У нас конечно, тоже читают… Но не до такой же степени! Но я отвлекся, продолжайте, мой друг. Дело в высшей степени интригующее.Прошу только помнить, что одной очень дорогой мне женщине, оно может стоить жизни, — и Салтыков многозначительно посмотрел на своего собеседника. — Так вот, чтобы не привлекать к себе внимания и выяснить обстоятельства дела, я проник в город вместе с бродячим театром, назвавшись Фредериком Зиммелем. Очень быстро я выяснил, что нотариус Батистен уже умер, а Гертруда Риппельштайн давным-давно бесследно исчезла. Тогда я начал искать, кто бы мог указать ее местонахождение. По счастливой случайности, один из актеров театра, Анри, как-то вечером сказал, что на меня положила глаз одна чудная крошка. И попробуйте угадать, кем она оказалась? Дочерью Гертруды Риппельштайн! Прелестная Лизхен была очень мила, она сообщила, что ее мать находится в Англии. Еще я узнал, что сама Лизхен служит у баронессы фон Штерн, и спросил, как давно. Она ответила, что с самого детства. Девичья фамилия ее госпожи — де Грийе. Тогда у меня снова появилась надежда. Я решил использовать слепо влюбленную в меня Лизхен Риппельштайн, чтобы подобраться поближе к баронессе фон Штерн, дочери виконта. Для этого я написал Лизхен письмо от имени ее матери, ведь Гертруда, как вы помните, была неграмотной, где наплел несусветную чушь о том, что на самом деле отцом ее является виконт де Грийе, что, кстати, учитывая ее репутацию, могло по случайному стечению обстоятельств, оказаться правдой. Чтобы узнать попутно, действительно ли архив имеет такую ценность, я написал, что, когда Лизхен будет требовать ее признания дочерью наравне с Мари Франсуазой, ей нужно сказать только: «теперь бумаги у меня». Конечно же, первое, о чем подумала Лизхен, это — деньги. Ведь если она станет богатой и знатной, ей удастся удержать столь страстно любимого Фридерика Зиммеля подле себя. Я всеми средствами поддерживал в ней эту уверенность, постоянно угрожая бросить ее ради женитьбы на какой-нибудь богатой и знатной даме. Однако, замечал я, Лизхен молода и красива, а значит, было бы много приятнее жениться на ней, чем на какой-нибудь карге. Бедняжка совсем сошла с ума. Я предложил ей действовать сообща, сказав, что если попаду в замок, то обязательно соблазню Мари фон Штерн, так, чтобы об этом узнал ее муж, и тогда у него будут все основания для развода. Это была полная чушь, но, тем не менее, Лизхен неожиданно быстро и цепко за нее ухватилась. Откуда мне было знать, что эта плутовка давным-давно крутит шашни с Рихардом фон Штерном? В общем, узнав от Лизхен, когда барон будет дома, я предстал перед ним под своим настоящим именем. Мне помогло, что фон Штерн многократно бывал в России и много обо мне слышал. Оказавшись в замке барона, я встретился с Мари фон Штерн. Надо сказать, что впечатление она на меня произвела удивительное. Редкая красота и грация, в сочетании с природным умом и тонкими чувствами… Я сам не заметил, как влюбился. Однако ревность Лизхен смешала мне все планы. Вместо того чтобы очаровывать баронессу, я был вынужден первую же ночь провести в спальне фройляйн Риппельштайн, чем сильно повредил своей репутации в глазах Мари. Далее, неудачи посыпались на меня одна за другой. В дело вмешался сам барон фон Штерн, со своей собственной интригой. Лизхен, которая была и его любовницей, сообщила барону, что тоже является дочерью де Грийе и может заставить его признать себя. Барон же отчаянно хотел наследника, которого Мари не смогла ему родить. На этом основании он мог развестись с женой, но тогда он был бы обязан вернуть де Грийе и приданое его дочери. На помощь пришел средневековый эдикт о том, что бесплодная дочь может быть заменена сестрой, без возращения приданого. Фон Штерн ухватился за это и сообщил Лизхен, что женится на ней, в случае, если де Грийе признает ее своей дочерью. Поэтому она так быстро и согласилась на мое предложение.— Господи Боже! Французские интриги просто меркнут перед вашим рассказом, граф! В Петербурге эта история будет иметь огромный успех! Но как эта Риппельштайн планировала потом избавится от мужа, чтобы жить с вами? — посланник был чрезвычайно заинтригован.— Не знаю. Но думаю, что она не остановилась бы ни перед чем.— Убийство?— Скорее всего, но старый барон не заслуживает жалости. В общем, когда Лизхен потребовала от виконта имя, и сказала что «бумаги теперь у нее», его реакция превзошла все ожидания. У жены его случился сердечный приступ, закончившийся печально, а сам он пережил сильнейший удар. Ситуация окончательно вышла из-под контроля, когда Лизхен в присутствии Мари, ее отца и барона стала обличать последнего в неверности и планах о разводе. Рихард, испугавшись, что потеряет жену, а виконт так и не признает Лизхен, в состоянии панического страха, сломал несчастной шею. Мой единственный шанс отыскать Гертруду Риппельштайн был потерян. В довершение всего в замке появился Клод Сен-Мартен, собственной персоной!— Масонский магистр?Да, оказавшийся, к тому же, другом юности баронессы фон Штерн. Кажется, у них был некий опыт романтических отношений, я бы сказал, в высшей степени романтических. Представьте себе клятвы в вечной любви, верности, слезы, терзание плоти, стремящейся к другому, но сдерживаемой колоссальным усилием воли. Конечно, Мари, ослепленная своим горем, тут же бросилась искать у Сен-Мартена утешения. В ее памяти он оставался тем самым идеальным мужчиной, который был готов ради нее на все и совершенно ничего не требовал взамен. Мари не знала о том, что Клод стал масоном, и, конечно же, не могла знать об истинной цели его визита. Я решил непременно защитить несчастную Мари фон Штерн от мужа, который поставил целью себе от нее избавиться, и от магистра, который явился за тем же что и я. Увы, Клод воспользовался излюбленным оружием масонов — медальоном.— Гипноз?— Он заставил Мари поехать с ним в дом ее родителей, и указать местонахождение тайного кабинета виконта. Я опоздал. Единственное, чем я смог себя утешить — это то, что Мари, наконец, поняла, что я люблю ее, и ответила мне взаимностью…— Вы слишком молоды и горячи, граф. Не смогли удержаться, чтобы не выразить свои чувства. Что ж… Невинная жертва юной баронессы фон Штерн полностью лежит на вашей совести. А что архив?— Бесследно исчез, вместе с магистром Сен-Мартеном. Но какое это теперь имеет значение? Умоляю вас! Я буду вашим вечным должником! Помогите мне спасти Мари фон Штерн!— Я бы рад вам помочь, мой друг, но увы… Интересы государства стоят превыше личных, и даже превыше жизни отдельного человека. Мы не можем допустить, чтобы Мария-Терезия узнала, что вы в действительности искали во владениях прусского короля Фридриха. Старуха и так уверена, что вся ее свита кишит шпионами!— Ну что ж… Тогда я сам, — Салтыков встал и направился к выходу.Посланник печально посмотрел ему вслед.— Вы поступаете как благородный человек, граф, — сказал он, наконец, — но совершаете огромную ошибку. Хоть я и пытался вас образумить, но с самого начала был уверен, что все мои уговоры не возымеют никакого эффекта. Вы поступаете так, как единственно возможно поступить для истинного дворянина.Ответа не последовало.
Мари совсем осунулась и исхудала. Люмбек передал ее капитану английского судна, и более она его не видела. Узнав, что ее везут в Англию, Мари не удивилась и вообще никак не отреагировала. Душа ее умерла вместе с последним проблеском веры в любовь. Каждый вечер перед отходом ко сну баронесса молила Бога о смерти.Капитан судна как-то принес ей книгу и сказал на ломаном немецком:— Хороший книга, очень интересный роман. Я читать много раз и сильно восхищаться.— Спасибо, — ответила ему Мари по-английски, — не утруждайте себя нашим чудовищным языком, я прекрасно говорю по-английски.— Это хорошо, — вздохнул капитал с облегчением. — В этой книге рассказывается о человеке, который попал на необитаемый остров, но жил надеждой…— Простите, капитан, но мне сейчас совсем не хочется читать никаких романов, — вздохнула Мари. Воспоминания о рыцарях из прочитанных ею книг казались баронессе мучительными. Она чувствовала себя обманутой. Ей было стыдно, как человеку, попавшемуся на глупый и жестокий розыгрыш.Капитан улыбнулся.— Это совсем другой роман, он совсем не похож на те, что издавались прежде, поверьте.Вы не найдете там обычных любовных похождений, приключений и амурных историй. Эта книга о силе духа, о том, что человек, даже попав в самые невыносимые условия, может найти в себе силы и преодолеть обстоятельства. Можно быть покорным судьбе, а можно делать ее своими руками.Мари посмотрела на это человека, пропитанного соленой водой и запахом моря.— Только мужчина мог написать такую книгу, — печально сказала она. — Женщине никогда бы не пришло в голову ничего подобного. И только прочитавший ее мужчина может делать такие выводы. Женская судьба полностью зависит от воли мужчины, если, конечно, она не монахиня.— Мне кажется, что вы слишком хороши для того, чтобы подарить себя Богу, — сказал капитан и, очевидно смутившись, удалился.Баронесса фон Штерн пережила легкий шок. Конечно, она слышала о том, что англичане первейшие безбожники и зачастую относятся к религии презрительно, но фраза, сказанная капитаном, застала ее врасплох.Мари опустила глаза и заметила, что ее руки стали похожи на сухие ветки. Кожа пожелтела, потрескалась, а под ногтями скопилась грязь.Баронесса встала и подошла к тазику с водой. Осторожно вымыв руки, она начала втирать в них масло, оставленное матросом для небольшой лампадки в углу каюты.Она не стала читать роман, чувствуя, что ее воображение пока не готово к новым впечатлениям.
Через два дня судно причалило в Лондонском порту глубокой ночью. Мари завязали глаза. Ее долго вели по каким-то доскам, затем по мостовой, мощенной булыжником, затем посадили в карету. В руках баронесса сжимала небольшой узелок, в котором лежала подаренная ей капитаном книга.Сопровождавший ее человек всю дорогу не проронил ни слова. Баронесса вскоре уснула. Разбудили ее звуки человеческих голосов.— Епископ уже ждет вас.— Хорошо, надеюсь, что с ней не случится ничего плохого. Эта женщина оказалась заложницей обстоятельств и даже не знает, в чем, собственно, ее вина.— Не волнуйся, здесь ей будет хорошо. По крайней мере, ее никто не найдет и не сможет причинить вреда. Отныне она будет под защитой англиканской церкви.Мари вздрогнула.Ее повели по песчаной дорожке, скорее всего среди цветов, потому что утренний воздух был напоен сладким, чуть горьковатым ароматом.— Снимите повязку, — раздался откуда-то сверху приятный мужской голос, в котором послышалось сочувствие.— Слушаюсь, ваше высокопреосвященство, — ответил охранник, и в ту же секунду Мари зажмурилась от ударившего ей в глаза света. Даже серое, хмурое, туманное утро показалось баронессе слишком ярким.— Здравствуйте, дорогая баронесса, — обратился к ней высокий, хорошо сложенный мужчина в епископском облачении. — Прошу прощения, что пришлось подвергнуть вас таким испытаниям, но с этого момента вы под защитой англиканской церкви и английской короны. Я епископ Готторпскии, но вы можете звать меня просто Максимилиан.— Не могу сказать, что я рада, — после путешествия в закрытой каюте и «глухом» экипаже, от обилия свежего воздуха, Мари стало дурно.Заметив, что она резко побледнела, епископ сбежал со ступенек и едва успел подхватить на руки обессиленную женщину.— Я хочу исповедаться… — прошептала она чуть слышно перед тем, как лишиться чувств.
Англичане обращались со своей пленницей не дурно, обеспечивая ей минимальный комфорт. Ее поселили в одном из монастырей, в маленькой келье, где стояла кровать, туалетный столик, кресло, прибор для умывания. Только решетка с внешней стороны окна и караул у дверей напоминали ей о том, что она пленница.— Если в вашем отце есть хоть капля любви к вам, то он появится, как только узнает о том, какая участь постигла вас.Епископу Готторпскому понравилось бывать у этой красивой, гордой женщины, которую не удалось сломить даже самым тяжким испытаниям, выпавшим на ее долю. В присутствии Мари фон Штерн святой отец ощущал то, что давным-давно счел безвозвратно утерянным — величие человеческого духа. Епископ даже строил некоторые планы на ее счет. Если де Грийе не объявится в ближайшие годы, о его дочери все забудут, и тогда ее можно будет отвезти в его лондонский дом. В конце концов, не имея в жизни иной опоры, она, может быть, и полюбит старого епископа? Кто знает.— Это низко и отвратительно, использовать любовь родителя к своему ребенку, чтобы заманить его в ловушку, как вы поступили с Гертрудой Риппельштайн, — ответила Мари и отвернулась.Ей по-прежнему хотелось только одного — умереть.— Вы очень много пережили, для такой молодой женщины. Время и Бог залечат ваши раны, — примирительно сказал святой отец.— Я разочаровалась в Боге, — сухо ответила Мари.— Выбирайте выражения, баронесса. Такие речи вполне могут привести вас на эшафот, — епископ нахмурил брови.— Я не боюсь смерти.— Интересно, что может заставить молодую и красивую женщину настолько отчаяться в жизни? — Максимилиан попытался улыбнуться. В солнечный, погожий день, когда даже немой монастырский дворник замычал некое подобие песни, епископу стало особенно жаль свою пленницу, заложницу европейских интриг.— Предательство, — спина Мари вытянулась в струну.Мужчина? О… Как же я сразу не догадался, — Максимилиан грустно улыбнулся. — Милая моя баронесса. Никогда не дарите своего сердца тому мужчине, которого любите вы. Ибо женская любовь не знает границ, пределов, невозможных жертв, мужская же любовь, напротив, скоротечна, хоть может пленять своею страстностью и чувственностью.— Но он любил! — вырвалось у Мари помимо ее воли. Она ведь знала, она чувствовала, не могла ошибиться!— Да, вполне возможно. Он любил. Но в том и разница, что вы все еще любите, и, может быть, так никогда и не сможете его забыть, а он уже забыл. То, что мужская любовь коротка, вовсе не означает, что она не настоящая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24