Это была его вина. Они шли уже три недели, а форта так и не было видно. Это он повел их неправильной дорогой, и все они погибнут по его вине.В каком-то безумии он все шел и шел неизвестно куда. Все та же плотная белая завеса стеной окружала его, тот же глубокий снег под ногами, то же безмолвие вокруг. Наверное, ему уже никогда не будет тепло. Его беспокоили руки. Он попытался вспомнить, когда в последний раз держал в руках угольный карандаш, и в воспоминаниях как живые возникали картины: огонь, потрескивающий в камине, пушистый коврик под ногами, бархатная подушка под спиной. Звук наливаемой в графин воды, молодая девушка в фартуке горничной, словно ласточка, быстрыми грациозными движениями перестилающая постель. У нее темные волосы, кожа цвета слоновой кости и глаза… какие-то необыкновенные глаза. Он наморщил лоб, пытаясь сосредоточиться, но белая снежная завеса скрывала от него ее черты. «Почему я не вижу твое лицо? — забеспокоился он. — Пожалуйста, подойди ближе. И скажи, как тебя зовут».Потом он оказался в другой комнате, где человек по имени Уинстон наносил удары по рухнувшей на пол девушке. Эш хотел было вытащить шпагу, но руки у него совсем замерзли. Уинстон размахивал шпагой и смеялся. Почему Эштон не ответил на вызов? Из-за своей апатии… или это была трусость?Но теперь шанс упущен, он никогда больше не увидит лица той девушки и никогда не нарисует его, потому что у него не действуют руки.— Проклятый мерзавец, — пробормотал он. — Нужно было проткнуть тебя шпагой.— Киттеридж! — окликнул его кто-то, схватив за руку. — Что с тобой?Эш взглянул на говорившего, не сразу сообразив, что разговаривал вслух. Он тряхнул головой, чтобы прогнать наваждение, и в этот момент они услышали душераздирающий крик примерно в двадцати футах от них. Похоже, кричал человек.Эш не помнил, как взял в руки ружье и побежал. Он лишь с удивлением заметил, что снег вокруг окрашен кровью.Майор лежал на окровавленном снегу, и его терзали четыре или пять отощавших от голода волков. Очевидно, они повалили его и проволокли несколько ярдов с того момента, как он закричал. Боумен все еще кричал, а волки яростно терзали его тело, вздымая снежную пыль и брызги крови. Один из зверей резко отскочил назад, крепко зажав что-то в челюстях. Эшу показалось, что это только сапог майора, но это было не так. Он понял это, увидев, как хлынула кровь оттуда, где раньше были ноги Боумена.Он не знал, сколько времени простоял так, парализованный ужасом и собственной беспомощностью. И вдруг неожиданно для себя он дико заорал и, бросившись к майору, стал стрелять, целясь в волчью стаю, но промахнулся — один из волков прыгнул на него. Он с остервенением отбивался ружьем и не сразу почувствовал боль, когда челюсти животного сомкнулись на его руке и затрещали кости. Действуя ружьем, как палкой, он крушил зверя до тех пор, пока не увидел, что от него осталась на снегу лишь жалкая кучка костей, покрытых клочковатой шерстью. Но боли он все еще не чувствовал.Слышались выстрелы, крики, визг. Он не знал, сколько времени это продолжалось. Подбежав к майору, он споткнулся о труп волка, упал лицом в снег и пополз на животе, а когда все-таки добрался до майора, вдруг осознал, что вокруг стало очень тихо.Как и прежде, падал густой снег, издавая едва слышный хрустальный звон. Он быстро засыпал кровавые пятна и два неподвижных волчьих трупа. Лежащий рядом майор дышал хрипло и прерывисто, и только его тяжелое дыхание нарушало стоявшую вокруг абсолютную тишину.Эш осторожно повернул к себе лицо майора. От его умного и мужественного лица мало что осталось — не хватало одного глаза, щека была выдрана до кости. Из горла раненого текла кровь.— Держитесь, майор, — прошептал Эш. — Сейчас мы доставим вас обратно в лагерь. Вы…Майор, должно быть, хотел улыбнуться, но разорванный рот сложился в гримасу.— Пожалуй, пора бы тебе, сынок, называть меня по имени — Джереми…Эш тупо кивнул. Руки его впервые за несколько недель стали теплыми — от собственной крови и крови майора.— Послушай меня, — с трудом сказал майор, слабеющей рукой уцепившись за его рукав. — Доставь депеши в форт. Ты был прав тогда, теперь мы на правильном пути. Еще четыре или пять дней — и вы будете на месте. Никто не скажет, что экспедиция майора Боумена потерпела неудачу.— Нет, — хрипло подтвердил Эш. — Никто этого не скажет.Майор отпустил его рукав и бессильно откинулся на снег.— Я всегда знал, что на тебя можно положиться, — прошептал он и умер.Эш долго лежал не двигаясь, потом здоровой рукой стал копать в снегу могилу. Правая рука висела бесполезным безжизненным грузом, но он пока этого не замечал. И ему это было безразлично.Люди сгрудились вокруг небольшого лагерного костра. Насытившись волчьим мясом, они на время отогнали призрак голодной смерти, но были расстроены и напуганы. Некоторые из них закутались в окровавленные волчьи шкуры; другие, еще не оправившиеся от шока и поэтому не чувствовавшие холода, просто сидели, тупо глядя в огонь, быстро пожиравший остатки скудного запаса сухих дров.В конечном счете были убиты всего два волка. Потери составляли майор Боумен и Мерсер Свифт, который был пока жив, но страшно истерзан и лишился правой ноги.Они долго сидели молча, потом кто-то произнес вслух то, о чем думал каждый:— Ну и что мы будем делать теперь? Без майора нам никогда отсюда не выбраться. Нам всем конец.— Я слышал однажды, — раздался чей-то голос, — о северных индейцах, которые строят на зиму жилища из снега.— Полно тебе, Найми, — сказал рядовой Уимс. Он опустился на колени рядом с Эшем, держа в руках кусок волчьей шкуры. — Вы бы обмотали этим свои руки, Киттеридж. Они, кажется, здорово пострадали.От шкуры все еще шел пар. Эш рассеянно завернул в нее пальцы.— А может, попытаться? — сказал кто-то. — Все равно мы не сможем идти дальше. Выкопаем в снегу пещеру и спрячемся, пока снег не начнет таять.Эш поднялся на ноги.— Нет, — спокойно произнес он. — Мы пойдем дальше. Долгое время все молчали. Потом кто-то устало откликнулся:— Идите, Эш..Это вы завели нас сюда. Так что идите — и скатертью вам дорога.— Нет, — снова сказал он. — Мы пойдем все. И немедленно.Один из солдат поднялся на ноги и сердито посмотрел в лицо Эшу.— Корчишь из себя командира, да? Это военная экспедиция, и если ты думаешь, что люди пойдут за тобой, то…Эш, не отвечая, размахнулся и ударил солдата в челюсть, отчего тот кубарем полетел в снег. Больше никто возражений не высказывал.Эш сложил в вещевой мешок карты, записи и свои последние рисунки и забросил его на плечо. Окинув взглядом свой маленький отряд, он громко скомандовал:— Встать! Мы выступаем!Пока усталые люди поднимались на ноги, Эш повернулся и с усилием взвалил на плечо оставшегося без ноги картографа. Потом, взглянув на расстилавшуюся впереди белую пустыню, побрел, прокладывая путь всем остальным.Обитателям форта Томаса Джефферсона они показались бесплотными призраками, появившимися из сплошной стены падающего снега. Часовой, стоявший на посту, с перепугу чуть не удрал с поста, а капитан форта был так поражен новостью, которую принес ему адъютант, что выбежал наружу без плаща, несмотря на непогоду.То, что он увидел, долгие годы потом рассказывали, как легенду: по снегу двигалась кучка оборванных людей, хромающих, голодных, кое-как одетых и полузамерзших, которые добрались до форта, опираясь на палки и таща на плечах изнемогших товарищей. Их волосы, бороды, брови заиндевели, воспаленная кожа кровоточила, а глаза опухли и почти закрылись от снежной болезни. Капитан стоял на пронизывающем ветру, от потрясения забыв о своих обязанностях. Он стоял остолбенев, пока командир этой жалкой группы не остановился прямо перед ним.Его, как и всех прочих, тоже трудно было узнать: его волосы и борода превратились в сосульки, на бровях намерз снег. На плече он нес раненого товарища и, остановившись, прежде всего осторожно положил его на снег, потом снял с плеча вещевой мешок и передал его капитану. Его руки были обернуты какими-то окровавленными лохмотьями и почти не действовали.— Сэр, — с усилием произнес он, — здесь документация экспедиции майора Боумена, обследовавшей местность вдоль сорок девятой параллели.Капитан машинально взял мешок, не веря своим глазам.— Майора Боумена? Но экспедиция должна была возвратиться больше месяца назад. Мы думали… — Потом, когда он постепенно понял, что произошло, с подчеркнутым уважением вытянулся перед Эшем. — Я капитан Лиленд Барнс, командующий этим фортом. С кем имею честь разговаривать?Человек, несколько неустойчиво держась на ногах, поклонился и ответил:— Эштон Киттеридж, к вашим услугам. — И добавив: — Мои люди очень озябли, сэр, — он, потеряв сознание, свалился у ног капитана Барнса. Глава 9 Мадди уже заканчивала уборку на кухне, собираясь ложиться спать. У них была женщина для этой работы, но Мадди привыкла отпускать ее пораньше, чтобы самой убедиться, что в доме все в порядке. Она очень любила эти спокойные минуты после закрытия «Кулабы», когда отец уходил спать. Можно было поразмыслить о событиях дня и спланировать дела на завтра.Она заперла таверну и, погасив фонари перед входом, принялась накрывать столы для завтрака. Это была ее любимая работа. Ей безумно нравилось пользоваться тонким фарфором Маргарет. Она тщательно перетирала каждую тарелку и переворачивала ее вверх дном, раскладывая затем тяжелые серебряные приборы и сложенные полотняные салфетки. Именно так делалось в лучших английских домах, и Мадди тщательно придерживалась этой традиции. Это давало ей ощущение стабильности.Она критическим взглядом окинула стол, чуть поправила вилку и, убедившись, что все в порядке, взяла лампу и направилась вверх по лестнице. Внезапно ей послышалось, что кто-то тихо скребется в дверь. Она остановилась и внимательно прислушалась. Звук повторился.Усмехнувшись, она направилась к двери. Наверное, это опять Деймен Спиттл, который частенько, перебрав пива в «Кулабе», приходил после закрытия к черному входу и, умоляюще прижимая к себе шляпу, просил, дать ему еще глоточек, чтобы иметь силы добраться до дома и предстать перед строгой супругой. Обычно Мадди, снисходительно потрепав его по руке, одаривала доброй улыбкой и отсылала домой. Кэлдер Берне, конечно, не догадывался об этом, а если бы догадался, то Деймену Спиттлу не поздоровилось бы. Мадди же было приятно хранить этот маленький секрет.Она сняла цепочку и широко распахнула дверь.— Ну, мистер Спиттл, что у вас на сей раз…Слова застряли у нее в горле: это был вовсе не Деймен Спиттл, а Джек Корриган. Тяжело дыша, он стоял, опираясь на косяк двери, и неловко прижимал к себе левую руку. Мадди застыла от ужаса.— Извини, миленькая… я не знал, что делать. Ты единственный друг…Она наконец увидела, что рука его в крови, и больше не размышляла.— Ты ранен! — воскликнула она и, втянув его в комнату, быстро закрыла дверь.— Это всего лишь царапина. Напали проклятые собаки. — Сердце у Мадди колотилось так сильно, что, кажется, могло сломать грудную клетку. Двигаясь как автомат, она усадила Джека на стул, принесла воды и смочила полотенце. Одежда Джека была в грязи и превратилась в лохмотья. Похоже, он проделал немалый путь.Мадди вдруг похолодела от ужаса, застыв с полотенцем в руке.— Ты… ты бежал? — хрипло спросила она. Некрасивое лицо Джека Корригана исказилось от боли.Он стал подниматься со стула.— Я принес опасность к вашему порогу. Я уйду.— Нет, — решительным жестом остановила его она. — Позволь мне осмотреть твою рану. — Дрожащими от волнения пальцами она распахнула его рубаху и еле слышно прошептала: — Что… что случилось?Он долго смотрел на нее, не зная, что ответить. Наконец усталость заставила его опустить глаза.— Я терпел, сколько мог, — сказал он. — Там была женщина, которую хозяин купил, чтобы спать с ней. А я любил эту женщину так, как может любить только глупый ирландец. Она была красивая и нежная. — Он взглянул на нее. — Как вы, мисс. Она не была создана для такой жизни.Он замолчал. Мадди тоже молчала, разрывая на полосы полотняную салфетку, чтобы перебинтовать его рану.Лицо Корригана опять исказила гримаса боли, и Мадди, подумав, что нечаянно причинила ему боль, закусила губу. А он продолжал очень спокойным голосом:— Видишь ли, она забеременела. Он разозлился и жестоко избил ее. Она… она была не очень сильная и умерла прошлой ночью.Мадди медленно выпрямилась.— Это сделал Хауи Петерсон?Он промолчал. Да и не нужно было ничего говорить.Мадди закончила перевязку и стояла, тяжело дыша и стараясь успокоиться.Всего несколько минут назад она чувствовала себя в полной безопасности и была вполне довольна жизнью. Теперь все изменилось.— Кроме нее, меня там ничто не удерживало. И сегодня я сбежал, но не потому, что боялся за себя, а потому, что боялся того, что мог бы сделать, если бы остался. Я понял, что должен бежать, иначе убью кого-нибудь. И вот я пришел к тебе, дитя, хотя не следовало бы этого делать. Но я увидел свет у тебя в окне…— Джек, ты должен вернуться. Если тебя найдут, то повесят, — в отчаянии сказала она.Он покачал головой:— Им не придет в голову искать меня в городе — по крайней мере сегодня. А вернуться я не могу. Джек Корриган не рожден быть рабом.— Я могла бы спрятать тебя здесь — хотя бы на сегодня и на завтра…— Нет, девочка. — На его губах появилось подобие улыбки, и Мадди вспомнилось, как на судне она жила в ожидании этой слабой улыбки и звука его голоса. — У меня совсем нет времени. Они скоро возьмут мой след, я не могу подвергать тебя еще большей опасности. Однако… — он нерешительно взглянул на нее, — если бы у тебя нашлось немного еды на дорогу…— И еще одежда, — добавила она. — Подожди, я все сейчас принесу.Она торопливо принялась за работу: собрала кое-какую одежду отца, приготовленную в стирку, отрезала несколько ломтей баранины, взяла каравай хлеба и отсыпала в мешочек чаю. Потом бросилась в бар и принесла бутылку виски, которую Кэлдер держал для угощения особенно ценных клиентов. Пропажа бутылки, конечно, вызовет вопросы, но ей было все равно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36