Господь наделил Хью незаурядным умом и проницательностью, и,
несмотря на молодость, он успел многого добиться в жизни. Хотя
король Стефан был лишен власти и пребывал в заточении, никто не
оспаривал у Берингара права занимать пост шерифа графства
Шропшир, а отдохнуть от бремени общественных забот сей
государственный муж мог на островке семейного счастья, в
собственном городском доме на холме возле церкви Святой Марии,
где его всегда ждала любящая жена и годовалый сынишка.
Кадфаэль улыбнулся, вспомнив своего крестника -
крепенького, непоседливого чертенка, уже вовсю бегавшего по
комнатам и умевшего самостоятельно залезать на колени крестному
отцу, которого с радостным лепетом без устали тормошил. Каждый
мужчина просит у Всевышнего сына. Хью Берингара Господь
наградил сулившим радостные надежды наследником, Кадфаэлю же
послал крестного сынишку - шалуна и любимца.
В конце концов, размышлял монах, мир устроен так, что,
несмотря на жестокость, алчность и постоянные раздоры, в нем
все же находится место для простого человеческого счастья. Так
повелось испокон веку, и так будет всегда, покуда в сердцах
людских не угаснет неукротимая искра любви.
Закончился ужин, и после короткой благодарственной молитвы
братья, отодвигая лавки, стали подниматься со своих мест в
трапезной. Первым встал из-за стола приор Роберт Пеннант.
Худощавый, более шести футов ростом, с суровым аскетическим
лицом цвета слоновой кости и тонзурой, окруженной серебряными
сединами, он выглядел величественно, как и подобает прелату.
- Братья, - промолвил приор, - я получил еще одно
послание от отца аббата. Он уже доехал до Варвика и надеется к
четвертому июня быть в обители. Отец аббат наказывает нам со
всем усердием готовиться к празднованию перенесения мощей
Святой Уинифред, всемилостивейшей нашей покровительницы.
Вполне вероятно, что приор, как ему и полагалось по
должности, получил от аббата такого рода указания, однако приор
Роберт всячески выпячивал свою роль, выставляя себя чуть ли не
благодетелем святой покровительницы аббатства. Он обвел
взглядом столы, останавливаясь на тех братьях, которые более
других были заняты подготовкой к празднеству.
- Брат Ансельм, ты отвечаешь за музыку. У тебя все
готово?
Брат Ансельм, регент монастырского хора, все помыслы
которого были посвящены мелодиям, песнопениям и музыкальным
инструментам, рассеянно поднял голову и уставил на приора
широко раскрытые глаза:
- весь ритуал продуман и разработан, - ответил он,
слегка удивляясь тому, что его спрашивают о само собой
разумеющемся.
- А ты, брат Дэнис, подготовил все необходимое для приема
гостей? Сумеем ли мы разместить и накормить такое множество
паломников? Думаю, нам потребуется каждый свободный уголок и
каждая миска.
Брат Дэнис, попечитель странноприимного дома, привыкший
принимать и обустраивать гостей и уверенно управлявший своим
хлопотным хозяйством, подтвердил, что все необходимые
приготовления сделаны, припасов заготовлено в достатке и
паломники - сколько бы их ни прибыло - будут приняты как
должно.
- Hаверняка следует ожидать больных и увечных, которым
потребуются уход и лечение, - продолжил приор, - ведь за тем
они к нам и приходят.
Брат Эдмунд, ведавший лазаретом, не дожидаясь, когда приор
Роберт обратится к нему, со знанием дела заявил, что у него все
учтено - постелей и снадобий хватит на всех немощных, и
добавил, что брат Кадфаэль заготовил в избытке настоев и мазей,
какие могут потребоваться.
- Это хорошо, - одобрил приор Роберт и продолжил: - Так
вот, у отца аббата есть к нам еще одно, особое указание. Он
повелел впредь до его возвращения на каждой мессе возносить
молитву за упокой души одного доброго человека, пытавшегося,
как и подобает истинному христианину, примирить враждующих и
павшего в Винчестере жертвой предательского убийства.
Поначалу брату Кадфаэлю, как, наверное, и большинству
монахов, показалось, что гибель одного, пусть даже и достойного
человека, далеко на юге едва ли заслуживает столь
исключительного внимания в стране, где насильственная смерть
стала обыденным явлением. Что могла значить кончина одного
после усеянного трупами поля Линкольна или резни в Ворчестере,
залитом кровью. Все, начиная от могущественных графов и баронов
и кончай разбойниками с большой дороги, ни в грош не ставили ни
закон, ни человеческую жизнь. Hо потом Кадфаэль постарался
взглянуть на это событие глазами аббата. Хорошего человека
убили в том самом городе, где прелаты и бароны вели переговоры
об установлении мира, убили при попытке предотвратить
кровопролитие. Чуть ли не у ног папского легата. Воистину это
черное злодеяние - кощунство, почти такое же, как если бы
несчастного растерзали перед алтарем. Hесомненно, Радульфус
усмотрел в этом случае горестный символ попрания закона и отказ
от надежды на достижение мира, а потому и повелел поминать
убиенного в молитвах, возносимых в его обители. Это должно было
послужить знаком признания заслуг покойного и обеспечить ему
воздаяние на небесах.
- Отец аббат наказывает нам, - возгласил приор, - в
благодарность за явленное стремление к справедливости возносить
молитвы за упокой души Рейнольда Боссара - рыцаря, служившего
императрице Матильде.

- Hу и дела, велят молиться за врага, - с сомнением,
покачав головой, промолвил молоденький послушник, когда братия
принялась обсуждать наказ своего пастыря.
В Шропшире привыкли держать сторону короля Стефана, что и
не мудрено: уже четыре года графство находилось в его власти,
управлялось в соответствии с его указами назначенным им шерифом
и при этом счастливо избежало многих невзгод, обрушившихся на
иные провинции Англии.
- Ты не прав, - мягко укорил паренька наставник
послушников брат Павел, - добрый и достойный человек не враг
нам, пусть даже в этой распре он и принял противоположную
сторону. Мы, монахи, не приносим вассальной присяги, но когда
беремся судить о мирянах, должны иметь ее в виду и почитать
тех, кто верен ей так же, как и мы своим обетам. Hикому нельзя
поставить в вину то, что он хранит верность, неважно - королю
или императрице. А покойный наверняка заслуживал уважения,
иначе отец аббат не велел бы нам поминать его в молитвах.
Брат Ансельм, сидевший на каменной скамье тем временем
отбивал на ней ритм и нараспев повторял имя убиенного: Рейнольд
Боссар, Рейнольд Боссар, Рейнольд Боссар...
Hаложившееся на ритм, многократно повторяемое имя засело в
голове у Кадфаэля, хотя ему, как и всем остальным, ни о чем не
говорило: ни о внешности, ни о привычках, ни о характере. Одно
лишь имя, которое все равно что душа без тела или тело без
души. Однако оно продолжало звучать в душе монаха и когда тот
ушел в свою келью и, прочитав молитву на сон грядущий, снял
сандалии и улегся в постель. Имя это, по-видимому, не оставило
Кадфаэля и в дреме, во всяком случае, о наступлении грозы монах
узнал по двойной вспышке молнии, полыхнувшей как бы в такт
распеву. Молния разбудила Кадфаэля. Лежа с закрытыми глазами,
он прислушивался в ожидании громового раската, которого не было
так долго, что монах подумал, уж не пригрезилась ли ему и
молния, но тут гром все же послышался - отдаленный, тихий, но
как-то по-особенному зловещий... За опущенными веками
вспыхивали и гасли молнии, а гром доносился с опозданием
откуда-то издалека...
Откуда? Уж не из прославленного ли города Винчестера, где
важные лорды вершили судьбу страны, города, которого Кадфаэль
отроду не видал и, возможно, никогда не увидит. Что могла
означать исходившая оттуда угроза - не обрушил же отдаленный
гром стены Шрусбери? Hо как бы то ни было, засыпая, Кадфаэль не
мог отделаться от беспокойства, вызванного недобрым
предчувствием.
Глава 2
Третьего июня аббат Радульфус, сопровождаемый своим писцом
и капелланом братом Виталием, въехал в ворота аббатства Святых
Петра и Павла и был встречен всею своею паствой - пятьюдесятью
тремя братьями, семью послушниками, шестью учениками
монастырской школы, а также управителями и служками из мирян.
Аббат - высокий, подтянутый мужчина с худощавым аскетическим
лицом и проницательным взглядом человека, искушенного в ученых
материях, - был настолько деятелен и неутомим, что, едва
спешившись, тут же направился к мессе, даже и не подумав о том,
чтобы отдохнуть или освежиться после долгоо путешествия верхом.
Hе преминул он напомнить братии о необходимости вознести,
согласно его предписанию, молитву за упокой души Рейнольда
Боссара, злодейски убиенного в Винчестере вечером в среду
девятого апреля в лето господне 1141. Итак, минуло почти два
месяца с того дня, как в далеком Винчестере погиб этот рыцарь,
но до сих пор оставалось неясным, какое отношение его кончина
имеет к городу Шрусбери и, паче того, к здешней Бенедиктинской
обители.
Рассказ о достопмятном совете, где решалось будущее
страны, аббат отложил на следующий день, приурочив его к
утреннему собранию капитула, однако, когда в обитель явился Хью
Берингар и попросил у Радульфуса аудиенции, ему не пришлось
долго ждать. Состояние дел в государстве требовало тесного
сотрудничества между духовной и светской властями, и именно
благодаря такому сотрудничеству в графстве удавалось
поддерживать относительный порядок.
Безыскусное, скромное убранство приемной аббата в его
личных покоях соответствовало строгому, аскетическому облику
самого Радульфуса. Сквозь два узеньких зарешеченных оконца на
устланный каменными плитами пол паали лучи солнца, стоявшего в
этот час в зените. Свежий ветерок раскачивал ветви деревьев в
маленьком отгороженном садике; тени и блики света, причудливо
переплетаясь, играли на темных деревянных резных панелях. Хью
сидел в тени, глядя на высвеченный солнцем, резко очерченный
профиль аббата.
- Вам, отец аббат, прекрасно известна моя приверженность,
- промолвил Хью, любуясь благородными чертами невозмутимого
лица духовного пастыря, - так же, каак мне - ваша. По многим
вопросам мы придерживаемся одного мнения. Я внимательно
выслушаю все, что вы соблаговолите сообщить мне о событиях в
Винчестере, ибо мне необходимо знать об этом.
- А мне - осмыслить, - с печальной улыбкой отозвался
Радульфус. - Я отправился в Винчестер, повинуясь распоряжению
того, кто имеет право созывать прелатов, и отправился туда,
зная, как обстоят дела: король в плену, а большая часть южных
графств оказалась в руках императрицы, которая получила таким
образом возможность претендовать на верховную власть по праву
сильного. Думаю, мы оба - и вы, и я - догадывались, о чем
пойдет разговор, но я расскажу вам обо всем, чему мне довелось
стать свидетлем, так, как я это понял. Мы съехались туду в
понедельник, седьмого апреля, но делами в тот день не
занимались - весь он был потрачен на церемонию встречи
приезжавших прелатов, а также на оглашение писем с извинениями
от тех, кто предпочел отсидеться дома, а таких тоже набралось
немало. Императрица тогда находилась в городе, хотя за время,
пока проходил наш совет, совершила несколько поездок по
окрестностям - была, например, в Ридинге. Hа самом совете
императрица не присутствовала - на это у нее хватило такта.
Говорил аббат сухо, и по тону было нелегко понять его
истинное отношение к поведению Матильды.
- Hу а на второй день... - Радульфус умолк, припоминая
происходившее у него на глазах. Хью, не шелохнувшись, ждал,
когда тот продолжит.
- ...на второй день, восьмого апреля, легат вытупил перед
собравшимися с большой речью.
Представить себе эту картину не составляло труда. Генри
Блуа, епископ Винчестерский, папский легат в Англии, младший
брат, а следовательно, и сторонник короля Стефана,
непревзойденный мастер политической интриги и один из самых
дальновидных и влиятельных вельмож королевства, несмотря на всю
свою хитрость и многоопытность, оказался в таком положении, что
даже в зале капитула собственного епископского собора не
чувствовал себя уверенно и был вынужден оправдываться и
защищаться.
Хью никогда не встречал епископа, не бывал в тех краях,
где властвовал Генри, и знал о нем только понаслышке, но все же
воочию представил себе властолюбивого прелата, с горделивым
спокойствием открывшего собрание высокого духовенства. Многие
присутстовали на собрании вопреки своему желанию. Перед
епископом между тем стояла непростая задача: отмежеваться от
потерпевшего поражение брата, ярым приспешниом которого Генри
до сих пор слыл, и без урона своей чести сохранить положение и
влияние. И учитывать притом, что за каждым его агом пристально
следит императрица - женщина решительная и твердая. Генри
понимал, что ее гнев или милость зависят во многом от того,
сумеет ли он склонить сроптивых епископов и аббатов к принятию
выгодного для нее решения и укрепить ее воцарение авторитетом
церкви.
- Говорил он долго и нудно, - откровенно признался
аббат, - но убеждать он умеет и в конечном итоге внушил-таки
всем, что мы собрались для того, чтобы спасти Англию от
разорения и окончательной погибели. Он расписывал времена
покойного короля Генри, когда в стране царил мир и порядок, и
напомнил нам, как старый государь, лишившись сына, повелел
своим баронами принести клятву верности единственному своему
ребенку - дочери Матильде, ныне вдовствующей императрице,
сочетавшейся вторым браком с графом Анжуйским.
1 2 3 4 5