Это было гигантское ледяное поле. Спустившись пониже, лётчики убедились, что садиться на такой «аэродром» – значит, разбить машину и самих себя. Кое-где льдины стояли, точно зубчатый забор. Гладкой площадки не было нигде. Время от времени попадались во льду чёрные трещины, похожие на небольшие извилистые ручьи. Нечего было и думать о посадке.
Всё пока шло отлично: моторы работали, как часы, самолёты шли с быстротой ста пятидесяти километров в час. И небо было чистое и ясное.
Около десяти часов вечера на севере показалась тонкая пелена слоистых облаков. Она лежала высоко и нисколько не мешала лётчикам. Амундсен всё время напряжённо вглядывался вперёд и убеждался, что нигде и никогда ещё не видел ничего более пустынного и унылого. Когда он проходил, бывало, по таким льдам, он встречал то чайку, то белого медведя или, наконец, видел какие-нибудь следы. А с самолёта он не мог видеть ничего, кроме сверкающей белизной пустыни.
В полукилометре за ними на той же высоте шёл самолет N24.
Ровно в полночь самолеты достигли 87° северной широты. Ещё триста километров с небольшим – и они будут над Северным полюсом.
Солнце высоко стояло на небе. Льды мрачно сверкали, и красноватые тени тянулись от ледяных заборов.
В начале второго часа открылось первое свободное от льда пространство. Оно походило на большое озеро, в которое со всех сторон впадали короткие реки с широкими устьями.
И в это время механик Фойхт крикнул пилоту:
– Половина бензина израсходована!
Пилот закричал Амундсену:
– Половина бензина израсходована! Нужно прекращать полёт.
Амундсен подал знак спускаться.
Самолёт широкими кругами пошёл на снижение. Большое озеро, замеченное лётчиками, было ещё довольно далеко, как вдруг мотор закапризничал, и лётчик принужден был перевести машину на посадку.
Со страшной быстротой самолёт пошёл вниз, в ближайшее разводье, где плавало множество мелких льдин. Они с грохотом застучали о борта лодки самолёта. Снег, лежавший на льдинах, поднялся вихрем. И сквозь эту пургу Амундсен увидел, что они несутся навстречу смерти. Прямо на пути самолёта торчал ропак – ледяная стена, о которую они неминуемо должны были разбиться. Впервые за всё время полёта Амундсену стало жарко.
Но движение машины понемногу замедлялось – возможно, что роль своеобразных тормозов сыграли льдины, угрожающе барабанившие по бортам лодки. Ещё несколько секунд – и самолёт упёрся носом в толстую льдину. Амундсен открыл кабину и сошёл на лёд. За ним вышли пилот и механик. Было холодно, густым слоем лежало на воде сало.
Сало и мелкий лёд быстро и крепко примёрзли к бортам самолёта. Лётчики повёртывали самолёт направо, налево, раскачивали его, пытаясь втащить на льдину, но аппарат был слишком тяжёл. Вконец измученные, они начали выносить из него провиант и снаряжение, укладывая всё прямо на лёд. Если аэроплан окончательно будет затёрт, то хоть пища и сани останутся у них.
Лёд кругом был взломан. Кое-где он лежал холмами.
Амундсен взобрался на ледяной холм и долго смотрел в бинокль. Он искал самолёт N24. Однако нигде не мог его обнаружить. Неужели он разбился при посадке? Ведь он должен был сесть где-то рядом. Вдруг Амундсену послышался выстрел. Но, может быть, это треснул лёд?
Скрывая тревогу, Амундсен вернулся к своим товарищам.
Все были измучены вконец. Нужно было отдохнуть. Забравшись в самолёт, они зажгли грелки, влезли в тёплые спальные мешки и заснули. Через два часа все опять были на ногах. Амундсен заметил, что канал за это короткое время сузился. В любой момент он мог совсем закрыться. Требовалось немедленно вытащить машину на крепкий лёд. Для троих людей эта работа была непосильна. Легче было перевести машину по воде в безопасное место. Такое место было недалеко – метрах в пятидесяти. Там узкий и опасный канал расширялся в целый залив. Однако проход в залив закрывала большая льдина. А как убрать эту льдину? У лётчиков не было ни кирки, ни лопаты – только маленький топорик, три финских ножа да небольшой якорь.
И они, не раздумывая долго, принялись за работу. Десять часов подряд они скалывали с льдины небольшие куски и на руках относили их в сторону. Работа шла очень медленно. Время от времени Амундсен с биноклем в руках взбирался на верхнюю часть машины, надеясь увидеть второй самолёт. Когда он спускался вниз, Рисер-Ларсен и Фойхт пытливо смотрели на него. Амундсен коротко отвечал:
– Нет!
И все трое ожесточённо продолжали колоть лёд, чтобы работой заглушить тревогу. Через пятнадцать часов льдина была убрана. Прикрепив к крыльям самолёта длинные верёвки, лётчики перевели его из канала в залив. Теперь машина была как будто в безопасности, но её ждала новая беда: самолёт начал быстро обмерзать и стал так тяжел, что трое людей с трудом могли его раскачать, хотя он стоял на свободной воде.

– Должно быть, придётся назад пойти пешком, – проворчал Амундсен.
– До какого места? – спросил Рисер-Ларсен.
– Мы пройдём до мыса Колумбия. У нас есть сани, есть продовольствие, и, если считать по килограмму в день на человека, нам хватит его на целый месяц.
– Надо всё же попытаться вытащить машину, – сказал Ларсен, который не пришёл в восторг от предложенной прогулки до мыса Колумбия.
– Легко сказать, а как это сделать?
– Мы устроим ледяной скат и по скату втащим машину.
Они обошли залив, выискивая место для ската. Подходящее место было скоро найдено, и лётчики приступили к работе.
Амундсен решил ещё раз осмотреть окрестность, не видно ли самолёта N24. Едва он поднёс бинокль к глазам, как ясно увидел машину километрах в пяти по другую сторону озера.
Немного левее была разбита палатка, а ещё дальше, на ледяном холме, развевался флаг.
Амундсен закричал:
– Я вижу самолёт!
Рисер-Ларсен и Фойхт подбежали к нему. Да, самолёт был виден ясно. Фойхт притащил флаг и замахал им. Амундсен в бинокль наблюдал, заметят ли Эльсворт или его спутники флаг.
Сначала никакого движения у другого самолёта не было. Но вот там кто-то бросился к флагу, поднял его и начал махать. Это был лётчик Дитрихсон. Он сигналил по азбуке Морзе:
«Наш самолёт получил течь. Гондола дала трещину ещё при взлёте. Пытаемся вытащить машину на лёд».
Он хотел передать ещё что-то, но в это время сгустился туман, и связь прервалась. Амундсен и его товарищи опять с большой энергией принялись за работу. Когда туман рассеялся, Амундсен с биноклем опять забрался на верх машины и заметил, что люди у самолёта N24 торопливо бегают вокруг него и что-то с ним делают. Потом он увидел, как Эльсворт и два его товарища стали на лыжи, вскинули на спину огромные тюки и пустились по направлению к лагерю Амундсена.
– Они идут к нам! – закричал Амундсен.
С волнением продолжал он следить за ними в бинокль. Три чёрные точки двигались по льду. Видно было, что их тяготит большой груз. Сначала они шли прямо, но, встретив на своём пути небольшой проливчик, не могли через него пробраться. Тогда Амундсен и Ларсен взяли брезентовую лодку и отправились встречать товарищей. Ларсен сел в лодку, переехал через проливчик. Трое путников уже были у самого края льдины, как вдруг льдина подломилась. Дитрихсон и Омдаль упали в воду. Эльсворт бросился к ним на помощь и одного за другим вытащил на лёд. Ларсен перевёз их через пролив, и все бегом бросились к самолёту N25. Дитрихсон и Омдаль сменили мокрое бельё и, чтобы согреться, выпили по чашке спирта. Это приключение – купанье в ледяной ванне – не погасило их радости. Все шестеро опять были вместе!
Борьба за жизнь


После того как Дитрихсон и Омдаль обогрелись, Амундсен устроил совет: как быть? Все понимали, в какое тяжёлое положение они попали. План выхода из этого положения был составлен быстро: нужно расчистить дорожку для взлёта, выбросить из самолёта всё лишнее и пуститься в обратный путь. Самолёт мог поднять всех шестерых. Дорожка для взлёта требовалась в пятьсот метров длины и двенадцать ширины. На всём льду лежал толстый, почти метровый слой снега. Помимо уборки снега, надо было ещё выровнять лёд, сколов толстые ледяные торосы, образовавшиеся на стыках отдельных крупных льдин. Самые большие опасения вызывало то обстоятельство, что лёд беспрестанно двигался.
Работа предстояла большая и трудная. От быстрого выполнения её зависела жизнь. И как только окончилось короткое совещание, все шестеро, подбадривая друг друга, быстро сделали скат и вытащили самолёт на крепкую, толстую льдину.
Измерив глубину океана, путешественники выяснили, что она равнялась почти четырём километрам. Это значило, что поблизости нет никакой земли.
Шли уже пятые сутки со времени отлёта со Шпицбергена. Солнце светило ярко, но температура всё же держалась на 10 градусах мороза. Передвигающиеся льды подтащили ближе самолёт N24. Дитрихсон, Эльсворт, Фойхт и Омдаль пошли к нему и привезли на салазках бочку с бензином и всё продовольствие. Весь следующий день путешественники готовили дорожку для взлёта. Сначала дело не ладилось. Едва они очистили от снега метров двадцать, как лёд передвинулся и возле самого самолёта появились трещины.
Чуть поодаль, в направлении строящейся дорожки, льды сжались и подняли вверх большую льдину, которая встала крепкой стеной. Путь был закрыт. Вся проделанная работа пропала.
Дитрихсон предложил перетащить самолёт к краю полярного озера. Вода в нём замерзла, образовался свежий гладкий лёд. Если он выдержит тяжёлую машину, то с него можно взлететь. Решили попытать счастья. Рисер-Ларсен занял место пилота. Фойхт залез в помещение для мотора, а остальные четверо толкали самолёт по указанию Рисер-Ларсена.
Но едва машина сползла на тонкий лёд, как он провалился и опять пришлось вытаскивать самолёт на старую льдину. Все были измучены работой и решили немного передохнуть. А льды кругом беспрестанно двигались, и самолёту всё время угрожала опасность. Механик Фойхт остался на часах, остальные забрались в машину и заснули.
Льды угрожающе потрескивали. Погода начала портиться. Временами срывался ветер. Вдруг всех разбудил крик Фойхта:
– Скорей вставайте! Лёд напирает!
Все быстро выскочили из машины. Страшное зрелище представилось их глазам: с трёх сторон на самолёт наползали льдины. С большим усилием люди потащили самолёт в сторону, где, казалось, будет безопасно. Действительно, через несколько минут машина стояла на сравнительно спокойной площадке. Но можно было прийти в отчаяние от того, что творилось вокруг: лёд трещал и ломался, в нём образовалось множество трещин. Снег, гонимый сильным ветром, слепил глаза. Казалось, никакой дорожки сделать уже невозможно. Нужно было искать новую льдину, пригодную для взлёта.
Они двинулись на поиски. В четырёхстах метрах от самолёта лежала большая и прочная на вид льдина, лишь кое-где покрытая мелкими льдинками. Они перетащили самолёт на новое место и начали прокладывать дорожку для взлёта.
А ветер всё свистел и выл. Мелкие льдины лезли на ледяное поле и грозили опять разрушить дорожку.
Буря продолжалась часов десять подряд. Однако толстый старый лёд выдержал.
Немного передохнув, все снова принялись за работу. Никто не был уверен, что им удастся довести её до конца: слишком уж ненадёжна была погода. Несколько раз Амундсен решал про себя, что лучше всего было бы, пожалуй, не тратить сил и времени, а сразу же направиться пешком к югу. Но он ничего не говорил товарищам. Все работали с ожесточением. Так как инструментов не хватало, то Омдаль приспособил штатив от кинематографического аппарата и работал им, как ломом, а Дитрихсон вооружился алюминиевой штангой. Дорожка для взлёта медленно удлинялась.
На второй день и эта льдина дала трещины.
Тогда Амундсен и Омдаль стали возить снег на санях и забивать им трещины. Одна из трещин была так широка, что забить её снегом было невозможно. С невероятными усилиями все шестеро притащили большую льдину и устроили из неё мост. Они работали изо всех сил, а их питание было очень скудно: каждый получал в сутки только двести пятьдесят граммов пищи.
8 июня вдруг наполз сильный туман, а с ним пришла и оттепель. Снег начал таять. Это сразу же свело на нет всю работу. Самолёт не мог бы подняться по рыхлому снегу. Нужно было дорываться до твёрдого льда.
Всё это могло привести в отчаяние любого, но не Амундсена и его друзей. Они начали всю работу сызнова, и через трое суток половина дорожки была готова. Омдаль заметил, что если снег утаптывать, то он становится твёрдым и даже при лёгком морозе превращается в прекрасную поверхность. Тогда решили остальную часть дорожки не расчищать от снега, а просто утоптать её.
Уже шли восемнадцатые сутки, как они бились за жизнь. Пища приходила к концу. Было ясно: если через два дня они не улетят, то погибнут от голода.
К счастью, подготовка дорожки близилась к концу: отлёт был назначен на 15 июня. Вечером накануне они выбросили из машины всё лишнее. Оставили только бензин и масло на восемь лётных часов, брезентовую лодку, два ружья, двести патронов, шесть спальных мешков, палатку и продовольствие. Выброшены были даже лишняя одежда и обувь.
Наступил, наконец, час отлёта. Небо было совершенно ясное. Термометр показывал только 3 градуса ниже нуля. Но и такого мороза оказалось достаточно, чтобы поверхность снежного аэродрома покрылась твёрдым настом.
Ларсен пустил в ход моторы, чтобы они разогрелись, а остальные члены экспедиции пробежали вдоль всей взлётной дорожки, разбрасывая по обе её стороны тёмные предметы, чтобы лётчик лучше видел путь. Так они бросили лыжи, обрывки палатки, одежду.
Наконец все забрались в машину. На месте пилота сидел Рисер-Ларсен. Позади него – Дитрихсон и Амундсен, в кают-компании расположился Эльсворт, а оба механика устроились в помещении для бензина. Наступил решительный момент: взлетит самолёт или нет? Ларсен пустил машину в ход.
Аэроплан медленно заскользил по дорожке: его швыряло из стороны в сторону. Машина дрожала и стонала. Похоже было на то, что она вот-вот рассыплется на части. Но вдруг грохот прекратился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24