Она не отвечала.
– Может быть, ты боишься, что я расскажу кому-нибудь?
Он действительно сомневался в том, что она может доверить ему тайну, которую хранила даже от родного отца. Но в последние недели он проявлял такой большой интерес к ее жизни и так заботился о ней, желая ей только добра, что ее недоверие обижало его.
– Дело не в этом, – поспешила успокоить его Ферн. По выражению ее лица он понимал, что ей действительно есть что скрывать.
– Это имеет отношение к тому, что ты носишь мужскую одежду?
– Почему ты так настаиваешь? Ты же понимаешь, что я не могу тебе рассказывать все о себе. Даже бостонец, кажется, мог бы это понять.
Он мог бы помогать и кому-то еще. Со дня его приезда в Абилин, после встречи с Ферн, он только и делал, что помогал кому-то. Он хотел помогать людям.
– Ты слишком долго жила одна. Ты замкнулась в себе. Ты никак не можешь отделаться от кошмара, который случился с тобой. Он стал частью тебя, стал влиять на твои слова и поступки, на твое отношение к людям.
– А что в этом такого?
– Но ведь ты ведешь себя не так, как должна, не так, как хочешь. Ты не можешь быть сама собой.
Все это было так похоже на его собственные страхи, которые заставляли его замыкаться в себе, таиться от собственной семьи в течение восьми лет. Он много потерял из-за этого. Ферн тоже много потеряла. Теперь пора бы им обоим не терять, а начинать обретать.
– С чего ты взял, что я не делаю то, что хочу?
– Но я же вижу разницу между тобой и Розой. Роза делает то, что она хочет, оставаясь сама собой. Никогда раньше я не видел более довольного жизнью, счастливого, открытого, честного существа. И она так любит помогать другим людям.
– Значит, по-твоему, я несносная эгоистка.
– Нет, но ты прячешься от людей. Ты не боишься нападать на меня, если тебе кажется, что я не прав. Но стоит мне попросить тебя рассказать о себе, как ты начинаешь таиться.
– Тебе не должно быть до меня дела.
– Мне и не было до тебя дела, когда я сошел с поезда в Абилине. Но теперь мне есть до тебя дело.
Их жизни навеки сплелись вместе. Ему уже никогда не забыть Ферн, как не забыть ему и своей семьи.
– Я не хочу, чтобы ты интересовался мной.
– Тогда почему ты общаешься со мной?
Молчание.
– Ферн, я не сую нос в твои дела из праздного любопытства. Я вижу, что ты страдаешь и хочу помочь.
– То, что случилось, уже старая история. Теперь все это не имеет никакого значения. В любом случае, ничего уже не изменишь.
– Но можно изменить свое отношение к тому, что случилось с тобой.
Он видел, как она вся напряглась, как будто хотела заткнуть себе уши и не слышать его слов. Между ними вдруг начала расти стена. И вдруг Ферн сдалась.
– Восемь лет назад один человек пытался меня изнасиловать, – крикнула она, выплескивая на Мэдисона весь годами копившийся гнев и всю боль. – Это ты можешь изменить? – всхлипывая, она пришпорила коня, заставив его перейти в галоп.
Мэдисон тоже пришпорил своего Бастера, чтобы догнать Ферн.
Он готов был услышать от нее любое, но только не это. Что он может сказать ей по этому поводу, чтобы ей стало хоть немного легче?
Трудно было представить, какие тяжелые воспоминания томили ее все это время. Как только она могла жить с ними? Ее, должно быть, постоянно преследовал страх, что подобное может повториться. Мэдисон думал, что годы ушли на то, чтобы научиться защищать себя с помощью мужской одежды, притворяясь совершенно не такой, какой она является на самом деле, подавляя в себе все женское.
Эта мысль вызвала у него яростный гнев к неведомому насильнику. Если бы он попался ему в момент нападения на Ферн, он бы без колебания убил его.
Догнав Ферн и взглянув на ее заплаканное лицо, он еще больше разозлился. Мэдисон остановил обоих коней, соскочил на землю и помог Ферн спешиться.
Они стояли среди пустынной прерии, над которой было ясное голубое летнее небо. Ферн рыдала, и в ее рыданиях слышались боль, печаль и гнев, которые она носила в себе все эти восемь лет. Она прильнула к Мэдисону с доверчивостью женщины, которая, наконец-то, поделилась своей самой заветной тайной с любимым человеком.
Мэдисон почти радовался в душе. Он всегда гордился сдержанностью своих поступков, однако вот же как вышло – плачущая женщина в его объятиях и никого рядом, кроме двух коней. Он не мог вообразить, что бы сказали его друзья, расскажи он им про это, но ему было абсолютно безразлично их мнение по этому поводу. Он намеревался оставаться с Ферн до тех пор, пока она в нем нуждается.
(Ты остаешься с ней потому, что влюблен в нее.)
Эта мысль так поразила его, что на минуту Мэдисону показалось, будто это Ферн обнимет его, а не наоборот. Он, должно быть, ошибается. Не может он быть влюблен в нее. Не то, чтоб она ему совсем не нравилась. Она ему очень нравилась. Он восторгался ее мужеством, цельностью ее характера, но ведь это еще не любовь. Ему даже не нравился тип женщин, к которому она принадлежала.
Фредди бы все это очень позабавило. Мэдисон так ловко избегал сетей, которые расставляли для него наиболее искушенные в вопросах любви и соблазнения роковые женщины Бостона и Нью-Йорка, только для того, чтобы попасться на крючок фермерской дочки из Канзаса.
Рыдания Ферн прекратились.
Сердито сопя, она выскользнула из рук Мэдисона.
– Я не хотела реветь, – сказала она. – Вот что получается, когда ты пытаешься заставить меня быть женщиной.
– Ничего, я это переживу, – сказал Мэдисон, еще окончательно не придя в себя, но уже склонный шутить. – Уж лучше плачь, но не гони меня из города.
– Прости меня. Трои спас меня той ночью. Я ему многим обязана и поэтому хочу, чтобы его убийцу повесили. Но нам надо ехать дальше, – сказала она и села на своего коня. Достала носовой платок и стала вытирать глаза и щеки. – Рид и Пайк давно ждут меня. Не хочу, чтобы у них был новый повод для драки.
Как только ее минутная слабость прошла, Ферн снова замкнулась. Она даже не подождала, пока Мэдисон вскочит на коня. Но Мэдисон не мог позволить ей опять уйти в свою раковину. Не теперь и не когда-либо в будущем. Он хотел делить с ней ее невзгоды. Отныне и навеки.
Ферн нельзя было оставлять одну. Раны ее были так глубоки, что изменили всю ее жизнь. Да плюс еще полное равнодушие к ней ее отца. Ей стало казаться, что никто не любит ее, что мужчины только вожделеют ее. Он должен научить ее поверить в себя, поверить в то, что мужчина может любить ее ради нее самой, а не за то, что она хорошо работает и не потому, что может подарить ему минуты физического наслаждения.
В то же время важно было сдерживать свое собственное растущее желание к ней. Если она только узнает, как страстно он жаждет заняться с ней любовью, она уже больше не подпустит его к себе. Во всяком случае, перестанет доверять ему.
А теперь ее доверие имело для него огромное значение.
– Расскажи мне о том, как это случилось, – попросил он, догнав ее, и поскакал рядом.
– Зачем? – спросила она, поворачиваясь к нему. – Хочешь посмаковать пикантные детали?
– Ты в самом деле так думаешь?
Она отвернулась от него, стараясь подавить слезы и гнев.
– Нет, но все это случилось давно. С этим покончено.
– Не совсем. Ты все еще боишься. Поэтому ты и носишь мужскую одежду.
– Ерунда. Я ношу штаны потому, что в них легче работать.
– Ты боишься, что если наденешь платье, то будешь привлекать к себе внимание мужчин, и кто-то опять захочет наброситься на тебя.
– Это неправда.
– Тогда почему же ты боролась со мной, как будто я хотел изнасиловать тебя?
– Ты придавил меня.
– Ты врешь, Ферн. И мне, и себе.
– Разве в Гарварде учат читать чужие мысли?
– Нет, но когда тебе начинает нравиться человек, ты понимаешь его лучше, чем раньше. Чисто интуитивно.
Раньше он в такое никогда не верил. Он считал, что холодный, не эмоциональный анализ может дать куда больше сведений о человеке, чем какие-то чувства. Но теперь, полюбив Ферн, он не только мог чувствовать ее настроение, но и то, что стоит за этим. Когда ей было больно, ему тоже было больно. Он понимал, когда она не откровенна с ним.
– Я тебе безразлична, – говорила Ферн, – и нисколько не нравлюсь. Ты, возможно, решил позабавиться со мной и научить не совсем обычную женщину правильно ходить, говорить и одеваться так, как это делают настоящие леди. После этого ты поедешь в Бостон, чувствуя, что слегка облагородил хотя бы одну душу в этом варварском крае. В тебе, наверное, очень развиты общественные инстинкты. Мне говорили, что все бостонцы такие. Это наследие эры пуританства.
– У меня совсем другие намерения по отношению к тебе. Я…
– Надеюсь, ты не будешь признаваться мне в любви, потому что я все равно этому не поверю. Держу пари, что большинство женщин в Бостоне бегают за тобой.
Он почувствовал оттенки жестокости и цинизма в ее голосе. Она снова была отлично защищена. Она рассказала ему, что случилось с ней, не собираясь больше откровенничать с ним. Она не верила в то, что была ему небезразлична. Она не могла позволить себе верить в это, потому что еще слишком боялась.
– Что сделал твой отец, когда ты рассказала ему? – спросил Мэдисон.
– Я ничего ему не рассказала.
Ее ответ поразил его.
– Почему?
– Какой смысл? Этот человек все равно уехал из Канзаса.
– Тебе нужно было сказать отцу.
– Нет, папа погнался бы за ним, и тогда все узнали бы про то, что со мной случилось. И я навсегда бы осталась женщиной, которую хотели изнасиловать. Некоторые люди даже стали бы говорить, что я сама виновата. Зачем мне было переживать еще и это. Я и так уже достаточно пострадала.
Мэдисон понимал, что Ферн права. Даже добрые от природы люди думали бы, что она как-то спровоцировала этого насильника.
– Ты знала его?
Восемь лет Ферн хранила память о той ночи глубоко в тайниках своего сознания. Всякий раз, когда эта ночь пыталась напомнить о себе, Ферн запрятывала воспоминания куда-нибудь подальше. И вот появляется этот Мэдисон со своей обворожительной улыбкой, нежными поцелуями и наэлектризованными прикосновениями.
Благодаря его усилиям все запоры отворились, и наружу вышла уродливая истина, которую Ферн так надежно скрывала все эти годы.
– Было слишком темно, и я не могла видеть его лица, – сказала она, позволив себе припомнить детали этого кошмарного происшествия. – Я возвращалась от стада. Не смотрела по сторонам. Я боялась, что папа будет сердиться за то, что я поздно возвращаюсь, поэтому думала только о том, что приготовить ему на ужин и как бы сделать это побыстрее.
– Что же случилось?
Она представила все так живо, будто это происходило с ней вновь. Она вздрогнула. Если бы у нее хватило смелости, она попросила бы Мэдисона обнять ее.
– Он выпрыгнул из темноты в том месте, где находится бизонье лежбище, и, прежде, чем я поняла, что происходит, стащил меня с лошади на землю. Я плохо видела в темноте, да я и не старалась приглядываться. Я хотела одного – вырваться и убежать.
Она видела, как эта зловещая фигура появляется из кромешной мглы. Она запомнила только его голос. Он звучал, как шипение змеи.
– Он был жестокий. Ему нравилось делать мне больно. Он разорвал на мне рубашку. Он целовал меня всю и хватал меня.
– Как Трои нашел тебя?
– Он возвращался домой после игры в карты. Если бы он не был так пьян, он бы поймал его. Но мне на это было наплевать. Я была рада уже тому, что он избавил меня от этого насильника.
– И ты держала все это в себе долгие годы.
– А что мне еще оставалось? – спросила она, повернувшись к нему.
– Думаю, что делать тебе было нечего, но теперь позволь мне помочь.
– А что ты можешь сделать?
Мэдисон всегда гордился тем, что мог разрешить любую проблему, но здесь он, кажется, действительно ничего не мог поделать. То, что произошло, произошло, и ничего тут не поделаешь. Ферн придется жить с этим до конца своих дней. И что бы он ни предпринял, этого уже не изменишь.
Но он хотел, чтобы она знала, как он сочувствует ей и что его чувства к ней останутся неизменными.
– Я не знаю, – признался он, – но я что-нибудь придумаю. А пока ответь мне на один вопрос.
– Какой вопрос? – Она насторожилась.
– Ты решила, какое платье оденешь на вечеринку? Оно должно быть необычным. Я хочу, чтобы все увидели, что ты красавица.
Ферн засмеялась, потому что вопрос был совершенно неуместен после той темы, которую они только что обсуждали.
– У меня есть другие дела, которые я должна уладить, прежде чем займусь этим платьем, – ответила она, и он заметил, как все ее напряжение исчезло. Теперь если она не убьет его, когда приедет на ферму и увидит, что он там сделал, может быть, он наберется смелости и скажет ей, что любит ее.
– Он купил дом Прутта, – объяснял Пайк. – Дом разобрали на части и погрузили на телегу. Заняло всего пару часов, чтобы собрать его.
– Но амбар? – спросила Ферн, с удивлением рассматривая строение из недавно срубленного леса.
– Я выписал его из Канзас Сити, – объяснил Мэдисон. – В разобранном виде амбар привезли по железной дороге. За день мы его тут собрали.
Оба строения были не очень большими, но в доме был пол, чугунная плита и даже мебель. Амбар был достаточно велик, чтобы вместить несколько кур, свиней и корову.
– Зачем ты все это сделал? – спросила она.
– Я хотел, чтобы у тебя был свой дом.
– Но ты же хотел заставить меня жить у миссис Эббот.
– Мне не хотелось, чтобы ты жила там помимо своей воли.
Ферн слегка покраснела, взглянув на Пайка и Рида.
– Они думают, что ты виноват передо мной и пытаешься загладить свою вину, – сказала она Мэдисону. – Поезжай в город, а я займусь тут делами. – Она посмотрела по сторонам. – Хотя работы тут почти никакой не осталось.
– Сначала я хочу поговорить с тобой.
Она взглядом дала понять, что не хочет разговаривать с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48