«Неужели вы не чувствуете, как здесь воняет?»
А ведь во время десятиминутных переменок дежурный всегда проветривал класс. Мать все уши ему прожужжала о том, что детство с его молочным запахом миновало, что в организме подростка идет интенсивный обмен веществ. Вот он и привык следить за собой и чувствовал себя хорошо лишь тогда, когда был чисто вымыт.
Тетушка Мария тоже пользовалась «купальным камнем». Стоя на нем, она зачерпывала воду и смывала с себя мыло. Плавать она не умела и, хотя вода даже в глубоком месте доставала бы ей только до плеч, не любила илистого, покрытого водорослями дна озера.
Она обсыхала под солнцем на берегу вместе с тетей Магдой, когда мальчик с ружьем за спиной подошел к ним. Тетя Магда, вероятно, только что вышла из воды, с ее купальника еще струились ручейки. Мальчик с удивлением заметил, что капельки воды на ее плечах и груди – как маленькие бусинки. Они сияли, почти как стразы. Может, потому что у нее кожа такая гладкая? Интересно.
– Тетушка Мария, ну, пожалуйста, поплаваем немного, – крикнул он уже из воды, сначала вволю нафыркавшись.
– Плавать? В этом болоте?
– Какое ж это болото! Вода прозрачная, даже дно видно!
И перекувырнулся три раза подряд. Чувствовал он себя отлично. Затем поплыл брассом, хотел сделать тысячу взмахов – озерцо было узким, приходилось часто поворачиваться.
Тетя Магда принялась за гимнастику, чтобы поскорее обсохнуть: наклоняла туловище вперед, назад, делала круговые движения, «мостик», потом выжимания на руках. Тело ее было ловким, тренированным. Под конец она принялась бегать, слегка пританцовывая. Глядя на нее, мальчик подумал: человек все-таки красивое создание. Его давно это занимало, он спорил сам с собой, не соглашался и с библией: почему именно мы являемся подобием бога?! Многие животные, например, косули или зебры, красивее человека. Цветы намного прекраснее. Вообще-то человеческое тело вызывало у него брезгливое чувство (как у каждого, кто в часы пик ездит в трамвае, оно казалось ему отвратительным). Но иногда он колебался (втайне ему даже хотелось отдать предпочтение человеку). Тело тети Магды было таким, что приходилось признать: человек все же существо красивое. Он, конечно, не так сформулировал свою мысль, но что-то похожее мелькнуло в его сознании. (И – внесем ясность – ему и в голову не пришло, что тетя Магда красивая женщина. У красивой женщины должно быть лицо в форме сердечка, ниспадающие черные, впрочем, можно и светлые, волосы, тоненькая фигурка, кожа матовой белизны… Детали не так важны, но, уж во всяком случае, красивая женщина не похожа на тетю Магду – коротышку, правда, ни капельки не толстую, с «литой» фигурой и мальчишеским лицом.)
– Тетя Магда! Вода чудесная! Не хотите поплавать?
Она не слышала, пытаясь перевернуться из стойки на руках. (Не вышло! Очевидно, уже не все получается!) Но тетушка Мария услыхала.
– Не называй ее тетей! Она тебе скорее в старшие сестры годится, зови ее просто Магдой!
– Конечно, можешь называть меня Магдой! Хотя от этого я моложе не стану. Двадцать шесть лет – это двадцать шесть лет. Ближе к тридцати, чем к двадцати!..
Мальчик поблагодарил за разрешение, но с этого момента вообще избегал называть ее по имени.
Дядю Вальтера по утрам приводили на веранду. Ему был необходим воздух, но солнце могло повредить, и его кресло поместили в углу веранды в тени орехового дерева. Туда же поставили маленький столик с кувшином воды и лекарствами. И игрой в мельницу. Дядя Алекс, направляясь из хлева в погреб за яблочным вином, иной раз подсаживался к гостю сыграть партию. И проигрывал ее за несколько минут. Проиграв, недоверчиво качал головой и снова возвращался к делам. Дядя Вальтер в жилетке, в суконном костюме и с пледом на плечах, целиком – как будто это было его работой – отдавался только своему выздоровлению. Он говорил немного, мало двигался, книги и газеты находились у него под рукой, но он почти не прикасался к ним. Его сажали в углу веранды, отсюда открывался самый красивый вид: у подножия двух холмов маленькое ключевое озеро, густая дубовая роща над ним, а еще выше синяя полоса хвойного леса и небо. Дядя Вальтер большей частью сидел молча и смотрел на эту картину, на которой менялись лишь облака. Даже коровы – и на усадебном, и на соседском пастбище за нижней дорогой, – казалось, всегда паслись на одном месте.
То, что дядя Вальтер расположился на веранде, внесло некоторые перемены в прежний порядок. Раньше здесь обычно читал мальчик и рядом лежал в тени старый пес Гектор. Дело в том, что в усадьбе были две собаки: Гектор и Лола. Обе помеси. Лола походила на легавую, иногда она бегала по саду. Гектор, предками которого были лохматые овчарки, целыми днями валялся на одном месте. Мальчик решил было, что это супруги, и сказал об этом Гудруну, но тот так расхохотался, что вынужден был прикрыть рукой свои щербатые зубы. – Бедняга Гектор давно уже не супруг! По крайней мере с одной точки зрения.
Но больше ничего говорить не стал.
Сперва мальчик думал, что он и теперь будет читать под ореховым деревом; быть может, его общество покажется больному приятным. Магда ведь не всегда рядом. А вот Гектор просто места себе не находил, будто в истерику впал: много дней бродил вокруг дома и жалобно повизгивал. То тетушка Мария, то дядя Алекс говорили друг другу:
– Уйми ты эту собаку!
А как ее уймешь? Легко сказать. Гектор нашел наконец себе уголок у хлева и успокоился. Однако к ореховому дереву, к старому своему месту, подходить не желал, даже когда дяди Вальтера не было на веранде; если тетушка Мария по привычке ставила ему туда еду и питье, он к ним не притрагивался. И мальчик вскоре решил, что и ему лучше подыскать другое местечко для чтения. Чтобы не нарушать покой больного, его обычно не водили в туалет, а подносили ему ночной горшок. Да и в предписании врача говорилось, что, если у больного образуются газы, задерживать их нельзя (именно из-за этой самой опухоли), тотчас нужно выпускать. И пользы не было в том, что мальчик караулил у веранды: Магда постоянно не спускала с больного глаз и, находясь в кухне, каждые пять минут окликала его из окна. Дважды в день, когда они с тетушкой Марией бежали вниз окунуться в озеро, на страже оставались либо дядя Алекс, либо Гудрун. Время приема лекарств соблюдалось строго: капли, порошки, слабительный чай, инъекции, каждый час что-нибудь, а если женщины иногда присаживались немного поболтать (да и когда у тетушки Марии находилось время!), то сидели неподалеку, чтобы не тревожить покой дяди Вальтера, но быть от него поблизости. Тетушка Мария говорила, что дальше так продолжаться не может, в конце концов и Магда заболеет. Четыре месяца в больнице, днем и ночью она постоянно дежурила, теперь, слава богу, самое трудное у Вальтера позади, и Магда может позволить себе прогуляться в село по верхней дороге, а то и в город съездить на автобусе – в доме есть кому присмотреть за Вальтером, вот только уколы ему она сама должна делать.
Тетушка Мария была права. У тети Магды это даже не усталость, а явно, и уже не один месяц, подавленное состояние. (Может, поэтому так естественно для него звучало «тетя» и так странно «она тебе в старшие сестры годится».)
Однажды женщины разглядывали на веранде платья. Старые красивые платья тетушки Марии – из хорошего довоенного материала, но вышедшие из моды – можно было переделать.
– Погляди на это вечернее цвета морской волны! Парижский панбархат!
Магда вздохнула:
– Для этого нужна твоя царственная осанка!
– Оставь! Твоя-то фигура чем плоха?
– Я в нем буду вроде древесной лягушки.
– Мал золотник, да дорог, – отпустил комплимент дядя Алекс.
И мальчик вмешался:
– Вас от земли видно.
(Он хотел было добавить: «Но вы крепко в ней сидите», потому что неожиданно нашел точное сравнение для Магды: колышек. Да, выструганный из твердого дерева колышек. Чтобы разбить палатку, например. Но промолчал: долго объяснять, значит, не остроумно.) Вероятно, тогда он впервые увидел, как Магда смеется.
Вообще-то он немного жалел о своем прежнем месте, где раньше обычно читал; не только из-за тени и аромата орехового дерева, но также из-за дяди Вальтера. Тот был немногословным, но ни капельки не угрюмым. Даже наоборот. Однажды, например, вернувшись с прогулки, мальчик поделился с ним своим наблюдением: когда он гуляет по лесу без ружья, то всегда видит сороку, птица подпускает его к себе совсем близко; но когда он с ружьем, исчезает не только сорока, она словно и других птиц предупреждает.
– Может это быть?
И дядя Вальтер, старый охотник, очень обстоятельно рассказал ему о сигналах тревоги у птиц и различных зверей, об их повадках и о способах выслеживания дичи. Он же предложил мальчику пойти в лес с палкой. И вот что любопытно: тот в течение нескольких дней проводил опыт с палкой и убедился, что это не игра его воображения, – сорока точно знала, когда он с ружьем, а когда с палкой.
Он дал зарок непременно раздобыть хитрую птицу. А тетушка Мария обещала сварить удачливому охотнику хороший суп из добычи. Говорят, у сороки мяса мало, но суп из нее вкусный.
Мальчик все больше убеждался, что придуманное им сравнение Магды с колышком удачно. Он попал в точку. Представить, например, как молодая женщина начинает делать гимнастику на берегу озера: ее округлые ноги вверху тесно соприкасаются друг с другом, линия от бедер до щиколоток плавная, вся фигура, как выточенная. Если смотреть со спины, округлость и «точеность», пожалуй, еще заметнее: дуга, намеченная мускулатурой ягодиц, начинается сразу на высоте бедер и плавно идет вниз.
Стройность мускулистого тела гимнастки особенно поражала при взгляде сбоку. Явно из-за полной, красивой формы груди. И речи нет о том, что мальчик пристально рассматривал Магду, просто бывает иной раз взглянешь – и глаз сразу «запечатлевает» то, что увидел. Например, что у Магды – она мылась на камне в мокром купальнике – живот, как маленькая медная тарелка на вывеске парикмахера.
Но вообще-то мальчик серьезно относился к жалобам молодой женщины на свою фигуру. Не надо забывать – то было время расцвета Марлен Дитрих и Греты Гарбо, тогда в моде были женщины с мальчишескими фигурами. А у Магды мальчишеским было только лицо, а фигура, как раз наоборот, очень женственная.
– Почему вы не хотите немного поплавать? Вода такая чудесная!
– Я плохо плаваю, не умею… А вдруг еще на ил наступишь…
– Не наступите, пожалуйста, дайте мне руку, я помогу вам!
Мальчик работал в воде ногами, подняв обе руки вверх. Магда колебалась. Она глянула на тетушку Марию, ища поддержки, пожилая женщина подбодрила ее:
– Утонуть здесь ты не сможешь.
– Давайте руку! – звал мальчик. – После гимнастики очень полезно поплавать!
Опыт удался как нельзя лучше. Мальчик работал ногами, двигаясь спиной вперед почти в вертикальном положении, чтобы как можно лучше использовать маленькое водное пространство. Магда легла на воду и помогала ему мощными толчками ног; она была мотором в их паре. Они проплыли круг, и, когда вернулись, мальчик подхватил Магду, подбросил одним взмахом и поставил на «купальный камень».
– Ну как, не пришлось наступать на ил?
Молодая женщина, глубоко вздохнув, подтвердила:
«И правда, очень хорошо». А его кольнул стыд: почему это не пришло ему в голову раньше, когда он бывал на озере с тетушкой Марией?
– Тетушка Мария! Пожалуйста, спуститесь в воду! Но та лишь махнула рукой и рассмеялась.
– На самом деле, Мария! – поддержала и Магда. – Попробуй, так освежает, совсем по-иному себя чувствуешь. Вода изумительная!
– Плавайте, плавайте сами, не для меня это.
– Но почему?
– Оставь, право! И тяжела я, и плавать не могу, как ты.
Видно, уговоры не были ей неприятны, но она не поддавалась на них. Надела халат, до обеда у нее еще много дел. А мальчик и Магда проплыли вместе еще несколько кругов. Они поняли, что просто держаться за руки ненадежно и утомляет, и перешли на так называемый «пожарный захват». Правда, теперь приходилось больше следить за синхронностью движений, чтобы не задевать друг друга ногами, но все же так было удобнее, четыре-пять кругов они проплыли, не чувствуя усталости, им казалось, они могут выдержать сколько угодно.
Потом родители утверждали, что то лето «сотворило чудо» с мальчиком. Он возмужал, окреп, фигура у него – в последние годы он сильно вытянулся – стала пропорциональной, грудь расширилась, плечи раздались. Катара верхушек легких можно было теперь не бояться. Конечно, когда с тобой происходят такие изменения, сам ты их не замечаешь. И, быть может, тем летом все это совершилось бы и без горного воздуха.
Потому что горный воздух сам по себе не панацея от всех бед. На эту мысль наводило и состояние дяди Вальтера. Мальчику по крайней мере казалось, что кожа больного за эти несколько недель не только не побелела, но даже потемнела; из-за мелких морщинок она была словно чешуйчатой и цветом напоминала латунь, покрытую налетом зелени. И опухоль сбоку на животе увеличилась: дядя Вальтер носил жилет с девятью пуговицами, и первое время – мальчик помнил – не застегивал его на три нижние пуговицы, а потом на пять. Из города ему привезли кресло на колесиках, теперь он не мог сделать, даже поддерживаемый с двух сторон, и нескольких шагов из комнаты к столу и от стола до орехового дерева. Хотя, возможно, все это – в том числе и расстегнутый жилет – служило лишь для удобства и более быстрого выздоровления. Может, изменившийся цвет лица – тоже хороший признак, действие лекарств? Мальчик не знал, в этом он не разбирался.
С чердака сняли старый велосипед тетушки Марии. Он был в хорошем состоянии, следовало только сменить шины и, конечно, основательно почистить и смазать его. Велосипед нужен был Магде: а вдруг понадобится срочно куда-нибудь съездить? Но главным образом из-за утренних воскресных месс. Она не хотела постоянно их пропускать, а больного нельзя было оставлять одного надолго. Решили, что Магда с мальчиком будут ездить по нижней дороге в расположенное в долине село, где служат ранние мессы.
1 2 3 4 5