Не могли бы вы показать мне дорогу к конюшне?— К конюшне?— Да. — Она лукаво посмотрела на него. — Для тех, кто не знаком с американским жаргоном: это место, где содержатся лошади. И поскольку Чертвозьми живет там, его мама, бесспорно, ищет его.Это замечание позабавило Остина, и он спросил:— Может быть, вы позволите мне проводить вас?На лице девушки мелькнуло удивление. Она не решалась принять его предложение.— Очень любезно с вашей стороны, сэр, но в этом нет необходимости. Ведь вам хочется остаться и побыть в уединении.Да, разумеется, ему этого хотелось. Разве нет? Но мысль остаться наедине со своими думами неожиданно утратила свою привлекательность.Остин не ответил. Она добавила:— Или, может, вы предпочитаете вернуться на бал?Он подавил дрожь.— Я совсем недавно сбежал с бала и пока не стремлюсь туда вернуться.— В самом деле? Вы не любите празднества?Он хотел отделаться вежливой ложью, но передумал.— По правде говоря, нет. Я терпеть не могу эти светские вечера.Она широко раскрыла глаза.— Боже, я думала, что я одна такая!Он не мог скрыть своего удивления. Для всех женщин, которых он знал, смысл жизни заключался именно в балах.— Вы не получаете от них удовольствия?В ее взгляде появилось страдальческое выражение, и она опустила глаза:— Нет, боюсь, что нет.Очевидно, кто-то жестоко обошелся с этой молодой женщиной — кто-то из приехавших на этот дурацкий бал. Остин прекрасно представлял, как светские красавицы, прикрывшись веерами, насмехаются над «выскочкой из колоний».Правила хорошего тона требовали, чтобы он вернулся в дом и продолжал играть роль хозяина. Но он не испытывал желания делать это. Он подозревал, что в это самое время его мать с раздражением оглядывается вокруг, удивляясь, куда это он исчез и как долго собирается прятаться. Вспомнив, что его мать подыскивает ему невесту и надеется сегодня свести его по крайней мере с двумя десятками девушек, достигших брачного возраста, он еще больше укреплялся в своем решении не возвращаться на бал.— Нам обоим явно не хватает свежего воздуха, — улыбнулся он. — Пойдемте. Я провожу вас к конюшням, а вы сможете рассказать мне о ваших с Чертвозьми приключениях.Элизабет колебалась. Если тетя Джоанна узнает, что она была в саду наедине с джентльменом, то ей не избежать длинных нотаций. Но вернуться на бал в таком виде было просто невозможно. Кроме того, для одного вечера она настрадалась уже достаточно.Она устала от взглядов и перешептываний у нее за спиной, потому что ей было интересно говорить о самых разных вещах, а не только о моде и о погоде. И она ничего не могла поделать с тем, что плохо танцевала и была выше, чем допускали приличия. Если этот джентльмен и знал обо всех насмешках, касающихся ее личности, он оказался достаточно вежлив, чтобы не показывать этого.— Насколько я понимаю, вас никто не сопровождает, — повеселев, сказал он, — но даю вам слово, что не собираюсь вас похищать.Убедив себя, что нет ничего плохого в том, что она примет его предложение сопровождать ее, Элизабет ответила:— Хорошо, пойдемте.Идя рядом с ним по тропе — оборка платья волочилась сзади, — она прижала к себе Чертвозьми и исподтишка взглянула на своего попутчика. Слава Богу, она не склонна к мечтательным романтическим вздохам, ибо этот человек, бесспорно, мог пробуждать такие чувства. Густые черные волосы обрамляли поразительно красивое лицо, казавшееся еще более интересным в изменчивом свете луны. Взгляд его был пристальным и глубоким, а когда он посмотрел на нее, у нее в туфлях невольно сжались кончики пальцев. Высокие скулы, прямой нос, твердая линия рта и полные губы, которые, как она уже знала, могли кривиться в усмешке. Она представила, как жестко эти губы сжимаются в гневе.Признаться, в нем привлекало все. Но ей не было никакого смысла интересоваться этим незнакомцем. Едва только он узнает, какую неудачу она потерпела в обществе, он наверняка откажется от нее, как это сделали многие.— Скажите мне, мисс Мэтьюз, с кем вы приехали на бал?— С моей тетей, графиней Пенброук.Он задумчиво посмотрел на нее:— В самом деле? Я знал ее покойного мужа, однако понятия не имел, что у них есть американская племянница.— Моя мать и тетя Джоанна сестры. Мать поселилась в Америке, когда вышла замуж за моего отца, американского врача. — Она искоса взглянула на него. — Моя мать родилась и выросла в Англии, так что наполовину я англичанка.Он чуть заметно улыбнулся.— Тогда, значит, вы только наполовину выскочка.Она рассмеялась:— О нет! Боюсь, я все равно целиком и полностью выскочка.— Вы впервые приехали погостить в Англию?— Да.Незачем говорить ему, что не просто погостить и что она никогда больше не вернется в родной город.— И вам здесь нравится?Элизабет ответила не сразу, решившись на неприкрашенную правду.— Мне нравится ваша страна, но я нахожу английское общество и все его правила слишком строгими. Я выросла в сельской местности и пользовалась гораздо большей свободой. Нелегко привыкать.Он взглянул на ее платье:— Совершенно ясно, что вам стоило большого труда отказаться от американской привычки лазать по кустам в бальном платье.Она вздохнула:— Да, видимо, так.Впереди показалась конюшня. Когда они подошли, из дверей появилась невероятно толстая кошка и громко мяукнула. Нагнувшись, джентльмен погладил ее.— Привет, Джордж. Как ты сегодня, моя девочка? Скучаешь по своему ребенку?Элизабет опустила Чертвозьми на пол, и он сейчас же бросился к матери.— Маму Чертвозьми зовут Джордж?Сидя на корточках, он посмотрел на нее и улыбнулся:— Да. Так ее назвал мой конюх. Как было сказано: «Клянусь святым Георгием, этот кот, должно быть, кошка, потому что — посмотрите — у нее котята!» Мортлин знает все о лошадях, но, боюсь, очень мало о кошках.Ее улыбка исчезла, когда до нее дошло значение его слов.— Ваш конюх? И это ваши кошки?Остин медленно поднялся, проклиная себя за неосторожность. По-видимому, приятная интерлюдия подошла к концу.— Да, эти кошки мои.Она широко раскрыла глаза:— О Боже! Значит, это ваш дом?Остин бросил быстрый взгляд на здание, видневшееся вдали. Там он жил, но уже больше года не чувствовал себя в нем дома.— Да, Брэдфорд-Холл принадлежит мне.— Значит, вы должны быть… — Она присела перед ним в неуклюжем реверансе. — Простите меня, ваша светлость. Я не поняла, кто вы. Вы, наверное, сочли меня ужасно бестактной.Он смотрел, как она выпрямилась, ожидая увидеть, что ее глаза оценивающе прищурятся, алчно вспыхнут, заблестят от предвкушения того, как она сможет воспользоваться неожиданной встречей с самым завидным холостяком Англии.Но ничего подобного он не увидел.Наоборот, Элизабет казалась искренне расстроенной. И торопилась уйти от него.Чрезвычайно интересно.— Я так сожалею, что сказала, будто мне не нравится ваш бал, — произнесла она, неловко попятившись. — Это восхитительный бал. Восхитительный. Угощение, музыка, гости, все так…— Восхитительно? — подсказал Остин.Она кивнула и отступила еще на несколько шагов.Он не сводил глаз с лица Элизабет. В ее выразительных глазах боролись разные чувства: смущение, испуг, удивление, но не было и намека на жеманство или расчетливость. И он не заметил, чтобы на нее произвел особое впечатление его высокий титул. Но больше всего его поразило отсутствие еще кое-чего.Девушка не кокетничала с ним.Она не кокетничала и раньше — до того как узнала, кто он. Но сейчас…Невероятно интересно.— Спасибо, что проводили меня, ваша светлость. Думаю, мне следует вернуться в дом. — Она снова отступила на несколько шагов.— А что делать с вашим платьем, мисс Мэтьюз? Даже выскочка из колоний не осмелится войти в бальный зал в таком виде.Остановившись, она оглядела себя.— Полагаю, не стоит и надеяться, что никто не заметит.— Совершенно не стоит. Вы с вашей тетушкой остаетесь ночевать?— Да. Признаюсь, мы пробудем в Брэдфорд-Холле несколько недель как гости вдовствующей герцогини… — Догадка блеснула в ее глазах. — Вашей матушки.— Действительно, она моя мать. — На секунду у Остина мелькнула мысль, что его мать пригласила их в надежде сосватать его, но он тут же отмахнулся от нее. Он не мог представить, чтобы его строгая в соблюдении всех условностей мать сочла американку подходящей женой для герцога. Нет, ему было слишком хорошо известно, что она отобрала на эту роль нескольких молодых женщин с безупречной британской родословной. — Коль скоро вы здесь гостите, думаю, я сумею решить вашу проблему. Я покажу вам боковой вход, ведущий к гостевым комнатам, которым редко пользуются.Нельзя было не заметить выражения благодарности в ее глазах.— Это, безусловно, избавит меня от маячащего на горизонте скандала.— Так пойдемте.По дороге к дому Элизабет обратилась к нему:— Мне крайне неудобно злоупотреблять вашей добротой, ваша светлость, но не могли бы вы, когда вернетесь в зал, передать мои извинения моей тетушке?— Конечно.Она прокашлялась.— А каким предлогом вы воспользуетесь?— Предлогом? О, я предполагаю сообщить, что вы страдаете от приступа меланхолии.— Меланхолии? — возмутилась она. — Глупости! Я бы никогда не пала жертвой такого пустяка. Кроме того, тетя Джоанна не поверит. Вы должны придумать что-нибудь другое.— Ладно. Как насчет головной боли?— Никогда у меня ее не было.— Расстройство пищеварения?— Мой желудок никогда меня не беспокоил.Остину захотелось воздеть глаза к небу.— Вы когда-нибудь чем-нибудь болели?Она покачала головой:— Вы все время забываете, что я…— Очень крепкая. Да, я начинаю в этом убеждаться. Но боюсь, любой другой предлог, такой как лихорадка, слишком взволнует вашу тетушку.— Гм… Думаю, вы правы. Я бы не хотела пугать ее. В самом деле, головная боль недалека от истины. От одной только мысли, что надо возвращаться на бал, у меня начинает стучать в висках. Очень хорошо, — сказала она кивнув. — Можете сказать, что я поддалась головной боли.Остин усмехнулся:— Благодарю вас.Она ответила ему улыбкой.— Пожалуйста.Через несколько минут они подошли к дому, и Остин в темноте провел ее к боковой двери, почти целиком скрытой плющом. Он нащупал ручку и открыл дверь.— Вот вы и пришли. Комнаты гостей наверху. Осторожнее на ступеньках.— Хорошо. Еще раз спасибо за вашу доброту.— Рад был помочь.В тусклом свете Остин разглядывал ее лицо. Даже растрепанная, Элизабет оставалась очень милой. И забавной. Он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя так легко. Возвращение домой сулило ему насущные заботы, и он не мог устоять перед желанием продлить эту приятную передышку хотя бы еще на несколько минут. Он осторожно взял ее руку и поднес к губам. Рука была мягкой и теплой, а пальцы — длинными и тонкими. Остин снова ощутил запах сирени.Их взгляды встретились, и у него перехватило дыхание. Черт побери, она выглядела такой обольстительно растрепанной, словно ее волосы и одежду привели в беспорядок мужские руки! Он перевел взгляд на ее губы — пухлые, невероятно соблазнительные губы — и подумал, какой же у них вкус. Остин представил себе, как, наклонившись, он касается губами ее губ и раз, и два, целует их, проникая языком в приятную теплоту ее рта. Восхитительно, как…— О Боже!Пальцы Элизабет сжали его руку, и она широко раскрытыми глазами посмотрела на него. Ее взгляд на несколько секунд задержался на его губах. Затем она отвернулась, явно взволнованная. Теплая волна пробежала по его телу. Он с удивлением отметил, что мог бы поклясться, что она читает его мысли.Остин уже собирался отпустить ее руку, когда она тихонько ахнула. Он посмотрел ей в глаза и заметил, что она побледнела. Он попытался освободить свою руку, но Элизабет еще крепче сжала ее.— В чем дело? — спросил он, испуганный ее бледностью и обеспокоенный пристальным взглядом. — У вас такой вид, словно вы увидели призрак.— Уильям.Остин замер.— Простите?Она лихорадочно пыталась заглянуть ему в глаза.— Вы знаете кого-либо по имени Уильям? — Каждый мускул его тела напрягся. — Какую игру вы затеяли?Вместо ответа она сжала его руку своими ладонями и закрыла глаза.— Он ваш брат, — прошептала она. — Вам сказали, что он погиб, сражаясь за свою страну. — Она открыла глаза, и ее взгляд, направленный на него, вызвал у Остина пугающее ощущение, что она способна заглянуть в глубину его души. — Это не правда.Кровь застыла у него в жилах. Он вырвал руку и отступил, потрясенный ее словами. Боже, неужели эта женщина знает его страшную тайну? А если да, то как она узнала ее?Образы, которые он пытался прогнать из памяти весь прошедший год, снова возникли перед его глазами. Темная аллея. Уильям, пришедший на встречу с французом по имени Гаспар. Ящики с оружием. Передача денег. Мучительные вопросы. Ожесточенный спор между братьями. И затем, всего лишь несколько недель спустя, известие, что Уильям погиб в битве при Ватерлоо как герой.Его сердце бешено стучало, но он старался сохранять спокойствие. Может ли эта женщина оказаться совсем не такой, какой кажется? Вдруг она знает что-то, связанное с полученным им недавно письмом? Или о связях Уильяма с французами? Не может ли она оказаться тем ключом к тайне, который он искал весь год?Прищурившись, он посмотрел на ее бледное лицо и произнес ложь, которую уже столько раз повторял графине:— Уильям погиб, сражаясь за родину. Он умер как герой.— Нет, ваша светлость.— Вы хотите сказать, что мой брат не был героем?— Нет, я говорю, что он не умер. Ваш брат Уильям жив. Глава 2 Элизабет почувствовала, что ею овладевает отупляющая усталость, как это иногда случалось после видений. Ей очень хотелось сесть, но недоверие в горящих глазах герцога приковывало ее к месту.— Вы расскажете мне все, что вам известно, — приказал он ледяным тоном. — Все, что дает вам право заявлять, что мой брат жив. Сию же минуту.«Господи, зачем только я это сказала?»Но, задавая себе этот вопрос, Элизабет знала ответ на него. На мгновение перед ней мелькнуло лицо молодой женщины… любимой подруги, которую она больше никогда не увидит — и все из-за того, что она промолчала, не рассказала о своем предчувствии. Это было трагической ошибкой, и она поклялась, что никогда больше не повторит ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37