Повсюду стояли книжные шкафы, заполненные томами в кожаных переплетах. Виктории захотелось изучить все эти книги.
У левого окна высился огромный письменный стол, рядом с которым возвышался еще шкаф длиной около двадцати футов, а композиционная расстановка стульев была тщательно продумана.
У противоположной стены, уютно согревая комнату, потрескивал камин. Пол устилал сине-коричневый ковер. Захотелось полежать у камина с любимой книжкой. А вот и диванчик с парчовой обивкой словно только тебя и ждал. Виктория закрыла глаза, упиваясь ароматами пергамента, кожи и воска. Но вдруг она поняла, что одна в библиотеке. Где же Натан?
Решив присесть и подождать его, она приблизилась к камину и, обойдя диванчик, замерла на месте. Мастиф Натана, По, растянулся на ковре во всю длину и, отдавшись Морфею, мирно храпел. Как там Натан говорил? Поедающий Обувь? Нет, для него больше подходило что-то вроде Просто Огромный, и Викторию было не переубедить в этом. Она в жизни не видела собаки страшнее и больше.
В этот момент зверюга шевельнула носом, уловив запах. Мастиф открыл глаза и легко вскочил на громадные лапы, уставившись на Викторию. Она от всей души надеялась, что он не принял ее за отбивную...
– Хорошая собачка, – пролепетала она, делая шаг назад. – Хорошая, большая, огромная собачка. Ложись обратно! Спать.
У мастифа, видимо, были другие планы, и он медленно двинулся на нее. Лихорадочно припоминая завет знатоков, что от собаки нельзя убегать, чтобы не раздразнить ее, а также надеясь, что Натан не солгал, говоря, что пес дружелюбный, Виктория осталась на месте. По остановился передней, обнюхал платье и, плюхнувшись на пол, поднял переднюю лапу.
Виктория удивленно и с облегчением спросила:
– Рукопожатие? Но... мы ведь уже встречались.
По всей видимости, По было все равно, встречались они или нет, и он продолжал держать лапу поднятой. Молясь, чтобы это не привело к потере руки, Виктория пожала ему лапу. После обмена приветствиями пес сначала уткнулся мордой ей в бедро, затем в запястье, лизнув кисть языком, который казался больше, чем туфля девушки.
Виктория осторожно погладила его за ушами, отчего По завилял хвостом, который мог смахнуть большую вазу, украшавшую противоположный конец стола.
– Нравится, да? – ласково говорила девушка, поглаживая пса и продвигаясь тем временем к дивану, дабы спасти жизнь вазе. Усевшись, она уже обеими руками перебирала его длинную густую шерсть. По стоял перед ней, и глаза их были на одном уровне. Окончательно осмелев, Виктория гладила и почесывала пса, наблюдая за его восторженной реакцией. Высунув язык, он вилял хвостом и блаженно урчал.
– Ты только выглядишь как большой свирепый зверь, – проворковала она со смехом, гладя его по спине, – а в душе ты маленький, прелестный щеночек!
По взглянул на нее благодарно, будто хотел воскликнуть: «Господи, меня поняли! Наконец-то!»
Увлекшись собакой, Виктория не заметила, что в комнату вошли, и знакомый голос сказал:
– Похоже, вы завели нового друга.
Она обернулась. На пороге стоял Натан, скрестив руки на груди, и смотрел на нее непроницаемым взглядом.
– Вы со мной разговариваете или с собакой? – спросила Виктория, тиская По и уже волнуясь.
– С вами, но вопрос может быть задан обоим. – Он подошел к камину. – Вы ему понравились.
Виктория лукаво взглянула на него:
– А вас это, кажется, не удивило.
– Честно говоря, наоборот.
– Ну, спасибо, вы очень любезны.
– Это был комплимент – По обычно не доверяет незнакомцам.
– Возможно, оттого, что они сами ему не доверяют или боятся. Все-таки его размеры...
– Да, наверное. Думаю, теперь он захочет, чтобы вы его так гладили постоянно. Недели две – это точно.
– Две недели? – Она улыбнулась. – А потом что?
– О, потом он станет полным нахалом и одарит вас пылкими собачьими поцелуями. – Он подошел к дивану и похлопал своего друга по спине. – Нравится, когда к тебе с таким вниманием, а, малыш?
По гавкнул.
– Это означает «да», – перевел Натан, взглянув на Викторию.
Одного его взгляда оказалось достаточно: легкое тепло овладело всем ее телом.
– Смотрю, вы переоделись, прическу поправили.
– Так лучше, а то ваш По захотел бы закопать меня в саду. Боюсь, что лакей, который видел меня сразу после прогулки, надолго запуган.
– Вовсе нет, у всех такой вид, словно они побывали на пляже в ветреный день.
Она заметила, что Натан не выглядел уставшим. Наоборот, энергичными очень привлекательным. Высокий, суровый пират с растрепанными морскими ветрами прядями...
Он тоже успел переодеться в чистую рубашку и голубые бриджи. Галстуком Натан по-прежнему пренебрег, поэтому можно было вдоволь любоваться его красивой шеей. Он был одет совсем не по моде, и в некоторых кругах общества его наряд назвали бы позорным. Но Виктории было все равно, она восхищалась цветом его поблескивавшей кожи.
– Кстати, ваша прическа была совсем не ужасной, – сказал он тихо, посмотрев на ее волосы.
Эта реплика мигом согрела Викторию, вызвав неловкий смех:
– Да уж, вы правы. Жуткая, правильнее было бы сказать.
Он покачал головой.
– Нет, я не это слово имел в виду.
– Ладно, моя фантазия исчерпана. Что же это за слово?
– Чудесная.
Одно это слово, сказанное так мягко, поразило ее. На успела она отреагировать, как он еще раз погладил По и деловито сказал:
– Я приготовил для вас бумагу, перо и чернильницу.
– А, да... спасибо, – с трудом выговорила Виктория, продолжая смотреть на пса и пытаясь унять дрожь. – И благодарю за еду, доставленную ко мне в комнату.
– Вам понравилось?
– Просто изумительно! Неловко говорить, но когда я ела... очень быстро...
– Вам никогда не следует стыдиться меня, Виктория, – сказал он довольно сухо, даже жестко. – Море и соленый воздух пробуждают волчий аппетит, и мне нравится, когда женщина не скрытничает по этому поводу.
Виктория отметила, что они все еще обсуждают еду. Она знала, что только дня через два ей придет в голову какой-нибудь остроумный ответ. Сразу она ничего придумать не смогла.
– Полагаю, не стоит рассчитывать, что вы помните письмо наизусть?
Что он сказал? Ах да, письмо. Она так погрузилась в свои мысли, что забыла обо всем.
– Вообще-то я изучила его вдоль и поперек, и мне нетрудно воспроизвести его дословно.
– Замечательно. Начнем, пожалуй?
– Конечно.
Погладив на прощание нового четвероногого друга, Виктория встала и направилась к столу. Пес следовал за ней по пятам.
– Я в жизни не видела таких широких столов, – сказала она, проводя рукой по лакированной поверхности. – Как будто два соединили в один.
– Это примерно так и есть. Его называют столом для партнеров, здесь два человека могут заниматься делами, сидя визави. Отцу удобно, так он работает со своим секретарем.
Натан отодвинул коричневый стул, обитый кожей, и Виктория села, пробормотав «спасибо». Одна его рука – на спинке стула, вторая – на подлокотнике, он словно окружил ее. Усаживаясь поудобнее, она повернула голову и уткнулась взглядом прямо в его бриджи.
Ее обдало жаром, словно в печь посадили, а воображение моментально перешло границы дозволенного. Хоть в «Путеводителе» и было подробно описано это, скрывавшееся под бриджами, но она все равно не могла четко себе представить всю картину. А тут, прямо перед ее глазами, наглядный пример. Если бы не злосчастные бриджи...
– Виктория, вы готовы?
Она взглянула вверх, на Натана, который терпеливо ждал. Кажется, он понял, куда она смотрела. Ей стало еще жарче, на сей раз от неловкости.
– Так готовы? – повторил он, ужасаясь своему голосу, ставшему вдруг почти писклявым. – Переписать мое письмо. Или вы чем-то другим хотели заняться?
Сама невинность. Тем не менее блеск его глаз пронизывал насквозь.
– Переписать. Точно. – Виктория схватила перо и склонилась над бумагой.
Натан издал звук, похожий на смех и кашель одновременно, и она плотно сжала губы, пытаясь успокоиться. Нет, так никуда не годится. Что с ней такое? Ей казалось, будто она стоит на скользком бревне и вот-вот потеряет равновесие и свалится в пропасть. Впервые в жизни ей не хватало сил и храбрости, а так как у нее никогда не было проблем в общении с мужчинами, то, очевидно, виноват в ее растерянности был только он. Что ж, чем раньше она закончит писать, тем быстрее избавится от его докучливой компании.
В следующий момент Виктория поняла, что лишаться его общества совсем не желает, тут же ощутив себя беспомощной. Она решила не высказываться по этому поводу. Не сойти бы с ума...
Взглянув исподлобья, она заметила, что он уже сел на противоположную сторону и ждет. Их разделяло всего четыре фута лакированного орехового дерева. Стоит протянуть руку, привстать, и можно дотронуться до его рук... Особенных. Раньше Виктория не слишком обращала внимание на мужские руки, но эти были великолепны: широкие, с длинными пальцами, они выглядели такими сильными, будто все на свете уже пережили. Для доктора, подумала она, просто бесподобно.
Она знала, что его кисти, загрубевшие от физического труда, могли быть и очень мягкими... действительно, это было как волшебство, ведь она отлично помнила свои ощущения, когда он гладил ее волосы или проводил пальцами по губам, как обнимал ее...
Нет, мысли опять устремились куда-то в сторону. Сосредоточившись на пустом листе бумаге, Виктория обмакнула перо в чернила и стала вспоминать содержание письма. Сначала было приветствие: «Моему очень хорошему другу Натану...» И она принялась за работу, иногда приостанавливаясь и вспоминая.
Натан стал писать к ее отцу. Он поднял голову, размышляя над текстом, но все мысли тут же вылетели, как только он посмотрел на Викторию, закрывшую глаза, нахмурившуюся. Она прикусила нижнюю губу, думая над запиской, и Натан, увидев это, вспомнил свои ощущения, когда целовал ее. Ему захотелось убрать этот стол...
Дотянуться до ее рук ему было несложно, но он сделал над собой огромное усилие и остался на месте.
Разве его когда-нибудь привлекали женские руки? Нет, разумеется. Но эти... да, это были руки избалованной аристократки, но бледноватая кожа и тонкие пальчики очаровали его. Почему? Причина была проста: неповторимые, неподражаемые объятия, такие мягкие прикосновения, что дух захватывало. И конечно, запах роз... и то нетерпение, с каким эти руки скользили меж прядей его волос, когда она попросила о втором поцелуе...
Виктория писала, а Натан не сводил с нее глаз. Изящные движения, легкое скольжение пера по бумаге... Заметив тонкий шрам у нее на запястье, он неуверенно дотронулся до него пальцем. Она подняла голову и, чуть покраснев, посмотрела на него. Она походила на нежный цветок, а он готов был вечно любоваться ею.
Натан опять потрогал ее шрам.
– Что это у вас?
Виктория взглянула на свое запястье, куда указывал его палец, такой темный и загорелый по сравнению с ее бледными руками. Натан еле сдерживал себя, чтобы усидеть на месте.
– Порезалась, – буркнула она.
– Как? Когда? – продолжал он расспросы, гладя ее руку.
– Мне было двенадцать лет, – начала она, запинаясь, – я копалась в грязи и наткнулась на острый камень, о который и поранилась.
– Копались в грязи? Вам нравится садоводство?
– Да, но в тот момент я занималась другим.
– Что же вы делали? Клад хотели отыскать?
– Нет, я делала пирог.
Натан перестал рассматривать ее руку и посмотрел ей в глаза.
– Пирог? Из грязи?
– Ну да.
– Простите, я вас правильно понял? Вы действительно делали пирог из...
– Да, и не из яблок с медом, а именно из грязи!
– А что дочь графа может знать о такой кулинарии?
Виктория вздернула подбородок и ответила:
– Довольно много – я их часто делала. Земля в нижних садах Уэксхолл-Мэнора была более подходящая, чем в верхних. Но почва у пруда была лучше всего.
Натан покачал головой.
– Я никак не могу представить вас играющей в грязи, пачкающейся... Как вам это удавалось?
Помедлив, Виктория сказала:
– Мне очень нравились пироги, которые готовил наш повар, и я хотела научиться их печь. Но мама запретила мне бывать на кухне, поэтому мне пришлось все делать понарошку.
– Вам не разрешали ходить на кухню, но копаться в грязи можно было? Как это?
– Не совсем так. Мама ничего не знала, иначе была бы потрясена. Но в день, когда я порезалась, тайна открылась, и, после того как руку перебинтовали, я выслушала длинную лекцию о том, как подобает вести себя юным леди. Естественно, мне дали понять, что пирогов из грязи им делать не надлежит.
– И что, вы больше ни одного не приготовили?
Она с иронией взглянула на него.
– Хм, не думаю, что мне стоит отвечать на ваш вопрос.
– Почему же?
– Боюсь, это будет оскорблением. Кроме того, не хотелось бы разубеждать вас в том, что я – избалованная дочь графа, которая ни за что не станет пачкать руки в грязи.
– Знаете, после всего, что я навидался при своей профессии, меня уже ничто не оскорбит. А так как вы уже нашли кучу неточностей в моих суждениях о вас, то почему бы не добавить еще одну?
– Ну, как знаете. Да, пирогов я сделала еще очень много. Мама ничего не узнала, а то время, когда я изображала лучшего повара в Англии, оказалось незабываемым.
– А вам удалось все-таки научиться готовить настоящий пирог?
– Нет. – Виктория улыбнулась. – Это осталось детской мечтой.
Он молча смотрел на нее несколько секунд, затем сказал:
– Так интересно узнавать о вас что-то новое, Виктория. Ваша страсть к пирогам из грязи удивила и растрогала меня.
Он хотел употребить другие слова – «очаровала», «поразила», но сдержался.
– Да вы тоже интересная личность, – сказала Виктория. – А вы играли в пироги?
– Э... нет. Конечно, я пачкался при первой же возможности, но так как рос у моря, вместо пирогов у меня были песчаные замки.
Ее глаза загорелись.
– Настоящий замок из песка? Там принцессы живут?
– Нет, конечно! Это была крепость для бесстрашных воинов, готовящихся к атаке. – Он посмотрел в потолок и фыркнул. – Принцессы, ха. Скажете тоже.
– Если бы у меня была возможность построить песчаный замок, – сказала Виктория мечтательно, – он был бы как раз для принцессы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35