормушки и принялась долго, старательно отряхиваться.
– Ты вправду подслушивала, как сказал Джеймс? – допрашивал Оливер.
Она продолжала отряхиваться с преувеличенным усердием.
– Ну же, Джесси, сознайся, конечно, ты не отрывала уха от потолка. Наверное, хотела узнать, не выдам ли я каких-нибудь скаковых секретов.
– Собственно, – процедила Джесси, глядя Джеймсу прямо в глаза и легко попадаясь на удочку, – ваши секреты ничуть меня не интересуют. Вы и половины того не знаете о скачках, сколько я, Джеймс!
– Но, Джесси, Джеймс только сейчас признал, что, несмотря на то, что он бывает близорук, это у него от излишней молодости.
– О чем ты толкуешь, папа?
– Разве не помнишь? Сама сказала, что не хочешь выходить замуж, потому что все мужчины – свиньи, эгоисты и близоруки.
– Ты ведь слышала, Джесси, как я признавался в своей близорукости? Откровенно говоря, ты слышала все. Освежи мою память. Кажется, мы говорили о тебе и твоих бесчисленных недостатках?
Джесси опустила глаза, и он посмотрел на девушку сверху вниз. Для этого ему не пришлось слишком сильно наклоняться, поскольку соплячка была чертовски высокой и почти такой же длинноногой, как он сам.
– Что это у тебя на щеках и на носу, девочка?
Джесси схватилась руками за лицо, поспешно отступила, ударилась о кормушку и снова повалилась в сено, размахивая руками.
Джеймс рассмеялся, покачал головой и пояснил:
– По-моему, Оливер, твоя дочь пытается вывести веснушки каким-то зельем, известным лишь женщинам, что заставляет меня гадать, откуда она узнала рецепт.
– Но, Джеймс, Джесси все-таки девушка. Да вот, помню, она не смогла скакать в прошлом месяце, потому что...
Оливер испуганно осекся. Его дочь на этот раз самостоятельно выкарабкалась из кормушки и без единого слова метнулась к двери, оставив ужасно сконфуженного, молчаливого отца и такого же безмолвного Джеймса Уиндема.
– Э-э-э... – наконец, запинаясь, выговорил Оливер, – расскажи мне о графе и графине Чейз. Как ты думаешь, они когда-нибудь приедут в Мэриленд?
Джеймс рассеянно кивнул. Неожиданный полет Джесси позабавил его, однако ему было самую малость жаль соплячку. Кроме того, отец, попытавшийся прийти к ней на помощь, только смутил ее еще больше. Да к тому же они застигли ее врасплох с этим снадобьем на мордашке. Пахло чем-то вроде огурцов.
– Что, Оливер? Ах, да, мои английские кузены. Теперь у них слишком много дел, а кроме того, Дачесс только три месяца назад родила второго мальчика. Назвали его Чарльз Джеймс. Я крестный отец младенца. Темноволосый, совсем как его папаша, но с синими глазами, как у матери. Правда, у Маркуса тоже синие глаза.
– Дачесс. Какое странное имя.
– Это не имя. Маркус прозвал ее так, еще когда ей было девять, а ему четырнадцать. Очень сдержанная, хладнокровная женщина, из тех, на кого можно положиться. Она сызмальства такая, но беззащитна, если речь идет о Маркусе. Он знает это и зачастую ведет себя в присутствии жены просто невыносимо, чем и сводит ее с ума. Иногда, правда, крайне редко, она позволяет себе даже кричать, если уж очень разозлится.
– Это она пишет политические куплеты? Богатая графиня не гнушается подобным занятием?
– Да, у нее поистине непревзойденный талант.
– Но это мужское дело.
Джеймс недоуменно поднял брови.
– Наверное. Я никогда раньше об этом не думал. Все принимают ее дар как должное, по крайней мере сейчас.
– Совсем как моя Джесси – вот кто умеет ловко обращаться с лошадьми, – заметил Оливер и потащил Джеймса назад, в контору. – У нас еще осталось немного кларета.
– Нет, только глоток в моем бокале, – печально вздохнул Джеймс. – Интересно, на что ей понадобились огурцы?
Два дня спустя Соубер Джон покрыл Суит Сьюзи. Ослоу лично наблюдал за конюхами, сводившими жеребца и кобылу.
– Пора, – наконец решил Ослоу. – Я все проверил сам, и Соубер Джон готов.
Загон был большим, чистым и примыкал к конюшне. Каждый из пяти конюхов знал, что делать. Они обернули копыта жеребца ватой, чтобы тот не поранил кобылу. Ее держали под уздцы, пока Ослоу подводил коня. Соубер Джон возбужденно втягивал ноздрями знакомый запах и даже сильно укусил кобылу за круп. Несколько секунд в загоне царил хаос, поскольку один из парней оказался неопытным и упустил Суит Сьюзи. Наконец Соубер Джон с огромным энтузиазмом приступил к выполнению своих обязанностей. Позже Ослоу сам отвел дрожащего жеребца в стойло, тихо приговаривая, что тот молодец и за это ему полагается лишняя мера овса. Во время случки самым трудным было сохранить вес жеребца. Кроме того, Джону полагалась еще одна бадья с настоем альфальфы.
Джеймс, потрепав Суит Сьюзи по потной холке, медленно повел ее назад, к выгону, чтобы она немного остыла в тени громадных дубов. Кобыла тяжело дышала и все еще нетвердо держалась на ногах. Он дал ей три ведра свежей воды и расчесывал скребницей, пока кобылка наконец не потерлась мордой об его руку. Аллен Белмонд все-таки привел ее и неохотно заплатил Джеймсу требуемую сумму.
Белмонд купил небольшую скаковую конюшню к югу от Балтимора после того, как женился на Элис. Сначала он хотел сделать предложение Урсуле, но та не проявляла к нему ни малейшего интереса. Кроме того, Джеймс подозревал, что и приданое у сестры было не таким уж большим, чтобы привлечь Аллена. Правда, их мать страстно желала видеть Белмонда своим зятем, и скандалы, устроенные ей по этому поводу, не раз заставляли соседей сочувственно улыбаться Джеймсу.
Он надеялся, что жеребенок Суит Сьюзи будет настоящим победителем. Это укрепит репутацию Соубер Джона и, следовательно, Марафона. Джеймс дал кобыле морковку, потрепал ее по крупу и сказал:
– Это твоя вторая случка, крошка. Я нюхом чую, что ты ожеребишься. Одиннадцать месяцев, девочка моя, и ты станешь матерью.
Поскольку это будет первый жеребенок Суит Сьюзи, Джеймс считал, что придется не спускать с нее глаз, особенно в начале следующего года.
Джеймс направился к дому, большому особняку из красного кирпича в георгианском стиле, окруженному цветущими яблонями, сливами, вишнями и когда-то прекрасным розарием. Томас, его дворецкий, посадил на задах огромный огород.
Джеймс купил дом три года назад у Бумера Бэнкса, которого поймали на краже воды из общественного источника. В преступлении участвовали две дюжины рабов, которых Джеймс немедленно освободил.
1 2 3 4 5 6 7 8


А-П

П-Я