Фергал доверительно положил руку на плечо Роба сказал:
— Сколько себя помню, всегда был предан лэрду душой телом. И всегда буду защищать его интересы. Поэтому не могу тебе не сказать об упорных слухах, которые ходят среди арендаторов и обитателей Лохви. — Фергал стиснул плечо Роба и, приблизив губы к его уху, прошептал: — Говорят будто злые силы хотят извести лэрда с помощью магии г волшебства.
Роб похолодел от ужаса.
— И в этом, конечно же, обвиняют леди Линдсей, — сказал он. Старик кивнул.
Роб посмотрел во двор на Ангуса Кэпмбелла. Тот, словно почувствовав на себе его взгляд, в свою очередь, посмотрел на стоявшего на стене сына. Глаза лэрда недобро сверкнули, и Роб понял, что у отца созрел в голове дьявольский план.
— Чтоб его черти взяли! — прошептал он и, добежав до лестницы, стал быстро спускаться. Фергал что-то кричал ему вслед, но Роб не слушал; охваченный яростью и забыв об осторожности, он продолжал бежать.
Ангус между тем забрался на подведенную ему лошадь и, ударив ее каблуками, послал вперед. Роб перехватил лэрда уже у самых ворот и остановил его коня, схватив его под уздцы.
— Ты бежишь от меня или, быть может, от страха перед собственными безумными деяниями? — вскричал он, поднимая глаза на лэрда. — Как можно обвинять других в том, в чем виноват только ты?
— Отпусти лошадь! — взревел Ангус. — Я, что ли, виноват в том, что у коров пропало молоко? Это все саксонская ведьма наколдовала.
— Ты сам знаешь, что это не так. — Роб вцепился в узду обеими руками, стараясь удержать нетерпеливо приплясывавшего на месте разъяренного жеребца, у которого глаза вылезли из орбит, а из оскаленного рта летела пена и с шумом вырывалось дыхание. — Все эти обвинения несправедливы.
— Этой женщине будет позволено доказать свою невиновность.
— И что же она должна для этого сделать? Позволить, чтобы ее зашили в мешок и швырнули в озеро? И утонуть, чтобы доказать, что она не ведьма — так, что ли?
Ангус удивленно на него посмотрел.
— Ты что же — хочешь пойти против закона? В законе ясно сказано, что подозреваемой в колдовстве женщине необходимо пройти испытание. — Пригнувшись в седле, он громким шепотом, напоминавшим отдаленный рокот грома, произнес: — Сразу топить ее никто не станет. Поначалу ее испытают каленым железом. Если она пройдет через это испытание, не издав ни звука, ее признают невиновной и отпустят.
Еще одно дьявольское испытание! У Роба перехватило горло.
— Я не позволю тебе издеваться над этой леди!
— Не позволишь? Но в этих стенах у тебя нет права голоса, Роберт Гленлион. Кроме того, ты говорил, что собираешься уехать к себе. Вот и поезжай с Богом.
— Да, я уеду отсюда. Господь свидетель, ты не тот человек, за которого я тебя принимал все эти годы. Неужели смерть сыновей тебя ничему не научила? Ведь если умрет девочка, которую опекает саксонка, это будет означать, что они погибли напрасно!
Рот Ангуса Кэмпбелла искривился в усмешке.
— Она не умрет. Мы будем о ней заботиться. По крайней мере до тех пор, пока она будет находиться в замке Лохви. Ну а теперь проваливай — не то я тебя растопчу!
Роб понял, что взывать к разуму Ангуса бессмысленно, и отошел в сторону. В следующую минуту жеребец лэрда бурей промчался мимо него и загремел подковами по деревянному настилу подъемного моста. Когда Ангус выехал из замка и поскакал в сторону ритуальных костров, к Робу подбежал старый Фергал.
— Ну, что ты теперь будешь делать, парень? — запыхавшись, спросил он. — В лэрда, как видно, вселился сам дьявол, и говорить с ним сейчас бесполезно. Когда граф Аргилл узнает, что одну из заложниц замучили, с ума сойдет от ярости.
— Где сейчас саксонка?
— Тебе не разрешат ее увидеть, сам знаешь. К ней наверняка приставили стражу.
— Меня интересует, где она: в башне или в подземелье? — Он пронзил Фергала яростным взглядом. — Где она? Отвечай!
Комната была даже меньше той, какую им с Мейри предоставили в самом начале. Джудит сидела на узкой койке и смотрела в окно, выходившее на озеро Аве. Кругом, насколько хватал глаз, простиралось водное пространство цвета полированной стали. Озеро окаймляли высокие, поросшие травой и кустарником скалы. Вдалеке виднелся похожий на кораблик небольшой островок. Сквозь туманную дымку проступали очертания двух высоких гор — Пасс-Брандер и Бен-Крухан, они, словно два великана, охраняли покой замка Лохви. Джудит снова стала бесправной пленницей. Ее бросили в каменный мешок и лишили всякого общения, к ней теперь не допускали даже Мейри. Она чувствовала себя самой несчастной женщиной на свете и едва сдерживала слезы. Но что проку в слезах? Никакого — она с давних пор знала об этом. Джудит не плакала, даже когда покидала Уэйкфилд, хотя чувствовала себя бесконечно одинокой и будущее рисовалось ей исключительно в мрачных тонах. Не плакала она, и выходя замуж за человека, который с самого начала дал ей понять, что она ему глубоко безразлична. Не лила слез, когда ее муж умер, а надежды вернуться в Англию обратились в прах. Даже когда Кэмпбеллы насильно увезли ее с Мейри из замка Каддел, Джудит не уронила ни единой слезинки. Но когда разразилась буря и Джудит осталась наедине с Гленлионом, она не сдержала слез. Стыд какой, подумала она в тот момент, почувствовав, что еще немного — и она сдастся на его милость. Только ночью, в постели, она поняла истинную причину своих слез. Оказывается, она ничуть не стыдилась прикосновений чувственного рта и нежных рук Гленлиона, но страдала от того, что многие дни ее молодости были безвозвратно потеряны — она не познала любви. Любви искренней, бескорыстной — мужу нужна была не она, а ее приданое. Джудит была бесконечно одинока. Ей так хотелось побеседовать с кем-нибудь на берегу реки или у очага, поделиться своими сокровенными мыслями. Даже здесь, в этом запущенном, холодном замке, населенном грубыми и тупыми людьми, она оказалась никому не нужной. Старуха служанка ее боялась, лэрд обвинял в гибели своих сыновей. А теперь ее обвинили еще и в колдовстве. Вообще-то она сама виновата. Нечего было напускать на себя таинственный вид и запугивать Мэгги. Старуха возненавидела ее и отомстила. Интересно, знает ли Гленлион о случившемся? Беспокоится ли о ней? Она следила за солнечным лучиком, игравшим на поверхности воды, и думала о Гленлионе. Он вступился за нее, не побоявшись отца. Но это было до того, как она очутилась в его объятиях, а потом отвергла. Неизвестно, придет ли он после этого ей на помощь. Когда они встретились в зале, он смотрел на нее так, что ей захотелось оказаться подальше и от замка Лохви, и от самой Шотландии. Казалось, он готов испепелить ее взглядом. Без сомнения, он ее презирал — за лживость и лицемерие. Господь свидетель, она сама все испортила — сначала ответила на его ласки, а потом оттолкнула. И теперь уже ничего нельзя изменить. Что будет с бедняжкой Мейри? Она осталась совсем одна — если не считать, конечно, Катрионы и Тома. Удивительно, до чего хорошо эти трое поладили между собой. Но судомойка и мальчик-скотник не слишком подходящая компания для наследницы знатного рода. С другой стороны, благодаря Тому и Катрионе девочка не чувствовала себя одинокой. Подул легкий бриз, принесший с собой запах водорослей и дыма. Люди из Лохви готовились к языческому празднику «майского дерева». Они будут танцевать, пить вино и эль, есть овсяные лепешки, а потом прольют на землю немного молока во имя лесного божества, которое должно обеспечить стадам хорошие пастбища, а при необходимости — надежное укрытие. Она сама помогала собирать в птичнике яйца для лепешек — пока старая Мэгги не возопила, что у коров пропало молоко. К несчастью, лэрд услышал вопли старухи, и это решило судьбу Джудит. Лэрд сразу же ухватился за выдвинутое старухой обвинение и приказал препроводить пленницу в эту превращенную в тюремную камеру комнату. Следы того, что здесь жили люди, еще виднелись. На полу валялись клочки шерсти, в углу лежала сломанная прялка. Отличная вещь. Кто, интересно, ею пользовался? Покойная супруга лэрда или какая-нибудь смешливая служанка? Ее внимание привлек приглушенный шум; она отвернулась от окна и взглянула на дверь — непреодолимую преграду из дубовых досок толщиной в добрых четыре дюйма. которая отделяла ее камеру от коридора. И в следующее мгновение узнала доносившийся из коридора голос — это был голос Гленлиона. Она уже стала подниматься на ноги, когда дверь распахнулась. Неосознанным движением она стиснула на груди руки, которые от охватившего ее волнения стали слегка подрагивать. Перед ней стоял Роберт Гленлион, а за его спи ной маячила сердитая физиономия стражника. — Тебе не причинили вреда, леди Линдсей?
Она покачала головой. Но говорить не могла и только во все глаза смотрела на Роба. Щеки у нее пылали, сердце билось так сильно, что его стук эхом отдавался у нее в ушах.
— У тебя кровоподтек? — Он двинулся вперед, оставив дверь нараспашку, и легонько коснулся ее щеки. Его рука была такой теплой и нежной, что Джудит захотелось стиснуть ее в ладонях и прижать к лицу.
Пока мысли лихорадочно проносились у нее в голове, Роб стоял перед ней, дожидаясь ответа. Она попыталась припомнить, откуда этот кровоподтек, ей это удалось, хотя и с большим трудом — удар обрушился на нее внезапно, после чего в голове помутилось…
— Не могу сказать точно… Должно быть, случайно ушиблась.
— Это он тебя ударил? Ответь мне, Бога ради…
— Ты сам говорил, что язык у меня как бритва. Поэтому, когда меня стали обвинять в колдовстве и наведении порчи на коров, я сказала, что только дурак может поверить в такую глупость.
В его глазах полыхнул мрачный огонь, а губы сжались в нитку.
— Больше он тебя не ударит, леди. Клянусь.
Она без колебаний поверила ему, хотя он еще ничем не заслужил ее доверия.
Она сжала его ладонь своими тонкими пальцами.
— Я верю тебе, Роберт Гленлион.
Глава 12
В зале было тихо; огонь в очаге догорал, свечи и светильники давно погасли, и зал освещал один-единственный факел. Слуги — из тех, что ночевали в зале, завернувшись в одеяла и пледы, — спали на соломенных матрасах вокруг очага. Роб двигался тихо, стараясь никого не разбудить. Правда, при звуке его шагов поднял голову его верный Цезарь. Но Роб это предвидел и, чтобы отвлечь его внимание, прихватил с собой кусок мяса. Пес бросился к мясу и стал с урчанием его пожирать, не обратив внимания на то, что Роб в знак прощания потрепал его по ушам. Хотя в зале огонь в лампах погас, лампы в настенных нишах в лестничном колодце еще едва теплились, но света практически не давали, так что Робу, чтобы выдерживать направление на винтовой лестнице, приходилось держаться рукой за холодную осклизлую стену. Роб намеревался увезти вдову Линдсей из замка до того, как отец успеет осуществить свой дьявольский план.
Роб понимал, что, устроив охоту на ведьм, лэрд хочет убить сразу двух зайцев: отомстить дерзкой леди и насолить непокорному сыну, который, являя собой пример непослушания, тем самым оказывал дурное влияние на вассалов и арендаторов Лохви. Роб решил, что не позволит отцу срывать злость на невинной женщине. Пока к лэрду не вернется здравый смысл, он будет прятать вдову в каком-нибудь безопасном месте подальше от замка. Как он и ожидал, каменную клетку, в которой содержалась вдова, охранял один-единственный стражник. Роб хорошо знал эту комнату, превращенную нынче в тюремную камеру. В прежние времена здесь любила сиживать мать Роба, она пряла пряжу и чинила одежду. Когда Роб был мальчиком, из этой комнаты частенько доносился женский смех: леди Кэмпбелл была женщина компанейская и обычно работала в окружении подруг, приезжавших к ней в замок погостить, или служанок, с которыми можно было перекинуться острым словцом. Роб часто вспоминал Эйлис Макгрегор, но с годами образ матери постепенно стерся из памяти. Зато он хорошо помнил сладкий запах лаванды, исходивший от ее одежды, и нежные прикосновения ее пальцев, когда она гладила его по щеке. Увы, Эйлис Макгрегор давно отошла в мир иной, как очень и очень многие из тех, кого Роб знал и любил. Лэрд Лохви похитил Эйлис у клана Макгрегор и, преследуя свои политические цели, в скором времени на ней женился. Как ни удивительно, Эйлис полюбила мужа — несмотря на его грубое обличье, ухватки и зычный, как труба, голос. В молодые годы в Ангусе было много привлекательного, но с годами обаяние постепенно исчезало. Но даже гневаясь на отца, Роб помнил, что Ангус когда-то был совсем другим человеком, и эти ностальгические воспоминания удерживали его от окончательного с ним разрыва. Стоя на верхней ступени лестницы, Роб временами выглядывал из лестничного проема, бросая взгляд в темный тоннель коридора. У двери камеры чадил факел, позволяя рассмотреть опиравшегося на копье клевавшего носом стражника. Стоявший у его ног кувшин, в каких обычно хранилось вино, ясно давал понять, каким образом он подкреплял свои силы во время дежурства. Роб знал о маленькой слабости грозного стража, и ему не составило большого труда подмешать в это укрепляющее питье настой сонной травы. Гораздо труднее было ждать, когда трава окажет действие. Главным врагом Роба сейчас было время. Кроме того, следовало подумать и о расхаживавших по стенам замка часовых. Роб очень надеялся, что они по случаю праздника выпили лишнего и, возможно, тоже дремлют на своих постах. Наконец-то! Стражник, за которым наблюдал Роб, выронил из рук копье, медленно осел на пол и захрапел. Роб, выскочив из своего укрытия, подбежал к стражу и снял висевший у него на поясе ключ от камеры. Он вставил его в замок, со скрежетом провернул, после чего ударом ноги распахнул дверь и вошел в комнату. Свет чадившего у двери факела позволял разглядеть узкую койку, на которой спала вдова Линдсей. Подойдя к койке, Роб некоторое время вслушивался в сонное дыхание женщины. Неожиданно до его слуха донесся странный приглушенный звук, не имевший к вдове никакого отношения; Роб прислушался и понял, что в камере, помимо Джудит, находится еще кто-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39