А утром заставлял себя встать раньше, чем она проснется.
Мэтью прав, он сумасшедший, или по крайней мере скоро им станет.
Вначале он не собирался так себя вести. Проснувшись рядом с ней в то первое утро, он не думал ни о чем другом, кроме как задобрить и победить жену. Он смотрел, как она спит, и с удивлением поглаживал мягкие губы. Он удивлялся себе – как можно бездельничать, лежа в кровати до восхода солнца, но быстро нашел оправдание: он лежит рядом с ней.
Смеясь над собой, он дважды взбегал по лестнице якобы для того, чтобы сообщить о прибытии Гарета с лошадьми, понимая, что это шаткое оправдание, что ему просто хочется побыть с ней. Он ворвался в спальню и резко остановился, реальность хлестнула его, как пощечина.
Реальность предстала в виде знатной, элегантной женщины, которая сидела и слепыми глазами смотрела на неуклюжего олуха, посмевшего вломиться в ее жизнь. Рассыпался в прах мир обоюдного согласия, который он выстроил в темноте ночи.
Как он мог начать говорить о странных чувствах в своей душе, когда не был уверен, что достоин дышать одним воздухом с ней?
Роберт сбежал от этой холодной, жесткой реальности. Пошел к черту Мэтью, но он прав, Роберт убегает.
От безнадежных сетований его отвлек хруст веток. Он инстинктивно пригнулся к земле, оглядывая лес в поисках источника шума, и сжал в руке лук.
Из кустарника величественно выступил олень, он настороженно принюхивался, шкура блестела. Вдруг он замер. Олень представлял собой отличную мишень, но Роберт снял стрелу с тетивы – сегодня двадцать мужчин охотятся весь день, и, возможно, это животное не минует стола, но что-то в его хрупкой храбрости напомнило Роберту Имоджин.
Олень стоял неподвижно, с любопытством глядя прямо туда, где прятался Роберт, потом вдруг повернул голову к югу. Роберт видел, как раздуваются чуткие ноздри, – олень уловил запах, который ему не нравился. Секунду он постоял, потом проворно, несмотря на сугробы, скакнул в сторону и скрылся.
Роберт медленно встал, повернулся к ветру и глубоко вдохнул воздух; до него донесся слабый запах костра. Он шел не от башни, а для печных труб далекого дома был слишком силен. Люди Роберта не стали бы разводить в лесу костер и предупреждать дичь о своем присутствии, значит, в его лесу кто-то чужой. Роберт намерен был выяснить, кто вторгся в его владения.
Неслышно ступая, он подкрадывался к новой добыче.
Через полчаса он пришел к костру. Притаившись за кустами, он вгляделся и в человеке, подкладывавшем дрова в костер, узнал Гарета. Роберт прищурился. Гарету было приказано охранять дом, что ж, ему придется придумать объяснение своему наглому неповиновению.
Роберт гибко распрямился и зашагал к костру, сверкая очами.
Хрустнула под ногой ветка, и Гарет мгновенно оторвался от созерцания пламени. Увидев Роберта, он почему-то не удивился, наоборот, меланхолично кивнул. Роберт открыл рот, чтобы заговорить, и ошеломленно его закрыл, когда Гарет жестом призвал к молчанию. Гарет кошачьим движением поднялся и поманил Роберта в сторону.
Роберт вскинул брови, но пошел. Они отошли к группе деревьев. Роберт скрестил руки на груди.
– Ну, надеюсь, ты сможешь объяснить, почему проигнорировал мой приказ. – Его голос дрожал от злости.
Гарет победно улыбнулся.
– С удовольствием. Должен признаться, это будет одним из моих лучших достижений.
Роберте каменным молчанием ждал ответа, не позволяя себя дурачить.
Гарет глубоко вздохнул.
– Вообще-то я не нарушил твой приказ.
Роберт вытаращил глаза.
– Кажется, я велел тебе охранять дом. Не припоминаю, чтобы я разрешал тебе идти в лес развлекаться. Конечно, не исключено, что я ошибаюсь, – язвительно добавил он.
– Такое случается, – с легкой улыбкой сказал Гарет. – На самом деле ты просил меня охранять не дом, а Имоджин, что я и делаю.
– Имоджин? – угрожающе переспросил Роберт; ему не понравилось, как Гарет произнес имя его жены. – Объясни.
Впервые Гарет улыбнулся во весь рот, нисколько не устрашившись ревности Роберта.
– Запросто. Вон та куча тряпок на камне – твоя жена, а я галантно разжигаю сырые ветки в тщетной попытке не умереть от холода, пока она отдыхает.
– Ты смеешь насмехаться? – закричал Роберт, но глаза устремились к куче тряпок. Сначала он не различил под ними человеческую фигуру. И только когда от его выкрика Имоджин беспокойно завозилась во сне и волосы рассыпались по камню, он ее узнал. Ни у кого на свете нет таких волос, благоговейно подумал Роберт и затаил дыхание.
– Какого черта она тут делает? – прошипел он. Гарет с деланной беспечностью пожал плечами.
– Видимо, очарование твоего скорбного убежища было так велико, что она решила самолично навестить тебя и башню. – Он с нежностью посмотрел на нее и понизил голос: – Она так стремилась к тебе, что отправилась пешком в изнурительное путешествие, потому что вы забрали всех пригодных лошадей.
Роберт оторвался от соблазнительного вида спящей Имоджин и успел перехватить восхищенный взор Гарета.
Что-то разгоралось в глубине души, что-то удручающе похожее на ревность. Роберт опять прищурился.
– Ты хочешь сказать, что протащил мою жену через полстраны, зимой, без компаньонки? – Он не очень понимал смысла своего протеста, но, черт возьми, это и не надо, ему нужен внятный ответ Гарета.
– Ну, если ты так это выставляешь, то все действительно выглядит уловкой сладострастия, – с шутливой плотоядностью сказал Гарет, подкидывая Роберту наживку.
– Надеюсь, только выглядит, – прошипел Роберт, сжимая кулаки.
Гарет театрально вздохнул.
– Печально. Если ты посмотришь налево, то заметишь вторую кучу тряпья, плохо различимую на снегу. Это и есть компаньонка.
Роберт решительно прошагал к не замеченной ранее фигурке, впервые за время долгого знакомства не поверив Гарету. Потом поднял брови.
– Лукас?
– Боюсь, это самое лучшее, что я мог сделать.
– Что с ним?
Он очень бледен.
– Видел бы ты его два часа назад, он был зеленый, как трава, я такого еще не видывал. – Гарет бесстрастно смотрел на Лукаса. – Его сгубила жадность. Он объелся и теперь страдает от довольно красочных последствий.
Роберт подошел к костру и уставился на огонь. Значит, она пошла его искать.
– Темнеет, – тихо сказал Роберт, чтобы не разбудить спящих. – Можешь взять ребенка и отправляться домой.
Гарет поморщился.
– Похоже, длинный холодный день кончится тем, что меня сожрут волки. А что ты будешь делать, пока я буду смотреть в лицо смертельной опасности?
– Не знаю. – На лице Роберта расцвела довольная улыбка. – Наверное, поддерживать огонь.
Гарет про себя вздохнул, жалея, что не ему принадлежит право охранять сон Имоджин.
– Послать людей, если вы не вернетесь домой через пару часов?
– Нет. Сами вернемся.
Гарет пристально посмотрел на него, потом отвернулся и подхватил на руки сонного Лукаса. Тот вяло попротестовал, но быстро затих. Гарет помедлил, потом круто повернулся к Роберту. Лицо его было мрачным и серьезным.
– Будь ее достоин, – свирепо сказал он. – Будь ее достоин, или я перережу тебе горло. – Смущенный проявлением необъяснимых чувств, Гарет быстро скрылся в лесу.
Роберт присел у костра. Он подбросил в огонь маленькую веточку из тех, что собрал Гарет, она сначала шипела и плевалась, а потом загорелась стойким пламенем. Разумом Роберт понимал, что нужно разбудить Имоджин, чтобы до темноты успеть вернуться в теплый дом. Он посмотрел, как свет умирающего дня касается щеки Имоджин, отчего она кажется прозрачной, и опустил глаза, поняв, что разбудить ее не может, как каждую ночь, когда она лежит на кровати под пологом. К счастью, ему приятно просто смотреть, как она спит. Роберт пнул бревно, которое Гарет использовал как сиденье, и постарался поудобнее на нем устроиться.
Не так он представлял себе окончание дня, но не мог сдержать довольную ухмылку. Сейчас на земле лучше этого места для него не было ничего.
Сознание вернулось к Имоджин рывком. Она ощутила запахи и звуки, окружавшие ее, и сердце чуть не остановилось. Вместо привычной комнаты ее приветствовал непонятный мир, и память не сразу подсказала, что случилось.
Она села, стараясь удержаться от паники.
– Гарет? Гарет, вы еще здесь? – тихо окликнула она.
«Пожалуйста, не оставляйте меня в этой темноте», – молча взмолилась она, боясь произнести это вслух.
– Не совсем, – раздался хриплый ответ.
При звуке голоса Роберта ее охватило облечение, он был так близко, что ей показалось странным изображать холодное безразличие, и она сказала первое, что пришло в голову:
– О, а я как раз видела вас во сне. – На лице дрожала улыбка, Имоджин не узнавала собственного задыхающегося голоса.
Она почувствовала, как палец гладит ее по щеке, оставляя звенящий след.
Роберт обнял ее, она закинула руки ему на шею и мечтательно подумала, что ради этого стоило пройти несколько миль по снегу. Стоило, потому что в конце она оказалась в его руках.
Где ей и место.
Глава 7
Роберт закрыл глаза и на мгновение полностью отдался ощущению близости ее тела. Он держал ее, кажется, целую вечность, вдыхал запах кожи, слушал, как в такт с неистовым биением собственного бьется ее сердце.
Он бессознательно нашел ее губы. Она открыла рот ему навстречу, и он почувствовал, как желание вытеснило в нем все разумные мысли. Ее язык скользнул по его языку – сначала робко, но потом заиграл дерзко и весело.
Из груди Роберта вырвался стон, отчего у Имоджин по спине пробежала дрожь восторга, разгоняя пламень по всему телу. Его руки медленно поднимались от талии вверх, ее сердце остановилось и снова забилось только после того, как теплые ладони замерли на груди, потом оно быстро застучало от желания продолжения ласки.
Никогда еще к ней не прикасались с такой нежностью и страстью, и она отдалась этой страсти, с беззвучным стоном запрокинув голову.
Его губы опустились на шею, выжигая поцелуями влажные следы. Их жар отзывался эхом в каждой клеточке тела. Он ловко расстегнул брошь, скреплявшую края плаща. Имоджин замерла, но не остановила его. Поцелуи проникали сквозь тонкую ткань простого лифа. Там, откуда уходили его губы, оставался влажный след, он быстро остывал, и Имоджин дрожала от восторга перед изысканным ощущением.
Она содрогнулась и уткнула голову в сгиб плеча, губы поймали нежную кожу шеи.
Он отпрянул и жадно посмотрел на нее.
– Ты прекрасна, – глухим басом сказал он. – Чертовски прекрасна.
Одним пальцем он приподнял за подбородок ее голову и посмотрел в лицо. Чистая кожа стала нежно-розовой, приоткрытые губы звали. Он закрыл глаза и снова опустил голову, неистовое желание сменилось болезненной нежностью. Имоджин закинула руки ему за шею и вцепилась в волосы, как будто боялась, что он уйдет.
Он и не думал уходить, хотя в голове пронеслась туманная мысль, что надо остановиться. Он старался отбросить эту мысль, но она не поддавалась.
Он еще раз крепко прижал Имоджин к себе, а потом с легким поцелуем медленно отодвинулся. Она протестующе застонала, потянулась губами, умоляя его вернуться. Он стиснул зубы и заставил себя поднять голову.
– По-моему, здесь не место для продолжения, – прерывисто дыша, сказал он.
Она всхлипнула, звук отозвался болью в его груди. Он погладил ее по щеке, она накрыла его руку обеими ладонями, и что-то в нем сломалось. Время и место ничего не значат. Он жаждет эту горячую женщину. Он поднял глаза к небу, стремясь остудить жар в теле и в душе, но когда опустил глаза, Имоджин по-прежнему была в его руках.
– Наступила ночь. Надо уходить, – тихо сказал он, стараясь удержаться от искушения.
От этих слов холод пронзил ее насквозь, боль в руках и стертых ногах, о которых она на время забыла, вернулась с мстительной силой. Имоджин уткнулась ему в грудь, чтобы спрятать смущение, от которого запылали щеки.
– Не думаю, что я смогу проделать обратный путь, я буду все время падать, – с трудом сказала она, ненавидя свою беспомощность.
Роберт участливо сказал:
– Но нам надо идти. Мне совсем не нравится ночевать под открытым небом в снегу.
– Гарет сказал, что мы совсем близко от башни. Я бы с удовольствием пошла туда, если можно.
– Груда камней не сулит нам ничего хорошего, – сухо сказал он, стараясь игнорировать ревность, которая вскипела в нем при имени другого мужчины на губах, которые он только что целовал.
– Можно туда войти.
– А, там вообще нет двери. Мы с Мэтью обошли башню кругом, и единственные дыры, которые в ней нашли, – это окна под самой крышей, а от них нет проку, если не умеешь летать.
– Если вы не нашли дверь, это не значит, что ее не существует. – Имоджин воинственно вскинула голову. – Дверь в башню в двадцати шагах к востоку от самой башни, рядом с каменным указателем. Люк замаскирован, под ним каменная лестница.
– Господи! – пробормотал Роберт. – От этого тоже мало пользы. Чертова штука рухнет нам на голову, если мы попытаемся в ней укрыться. Все сооружение страшно неустойчиво.
Она покачала головой:
– Не думаю. Башня должна быть достаточно прочной.
– Ты не была бы так уверена, если бы видела, сколько камней вокруг валяется.
– Я не могу видеть камни ни на земле, ни в стене тридцатиметровой башни, – пробормотала она, и Роберт почти обрадовался, что она не может увидеть, как он густо покраснел от стыда.
Она вздохнула.
– Я не говорю, что вы не видели того, на что смотрели, – сказала она медленно, как непонятливому ребенку, – я просто думаю, что вы неправильно это поняли.
Роберт сжал зубы.
– Ну, а как бы ты это поняла? – с насмешливой вежливостью спросил он.
Она улыбнулась и наклонилась к его уху:
– Роберт, я полагаюсь на мою все еще действующую память; я помню, кто-то сказал, что свалка камней вокруг башни образовалась не потому, что они падали сверху, просто их никогда и не поднимали.
Роберт некоторое время тупо молчал.
– Мне не пришло в голову, – простовато признался он. – Итак, миледи, по вашему просвещенному мнению, в башне можно безопасно провести ночь? – спросил Роберт, не сознавая, какую бурю поднял в ее душе.
Имоджин пребывала в крайнем смущении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33