https://wodolei.ru/catalog/vodonagrevateli/protochno-nakopitelnye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


OCR Roland
«Танцовщица»: ОЛМА-ПРЕСС; Москва; 1995
ISBN 5-87322-296-7
Оригинал: Emma Drummond, “A Captive Freedom”, 1987
Перевод: А. Коган, И. Лебедева
Аннотация
Она — неприметная девушка из кордебалета, потом звезда оперетты. Он — незаконный отпрыск знатного британского рода. Оба были на войне, и оба были в плену. Не у врага — у любви…
Эмма Драммонд
Танцовщица
Часть первая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Лондонская публика такого еще не видела. Первое представление прошло в гробовой тишине, сменившейся по окончании спектакля неистовыми овациями. Теперь публика каждый вечер сходила с ума, но сколько бы она ни аплодировала и ни кричала «бис», номера никогда не повторялись. Если зрители хотели увидеть их еще раз, им следовало еще раз прийти в театр Линдлей, и они приходили.
Это стало повальным увлечением. Те, кто не видел представления, считались отсталыми. Оно изменило образ мыслей людей, диктовало моду и разбивало сердца. Им восхищались и мужчины, и женщины, хотя и по различным причинам; оно нравилось всем слоям общества. Богатые старались воссоздать в жизни то, что происходило на сцене, бедные видели в нем воплощение своей мечты. Режиссеры других театров пытались скопировать его, но оно было слишком в стиле Линдлей, и публика валом валила на представление. Она хотела видеть оригинал.
Как это часто случалось в истории театра, один пустяковый номер в ярком, талантливом представлении почему-то становился гвоздем программы и надолго оставался в памяти, даже когда само представление и участвовавшие в нем звезды исчезали в небытие. И то, что этот номер выбирался чисто случайно, тоже было в традиции театра. Так или иначе, но в том 1896 году ни для зрителей галерки, надевших свои выходные костюмы, ни для высших слоев общества, сверкающих в партере и ложах шелками, мехами и драгоценностями, это не имело никакого значения. Они заполняли театр Линдлей, чтобы увидеть представление снова и снова.
В тот вечер в одной из лож шестеро молодых мужчин с нетерпением ждали, когда же наступит тот особый момент, а одному из них предстояло пережить его впервые. Интенсивный загар на его лице, особенно заметный на фоне белокурых волос, выдавал тот факт, что он недавно вернулся из-за границы. Множество глаз было приковано к этой ложе, потому что все шестеро были в легком подпитии и весь вечер шумели, мало обращая внимание на окружающих, но даже они притихли, когда зал наполнил волнующий ритм нежной мелодии в стиле народных танцев Южной Америки. Белокурый мужчина подался вперед, подталкиваемый локтями своих друзей. Мрачные воспоминания о двух последних годах, проведенных в одном из самых диких уголков земного шара, постепенно стирались из его памяти под влиянием неумеренного количества вина, женщин и развлечений, таких как в этот вечер.
Прожектора погасли. В полумраке зазвучала странная музыка, ее медленный, неотступный ритм отдавался в висках замершего в ожидании мужчины. Затем зал, как по команде, вздохнул, потому что одна, затем еще одна, и еще, и еще — тридцать совершенно одинаковых девушек одна за другой появились из-за кулис. Все они были жгучими брюнетками, их волосы причудливыми завитушками были зачесаны наверх, что добавляло каждой из них лишних шесть дюймов росту. На фоне черного, бархатного задника кулис они выстраивали калейдоскоп фигур и походили на войско амазонок.
Девушки всего лишь ходили по сцене, но то, как они ходили и как были одеты, поражало воображение и заставляло зрителей трепетать. Они даже не ходили, а скорее качались: волнообразные движения их плеч и бедер были полны степенной грациозности и при этом вызывающе сексуальны. Это придавало девушкам особую чувственность, которая дразняще противоречила их надменно вздернутым головам и полному отсутствию выражения на поразительно красивых лицах. Одного этого было достаточно, чтобы взволновать молодого мужчину в ложе, даже если не принимать во внимание их очаровательные костюмы, целиком состоящие из белых страусиных перьев, искусно создающих впечатление, что под ними лишь изящные, обнаженные молодые тела. То тут, то там из плывущего по сцене потока подрагивающих перьев появлялось голое плечико, стройная ножка или изящная ручка. Эти картинки мелькали перед глазами так искушающе быстро, что молодой человек подался на стуле вперед, пытаясь понять, не показалось ли это ему. Медленный ритм музыки стал почти гипнотическим. Мужчина зачарованно смотрел на сцену, желая, чтобы действие длилось еще и еще.
Номер был великолепно придуман и поражал своей простотой. Он был не таким сексуальным, как если бы девушки выступали в трико или коротких юбках, но он очаровывал гораздо больше, чем кордебалет со своим обилием оборок и лент, в огромных причудливых шляпах, исполняющий номер за номером, которые так обожают свистящие мальчишки-посыльные. Девушки мюзик-холлов покоряли зрительские сердца своей индивидуальностью, излучая в зал теплоту и радушие. Девушки Линдлей, наоборот, все были одинаковы и равнодушны. Они словно говорили: «Мы здесь, и мы знаем, что вы там, но если вы хотите узнать нас получше, то это вам нужно проявить инициативу».
Популярные актрисы театра Линдлей, такие, как Эллалина Террис, Мари Темпест, Ада Рив и примадонна этого шоу Аделина Тейт имели успех, потому что умели создать впечатление, будто выступают для каждого отдельного человека в зале, от герцогини до продавщицы. А этот парад высоких надменных девушек с огромными колышущимися перьями, укрепленными на их головах с помощью гребней, украшенных драгоценными камнями… Каждая, казалось, намекала, что где-то в темноте зала есть только один мужчина, который, если отважится, может завоевать ее.
Каждый мужчина в зале говорил себе, что он мог бы стать тем единственным, если бы не жена и не подруга, сидящая рядом, если бы было чуть побольше денег, если бы он был чуть повыше и чуть помоложе. Каждая женщина в зале говорила себе, что и она могла бы, как эти девушки Линдлей, вертеть мужчинами, если бы не муж или друг, сидящий рядом, не строгий отец, если бы она не была блондинкой или шатенкой, если бы у нее были такие перья и… сила воли!
Номер подходил к концу. Девушки, покачиваясь, одна за одной скрывались за кулисами. Музыка становилась все громче, пока на сцене не осталась последняя девушка. Она мгновение поколебалась и, прежде чем скрыться за черным бархатным занавесом, с королевской гордостью вскинула голову и надменно посмотрела в зал.
Партер уже вскочил на ноги, требуя «бис», балкон взорвался аплодисментами. Очарованный молодой человек в ложе знал, что «биса» не будет: друзья его уже предупредили. Но он чувствовал, что возбуждение еще не покинуло его. Он уже выбрал девушку. Они все были высокие, изящные брюнетки, но лишь одна пленила его взгляд. Седьмая, согласно программке, по имени Лейла Дункан. В ее лице было что-то, не соответствующее нарочито равнодушному выражению на нем. Какой-то дерзкий наклон головы, который свидетельствовал, что она знает жизнь не по книжке. Меланхолично покачивавшаяся, она могла показаться холодной, но если посмотреть в театральный бинокль, то среди множества пар карих глаз выделялись ее наполненные упоением, пугающе глубокие, голубые глаза. За надменным выражением скрывается бешеный темперамент, подумал мужчина, и он будет рад ощутить его на себе.
Остальное шоу ничего из себя не представляло, несмотря на великолепие костюмов и заводную музыку. Даже финальный номер Аделины Тейт, одетой как южноамериканская принцесса, не мог поднять настроение зрителей. Импресарио Лестер Гилберт переставлял номер «Прогулка» все ближе к концу представления, потому что даже несравненная Аделина Тейт с ее яркой индивидуальностью не могла появиться на сцене после плывущих страусиных перьев. То, что задумывалось как вставной номер, чтобы заполнить промежуток между выступлениями, теперь приобрело самостоятельное значение и требовало переноса в финал. Мисс Тейт была от этого совсем не в восторге, и Лестер Гилберт тоже. Но каждый вечер публика заполняла театр до отказа, и программа оставалась без изменения.
Занавес закрылся, и началась толкотня, но шестеро молодых мужчин в ложе не спешили. Они деловито писали записки и прикрепляли их к цветам, которые принесли с собой. После непродолжительных споров каждый выбрал себе девушку и намеревался провести с ней вечер у Романе Записки написаны, обитая красным плисом ложа опустела, плащи и шляпы надеты. Молодые люди обошли здание и подошли к служебному входу подмаслить швейцара Монктона, чтобы тот передал выбранным девушкам цветы. Щедро вознагражденный, Монктон выразил готовность услужить джентльменам, и они двинулись к нанятым кебам, предвкушая веселую поездку в известное кафе и ужин.
Однако в кафе поехало только пять пар. Лейла Дункан вернула букет вместе с полной изысканной лести запиской. Мальчик-посыльный, что принес его, ухмыльнулся и сказал:
— Простите, господин, мисс Дункан сегодня занята и просила вам сказать, что будет занята и все последующие вечера.
Молодой человек машинально взял цветы. С ним такое было впервые. Девушка отказалась принять его приглашение! Эта неудача была особенно чувствительна в сравнении с успехом его пятерых друзей. Их веселые советы выбрать себе другую девушку он пропустил мимо ушей, так как не собирался, черт возьми, предлагать этот букет белых и желтых тепличных роз остальным двадцати четырем девушкам в надежде, что одна из них соблаговолит принять его. Он только выставит себя на посмешище перед Лейлой Дункан. Велев друзьям отправляться, он сказал, что навестит одну свою старую подругу, которую знал ещё до отправления за море, и присоединится к ним позже.
Молодой человек подозвал кеб и дал извозчику адрес модистки, которая когда-то была его любовницей. В кебе он откинулся на спинку сиденья и обнаружил, что ужасно сердит. Мисс Дункан ничего о нем не знала и никогда его раньше не видела. Кто она такая, чтобы так невежливо швырнуть цветы ему в лицо? Он выглянул из окна кеба, стараясь выкинуть из головы дразняще покачивающееся тело и голубые глаза, которые, казалось, взглянули прямо на него, когда он смотрел в театральный бинокль.
Ноябрьский туман уже поднимался с Темзы, распространяясь по освещенным лампами улицам в сторону Вест-Энда. По мере того как он заполнял город, облик Лондона менялся. Грохочущие по улицам кебы замедлили движение, цокот копыт стал тише. Встречные повозки внезапно появлялись из серой мглы, заставляя лошадей нервно шарахаться в сторону. Обычный вечер приобретал загадочный, даже зловещий вид. После заседаний возвращались домой политики, покидали хозяев отобедавшие гости, зрители после театральных представлений разбредались по закусочным.
На перекрестках продавцы жареных каштанов охрипшими от тумана голосами зазывали прохожих, которые собирались вокруг них, чтобы согреться теплом жаровни и обжигающими руки каштанами. Жрицы ночи выглядывали из дверей, пытаясь заманить прохожих, пугая целомудренных и оскорбляя набожных, прежде чем им удавалось подцепить наконец своего клиента, и то скорее случайно, нежели с помощью безошибочного чутья, отказавшего в такую сырую мрачную ночь.
Когда кеб подъехал к указанному адресу, туман стал таким густым, что было невозможно разглядеть, горит ли свет в окнах верхнего этажа.
— Приехали, сэр. Лиссинг Лейн, четырнадцать, — сообщил кебмен скрипучим голосом.
Белокурый пассажир не двигался. Он смотрел через окно в неприветливую мрачную ночь. Потом он вздрогнул и поднял воротник плаща.
— Я передумал. Поезжай в Мейфэйр!
— В Мейфэйр, господин? В такую погоду на это уйдет много времени.
— Сколько уйдет, столько уйдет, черт побери. Я никуда не спешу, — донесся резкий ответ пассажира. — Если довезешь, получишь отличные чаевые… а вот это возьмешь домой, своей жене. — Он махнул дорогим букетом роз в сторону извозчика, смотревшего на него сверху через окно в крыше.
— Тогда, сэр, я сделаю все, что смогу. И спасибо от имени моей жены.
Но, избавившись от букета, молодой человек не смог избавиться от мыслей о Лейле Дункан, и они еще долго отравляли ему вечер, пока он, добравшись до своего пустого дома, не лег спать.
Лейла палила Нелли чашку чая, велев сесть и выпить ее. Бедная девушка выглядела измученной и дрожала от холода в промокшем пальто, которое годилось только для лета. От ненависти к своим прежним хозяевам, у которых до сих пор работала Нелли, голос Лейлы стал резким, словно это на нее Кливдоны свалили всю работу после рождения их внучки.
Нелли посмотрела на Лейлу, и на ее сморщенном лице появилось сомнение; обхватив чашку, она грела раскрасневшиеся руки. Слепая верность хозяевам не давала ей высказать свои мысли.
— Маленькая мисс Эмма требует столько внимания, ее нужно так часто купать, ты просто не поверишь. Мисс Бенедикт, которую взяли на твое место, по-моему, только и делает, что каждые пять минут меняет пеленки и с утра до ночи требует горячую воду.
Лейла сердито сделала глоток из своей чашки. Когда-то ей приходилось все делать по дому. Девушек, подобных ей, легко берут на такую работу и так же легко вышвыривают на улицу, если у них не окажется достаточно сил и энергии тащить этот воз.
— Мисс Бенедикт! — ехидно воскликнула Лейла. — С таким именем нужно быть не прислугой, а хозяйкой.
Нелли почти с испугом посмотрела на нее, хотя Лейла произнесла это святотатство в своей собственной подвальной квартире, по крайней мере в десяти милях от дома Кливдонов.
— Миссис Хилдрет называет ее «мисс Бенедикт», и леди Кливдон тоже. Я полагаю, что даже сэр Фредерик ее так зовет. Кухарка говорит, что это потому, что у нее есть диплом сиделки и потому, что она пришла к нам от Медларов, которые привезли ее из Швейцарии, куда ездили четыре года назад. — Серые глаза Нелли были полны ужаса. — Кухарка сказала, что она бегло говорит по-французски.
— Ха! — презрительно воскликнула Лейла. — Хотела бы я послушать, как она будет разговаривать с джентльменами, которые приходят к нам в театр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59


А-П

П-Я