https://wodolei.ru/catalog/mebel/navesnye_shkafy/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он считал, что серая земля более плодородна.
Молли пошла к хижине, придерживая юбки. Ей всегда нравилось это место. Оно напоминало о далеком прошлом ее семьи и сегодня с еще большей остротой, чем обычно, успокаивало ее: раз предки в тяжелых условиях пережили гораздо худшие времена, чем она переживает сейчас, то и она сможет как-нибудь пережить.
Поездка позволила ей расслабиться – три мили кирпично-красной дороги, пение птиц, воздух, пропитанный запахом жимолости и весны. С западной стороны дороги земля принадлежала ей, и три мили на восток от дороги – младшим детям. Некоторая часть этих владений изначально принадлежала ее прадедушке, другая часть покупалась семьей постепенно. Дом в городе был построен дедушкой перед войной и позднее назван Блек-Хауз в честь второго мужа ее матери Джеймса Блека.
После войны дела пошли на убыль – не было больше рабов, обрабатывавших хлопковые плантации. Дедушка умер рано. Родной отец Молли был убит диким кабаном в лесу, и бабушка Мейбрей с помощью своей дочери Сюзанны, матери Молли, превратила городской дом в таверну.
Джеймс Блек по делам оказался в Эппл-Спринз, женился на матери Молли и остался. Блек был убит в драке лесорубов, и после мать Молли никогда не сдавала комнаты лесорубам. Но Джубел, возможно, прав – нет смысла держаться за традицию, когда так отчаянно нужны деньги.
Молли потрогала ногой прогнивший порожек и отступила. Клитус стоял возле нее, повернувшись спиной к хижине.
– Мы снесем эту старую, хибарку, и у нас появится прекрасное место для дома, – сказал он, поглядывая вокруг, будто он был королем всего, что перед собой видел. – Каждый проезжий будет завидовать мне: самая красивая жена и самое красивое поместье во всем Техасе!
Молли не была уверена, что правильно расслышала:
– Я не могу сломать дом своего прадеда!
Клитус бросил презрительный взгляд на хижину:
– Здесь уже почти нечего ломать, милая!
Он притянул ее к своей груди и удержал в объятиях. Молли уставилась на пуговицу его воротничка, думая, будет ли она хоть когда-либо собой довольна. Клитус приподнял ей подбородок, наклонился и, прежде чем она смогла возразить, поцеловал.
Это не был обычный сдержанный поцелуй, а вполне раскрепощенное страстное наступление, его губы сразу же после первого мягкого касания впились в ее губы, требуя ответа.
Ее вздох Клитус принял за поощрение и сильнее сжал в объятиях. Его язык раздвинул плотно сжатые губы и упорно углублялся, пока, наконец, Молли не разомкнула губы. Клитус завладел ее ртом, его руки опустились по ее спине и сжали ягодицы, смяв юбки и нижнее белье. Он тесно прижал ее тело к своему.
Клитус никогда раньше не целовал Молли с такой страстью. Она засуетилась, стараясь подыскать вежливый способ высвободиться, но он только усилил натиск. Его локти слегка давили ей на грудь. Молли извивалась, как червяк, но руки Клитуса преследовали ее. Он накрыл ее грудь горячей ладонью.
Клитус любил ее, Молли знала это, и он был одним из лучших женихов Эппл-Спринз. Он мог выбрать в невесты Бетти Спаркс, или Цинтию Нейман, или Джимми Сью Бейкер. Но он выбрал ее. За все три года, что прошли с тех пор, как он вернулся в Эппл-Спринз, окончив колледж, Молли никогда не видела, чтобы он ухаживал за другой женщиной.
Первые два года она избегала его, но он не отчаивался. Шесть месяцев назад, после смерти ее матери, он стал более настойчив, и она уступила, позволив ему приходить к ней. «Сдалась!» – думала о себе Молли.
Последние месяцы подтвердили, что у нее есть только один выход: если она хочет спокойно жить в Эппл-Спринз, ей нужно выйти замуж, иначе дамы из «Общества Милосердия», любящие с благими намерениями вмешиваться в чужие дела, не дадут ей прохода. Свадьба с Клитусом Феррингтоном, приемным сыном и законным наследником местного банкира, остановит поток сплетен. Но все это не нравилось ей.
Молли толкнула Клитуса в грудь ладонями:
– Что нашло на тебя?
Его руки напряглись, встретив сопротивление. Он прижал ее сильнее. Молли почувствовала напряжение его плоти внизу живота. Отвращение заставило ее покачнуться. Никто никогда не обнимал ее так по-хозяйски, как личную собственность, и никогда она не испытывала такого отвращения. Слава небесам, она достаточно взрослая, чтобы не оказаться растоптанной этой мужской похотью.
– Клитус, пожалуйста! – она ударила его кулаками в грудь, отвоевав некоторое расстояние между ними, которое он захотел сократить вновь. – Клитус, ты обращаешься со мной так, будто я на самом деле ничуть не лучше, чем говорят обо мне сплетники в нашем городе!
Он ослабил объятия.
– Извини, Молли. Я только… ну… я хотел быть уверенным, что ты знаешь, как сильно я тебя люблю.
– Любишь? Это называется похотью!
– И похотью тоже. Я не стесняюсь признаться в этом. Я сделаю тебя счастливой, Молли. Нам будут завидовать все в Эппл-Спринз!
Она сомневалась в этом, и ей не нужна была зависть жителей города. Отстранившись, Молли пошла к экипажу.
– Чудесное место! – воскликнул Клитус позади нее. – Что ты скажешь, если я начну строительство на этой неделе?
Молли резко остановилась. Ею пытался управлять слишком строгий надсмотрщик! Клитус слишком сильно давил на нее, а ей нужно было время. Но как она скажет ему об этом? Он часто неверно понимал ее, думая, что когда она отвергает его предложения, она отвергает его самого.
– Клитус, я не хочу сносить дом моего прадеда.
– Молли, милая, эта старая хибарка сама рассыпается от ветхости. А это самое лучшее место во всем Пайнейском лесу!
Молли отчаянно старалась сдержаться и подумать о чем-нибудь хорошем. Клитус любит ее. Он заботится о ней. Он печется о ее интересах. Сейчас он не желает воспитывать ее братьев, но это вовсе не значит, что она не сможет переубедить его. Когда она поставит его перед выбором – или так, или никак – он согласится, она была уверена.
– Знаешь, что я представляю себе? – спросил он. – Двухэтажный, из светлой древесины, огромный дом, окруженный колоннадой.
– Ты представляешь себе Блек-Хауз.
– Блек-Хауз очень обветшал за последнее время. Мой Бог, он был построен еще перед войной! У нас будет новый дом!
– Если честно, я не хочу новый дом. Мой дедушка построил Блек-Хауз, ты прав, до войны. Сегодня трудно разыскать такие прекрасные бревна и отделочный материал.
– Я смогу. Мы построим самый лучший дом, какой только можно построить.
– На какие деньги? Ты собираешься ограбить банк своего отца?
Он не понял ее сарказма и ответил не задумываясь, вполне серьезно:
– Нет, не собираюсь, – Клитус бросил взгляд на девственный лес. – Я продам землю с лесом, чтобы заполучить деньги для постройки дома.
И снова Молли показалось, что она неверно поняла его, по крайней мере, ей хотелось надеяться на это.
– Продашь мою землю с лесом?.. Но это все, что у нас есть! Это наше будущее, наших детей и…
– Молли, будь рассудительна. Это удаленная территория, и, по моим расчетам, для одного такого дома, какой мы хотим построить, потребуется продать…
Молли посмотрела на многолетние ели, величавые дубы, золотистые сосны. Предложение Клитуса поразило ее.
– Только не мои деревья!
– Молли, милая, не забивай свою красивую головку ничего не стоящим лесоматериалом. Я обо всем позабочусь сам…
– Ничего не стоящим? Лес – это то, чем живет Эппл-Спринз.
– Не в этом дело. Или… может быть, ты права, в этом, – передумал Клитус. – Для деревьев нужны годы, чтобы вырасти, и не все оказываются пригодными…
– Но почему «Латчер и Мур» планирует построить здесь железную дорогу?
– Они северные лесопромышленники, Молли. Янки! Мистер Латчер и мистер Мур пришли с Севера, где дела ведутся совсем по-другому. Дело в том… – Клитус широко раскинул руки, словно стараясь охватить огромное пространство –… как только истощится лес, Эппл-Спринз заглохнет.
– Заглохнет?
– Если, конечно, мы не сможем заняться новыми делами или возродить старое, хлопковые плантации, например.
– Хлопковые плантации – и ты?
Он засмеялся, схватив ее за талию в избытке чувств.
– Хлопковые плантации – и я! Нет, лучше сказать – мы! Мы возведем здесь дом и расчистим от леса огромное количество земли для большой фермы. Деревья однажды исчезнут…
– Расчистим от леса огромное количество земли? Расчистим – от чего? Что ты говоришь?!
Его глаза танцевали, как у Вилли Джо, когда тот вбежал в дом с грязными ногами, чтобы рассказать о большой желтой рыбе, чуть не затянувшей его в реку.
– Я позволил себе уже поговорить с покупателем, заинтересованным в приобретении твоей собственности в городе, Молли. Я говорю о Блек-Хауз.
– Что?
– Я…
– Ты устроил продажу Блек-Хауз и моей земли?!
– Ничего еще не решено окончательно.
– Не посоветовавшись со мной? Клитус, как ты мог?
Быстро повернувшись, она побежала к экипажу. Он рванулся за ней, чтобы остановить, и схватил за руку.
– Я сделал это ради нас, Молли! Ради нас.
– Ты нашел покупателя на Блек-Хауз? А я не хочу продавать!
– Я все делаю ради тебя, милая. Я думал…
Она остановила его взглядом, полным бешенства:
– Две вещи ты должен понять, Клитус Феррингтон. Я никогда не продам мою землю и никогда никому не позволю усыновить моих братьев, пока я жива. Если ты хочешь жениться на мне, учти, пожалуйста, эти два обстоятельства.
Он в замешательстве смотрел на нее, смущенный, присмиревший.
– Но, Молли! Я думаю только о том, что для тебя будет лучше…
– Я сама решу, что для меня будет лучше.
Вырвавшись, Молли забралась в экипаж без его помощи. Солнце уже садилось. Совсем стемнеет, когда они вернутся в Блек-Хауз. Она подумала о детях. Наловили мальчики ли рыбы? Как вела себя Линди? Возвратился ли Тревис от Тейлоров? Она подумала об этом и вдруг поняла, что не беспокоилась о них весь день. Там был Джубел! Джубел Джаррет – тот самый, что своим именем привел ее в ярость в момент появления в Блек-Хауз, тот самый, что теперь старался загладить вину своего брата. Он вошел в ее жизнь меньше, чем двадцать четыре часа назад, а уже доставил ей кучу неприятностей, переживаний и сильной сердечной боли, но он и привнес в ее жизнь больше спокойствия и надежды, чем она когда-либо испытывала за все время с тех пор, как умерла ее мать, и с тех пор, как его подлый брат сбежал от нее, лишив невинности.
Клитус ударил лошадь вожжами и повернул кабриолет. Молча они ехали в сгущающихся сумерках.
Рубел чувствовал себя полным дураком. Он не желал видеть, как Клитус станет лапать Молли, желая ей спокойной ночи. Но, однако, он ждал, черт возьми, в тени крыльца. Он задолжал Молли пару извинений, и, разрази гром, она должна остановиться и позволить ему попросить у нее прощения.
Крыльцо под окнами гостиной было окружено глубокой темнотой. Он позаботился об этом, погасив лампы в гостиной и холле. Когда, наконец, Рубел услышал цоканье копыт и скрип колес экипажа, он постарался стать таким образом, чтобы доски не скрипели под ногами, выдавая его присутствие.
Он пообещал себе, что отвернется, когда Клитус станет целовать Молли на прощание, иначе он, скорее всего, выкинет какую-нибудь глупость, и Молли бросится за дверь, как прошлой ночью.
Экипаж остановился. Кто-то спрыгнул на землю. Было похоже, что Молли, Клитус спрыгнул бы не так легко. Рубел вслушивался, напрасно стараясь что-либо разглядеть через спутанные ветви жимолости, обвивавшие с двух сторон крыльцо.
Лошадь фыркнула. Скрипнуло сиденье экипажа. Голос Молли прозвучал громко и отчетливо:
– Еще одно условие, Клитус.
Рубел отметил резкость тона и, сам не ожидая того, усмехнулся.
– Я никогда не буду жить где-нибудь в другом месте, кроме как здесь, в Блек-Хауз, в этом ветхом особняке, с моими братьями и сестрой.
Рубел представил себе Молли, как она протягивает руку в сторону дома, как корсаж плотно облегает ее груди, точно так же, как когда она вытянулась, чтобы сесть в экипаж после службы.
– Не спускайся, Клитус! Я отказываюсь продолжать разговор сегодня!
– А завтра?
– Завтра и посмотрим, утро вечера мудренее.
Рубел услышал ее шаги по тропинке и прислушался к квохтанью Клитуса в повозке. Будучи такой взбудораженной, как сейчас, Молли промчится прямо в эту дверь мимо него, если он ее не остановит. Рубел хорошо это изучил за двадцать четыре часа.
Она шла к крыльцу. Рубел подумал, что Клитус сделает, если заметит, как он выпрыгивает сейчас из темноты. Рубел точно знал, что он сам сделал бы, окажись на его месте.
Молли взошла на крыльцо, каблуки застучали по доскам. Она подошла к двери. Рубел взмолился: «Уезжай, Клитус! Скорее!».
Дверь заскрипела. Осторожно ступив, Рубел шагнул к Молли. Когда он накрыл ее руку своей, экипаж катил уже прочь.
– Что…?
– Не кричите, Молли! Это я… э… Джубел.
Она вздохнула с облегчением, но попыталась высвободить руку. Он не отпускал.
– Я хочу поговорить с вами.
– Не сейчас!
– Позвольте мне извиниться.
– Вы уже сделали это.
Боже! Как она устала! Как устала! Снова Молли попыталась уйти, но Рубел был, конечно же, сильнее, он повернул ее лицом к себе, схватив за плечи.
– Но вы не сказали, что простили меня.
Лунный свет играл на ее волосах и зажигал в глазах искорки. Рубел старался удержать ее взгляд. Он видел, как мерцают ее глаза. Молли попыталась отвести их, но не смогла. Рубел перевел взгляд на ее губы в поисках малейших припухлостей от поцелуев другого мужчины. И этот взгляд погубил его. Эти губы, слегка приоткрытые, мягкие, зовущие…
– Я простила, – сказала она.
– Эти люди обращались с вами незаслуженно плохо. Даже молитва преподобного отца была для вас унижением! А вопросы его любопытной жены! Все это моя вина! Я должен был послушаться вас и не вмешиваться.
Он не мог больше сопротивляться искушению. Нарушив все обещания, которые он давал себе, пока ждал ее возвращения, Рубел притянул Молли, прижал спиной к стене дома и поцеловал. Когда его губы коснулись ее губ, он почувствовал, что мир вокруг закружился.
Она попыталась остановить его. Он услышал – или, скорее, почувствовал? – ее «нет», как раз когда его губы раскрылись над ее губами и его язык заглушил все звуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45


А-П

П-Я