— А это тоже из твоей чудо-смолы? Как ты её сделал?Он весело рассмеялся в ответ:— Да-да, Избранная. Поистине — это моя смола. Бадья сделана из доломита, и с ним работать так же легко, как и с гранитом, из которого сделана «Гемма». Я только соединил детали, а не слепил её из смолы — это совсем другое искусство. А сила смолы возрастает в зависимости от того, кто с ней работает. Любая сила — это выражение того, кто ею пользуется. И источник её — жизнь и только жизнь, самовыражающаяся и самозарождающаяся. Но для этого у неё должны быть средства самовыражения. Я могу тебе сказать лишь одно: это моё средство. Правда, вряд ли это многое объяснит.Линден пожала плечами.— Если тебя послушать, — буркнула она, — то дикая магия Ковенанта — тоже продукт его самого? А кольцо — это лишь способ, средство самовыражения?Великан радостно закивал:— Именно так. Но только учти, что средства тайным, очень интимным образом контролируют то, что они выражают. Через свою смолу я не могу достигнуть большего, чем соединение разрозненных частиц, хотя никто не может этого сделать лучше меня.Обращаясь больше к себе, Линден прошептала:— Да, похоже, что так. Почти то же Ковенант говорил о Посохе Закона. Он поддерживал Закон самим фактом своего существования. И им можно было совершать только строго определённые действия.Уродливый Великан снова кивнул, но Линден уже думала о своём. Глядя ему в глаза, она раздельно произнесла:— А тогда что же такое элохимы? Им-то не нужны никакие средства. Они сами и есть — сила. Они могут выразить всё, что угодно, и каким угодно способом. Всё, что они наговорили нам, — ну все это, про голос Мечтателя, яд Ковенанта и то, что Земная Сила не может сражаться с Презирающим, — ведь это же все ложь! — Гнев постепенно поднялся из глубин подсознания; её затрясло, и руки непроизвольно сжались в кулаки, так что побелели костяшки.— Не торопись с оценкой элохимов, — перебил её Красавчик: на его лице отражались то боль Мечтателя, то утрата Ковенанта, словно он переживал это сам; и всё же, ощущая их эмоции, он словно отторгал их от себя. — Они то, что они есть — люди необычные и чуждые нам, — но их воля тоже ограничена своими рамками.Линден было начала спорить, но Великан жестом предложил ей сесть и замолчать. Сам же осторожно, чтобы не причинить боль спине, уселся на камень. Прижавшись спиной к основанию грот-мачты, Линден плечами ощутила трепет парусов под ветром. И он тоже казался тревожным и предвещал неведомые беды, заставляя вибрировать все её нервы, таинственный и необъяснимый. Вся «Звёздная Гемма» дрожала в дисгармонии, пронизывающей её от киля до клотика.— Избранная, — промолвил Красавчик, — я ещё не рассказывал тебе о своём испытании у элохимов.Линден удивлённо обернулась к нему. Да, действительно, история, которую он рассказал матросам о своём пребывании в клачане, не затрагивала его личных переживаний. Но теперь она поняла, что у него, очевидно, были какие-то веские причины не говорить об этом тогда и затронуть эту тему сейчас.— Когда нас всех развели по углам Элемеснедена, — тихо начал он, но таким тоном, словно не хотел, чтобы его перебивали, — меня сопровождал элохим Старкин. Он был таким же, как и все из его народа — ни больше, ни меньше, — и я последовал за ним с большой охотой. Я осознавал, что иду по земле, рождающей легенды, и мне хотелось постичь самую их суть, присутствовать при моменте их зарождения. Великаны всегда говорили и думали об элохимах с величайшим благоговением, граничащим с почитанием, и я прочувствовал это восхищение всей своей просоленной шкурой. Как и Гримманд Хоннинскрю до меня, я верил, что в их силах предложить нам любой дар, любое исцеление, ибо край этот воистину волшебен и чуден.Его уродливое лицо просветлело от воспоминаний, однако тон словно готовил слушателя к разочарованию:— Старкин, шедший впереди, вдруг исчез. Вот тут-то и началось моё испытание. Вернулся он уже в другом обличье. Он изменил все: одежду, черты лица, тело — теперь передо мной стоял Великан. — Красавчик тихо вздохнул. — Он тщательно скопировал все детали, каждую линию тела, каждый нюанс… Короче говоря…Это был я, собственной персоной.Но только не тот я, которым ты меня знаешь, а такой, каким я видел себя в мечтах. Красавчик с прямой спиной и стройными ногами. И с красивым лицом. Он возвышался надо мной, статный и мужественный, как все Великаны. Он был прекрасен. Он был мною, таким, каким способна меня видеть только моя Горячая Паутинка из нежной любви ко мне. Да и кто бы не полюбил такого красавца Великана?Избранная, — он обернулся к Линден и теперь смотрел ей в глаза, — мне больно было смотреть на него. За свою долгую жизнь я многому научился, а вот, оказывается, до сих пор не умел, открыто себе признаться в своём уродстве. Я не видел себя чужими глазами. Моё рождение было жестокой шуткой судьбы, и Старкин открыл мне соль этой шутки.Сидя рядом с Красавчиком, Линден ощущала его боль, её буквально корчило. И только спокойный его тон, и рассеянный взгляд удерживали её, чтобы не вскочить на ноги. Как же он пережил все это? И, словно отвечая на её вопрос, он продолжил:— Это испытание заставило меня погрузиться в глубины моей души. И тогда я познал истину: вот стою я сам перед собой во всём блеске красоты, но ведь это не я, это — Старкин. Он не смог изменить своих удивительных глаз: золотистых, словно освещающих все вокруг одним только взглядом, согревающих все, чего бы они ни касались. А мои глаза остались моими глазами. И он себя увидеть ими не мог. Вот так я и одолел тот соблазн, что мне предлагался.Каждой своей жилкой Линден чувствовала, что он говорит правду. Испытание причинило ему боль, но не нанесло вреда. И это придало ей мужества и помогло увидеть на его примере, что элохимы могут вызвать не только гнев и неприязнь. Великан пытался объяснить ей, что они — только то, что они есть, не больше. Что любая воля и желания ограничены природой существа. Нет, и не может быть силы, которая бы не соответствовала тем формам, что делают её реализацию возможной.Её гнев остыл. Красавчику удалось убедить её. И всё же ей очень хотелось спросить: значит, нет никакой власти? Нет даже дикой магии? Ковенант, казалось, способен на всё. Как на хорошее, так и на дурное. Так что же ограничивает его белый огонь? Действительно ли Фоул сможет воспользоваться этим, чтобы привести его к обещанному жалкому концу?«Насущная потребность в свободе, — подумала она. — Если он уже продал себя…»Но пока она пыталась сформулировать вопрос, который ей так хотелось задать Красавчику, ею вновь стало овладевать, исчезнувшее было предчувствие опасности. Сердце забилось сильнее, и кровь запульсировала в висках. Что-то уже случилось. Когда она попыталась включить своё видение, ей сразу стало трудно дышать и перехватило горло.— Прости, Избранная, — криво усмехнулся Красавчик, — Вижу, мне не удалось тебе помочь.Она затрясла головой и с трудом выговорила:— Не в этом дело. А где Вейн? — вдруг вырвалось у неё, прежде чем она сама успела осознать, что говорит.Отродья демондимов не было на его привычном месте.— Понятия не имею, что на него нашло. — Красавчик был слегка удивлён внезапной переменой темы. — На рассвете, словно его тайное предназначение пробудилось, он зашагал по прямой, пока не уткнулся в фок-мачту, которую приветствовал чем-то вроде поклона и такой улыбкой, от которой меня до сих пор мороз по коже продирает. Да так и застыл. И сейчас стоит там. За ним наблюдают и, если он снова двинется, нас тут же известят.— За ним присматривает Кир, — ровным голосом сообщил Кайл.— Вы что, издеваетесь?! — Линден вскочила на ноги. — Мне немедленно надо посмотреть на него.И, не дожидаясь, пока Красавчик нагонит её, она почти бегом устремилась на нос. Там она увидела Вейна застывшим на расстоянии вытянутой руки от фока. Внешне он выглядел как обычно, только в глазах его светилась глубокая нежность. Но, посмотрев на него внутренним взглядом, она поразилась тому, что юр-вайл какими-то глубинными очень тесными узами был связан с мачтой. Казалось, Линден присутствовала при молчаливой встрече двух старых друзей.— Что за дьявольщина? — пробормотала она,— Именно, — хмыкнул Красавчик. — Если бы это отродье демондимов не подарил юр-Лорду Великан, я бы подумал, что он собирается лишить нашу мачту девственности.Матросы, стоявшие рядом, разразились хохотом, и шутка, сопровождаемая довольно откровенными жестами, в одну минуту облетела весь корабль.Но Линден её даже не услышала — чувства были напряжены: она уловила приглушённый крик, донёсшийся откуда-то из трюма. Вся, обратившись в слух, она дождалась повторного вскрика и узнала хриплый голос Ковенанта.Он звал Мечтателя. Но в голосе его не было ни ярости, ни боли — скорее удивление. И волнение.В ту же секунду Мечтатель соскользнул откуда-то сверху, бросился вперёд и помчался прямо на Вейна. За ним поспешал капитан, но внимание Линден было приковано к немому Великану. Он был в совершенно невменяемом состоянии, словно его посетило одно из его пророчеств: шрам побелел, глаза метали молнии, мышцы шеи мучительно напряглись в беззвучном вопле.Не понимая, что происходит с Великаном, Кир на всякий случай заступил ему дорогу, чтобы защитить отродье демондимов. Но в следующий же момент Мечтатель с разбегу обрушился всем своим весом и мощью, но не на Вейна, а на фок-мачту. Весь корабль содрогнулся от удара при их столкновении.Мечтатель отлетел, но тут же поднялся на ноги и с удвоенной яростью бросился на каменный столб. Обхватив мачту, как борец, он, казалось, пытался вырвать её из палубы. Он был так силён, что на секунду Линден даже испугалась, что у него это получится.Хоннинскрю ухватил брата за плечи и попытался оттащить от фока, но разорвать медвежью хватку озверевшего Великана не удалось и ему. Тогда на помощь капитану бросились Кир и Хигром.— Довольно, — произнёс усталый тихий голос. И все замерли, потрясённые: он раздался словно с небес. — Довольно. Я не думал, что это вызовет такой шок.Мечтатель медленно осел на палубу. Взгляд Вейна снова стал непроницаемым.Прямо из каменного столба шагнула фигура, на ходу принимающая человеческое обличье.Это был элохим.На нём была ряса цвета слоновой кости, не скрывавшая его старчески иссушенных рук. Под пышной копной нечёсаных седых волос лицо, иссечённое глубокими морщинами, казалось ещё более худым и измождённым. У выцветших глаз лежали тёмные, как засохшая кровь, круги.Несмотря на незнакомые черты, Линден сразу узнала Финдейла Обречённого.Завершив метаморфозу, он склонился к Мечтателю.— Прости меня. — В его голосе звучала глубокая печаль. — Не зная силы твоего видения Глазом Земли, я позволил тебе себя обнаружить. Но я вовсе не хотел чинить вам никаких неприятностей. Даже, несмотря на то, что убежище, в котором я пребывал, чтобы присоединиться к вам, было крайне неудобным для меня, высланного из Элемеснедена. Я не рассчитывал, что вы меня так быстро обнаружите. Но поверьте, я не хотел причинять вам вреда.Никто ему не ответил. Линден онемела от неожиданности. Красавчик стоял рядом с ней, поэтому она, не видя его лица, не могла понять причины его молчания. Но выражение лица Хоннинскрю, очевидно, было зеркалом её собственного. Мечтатель скорчился на палубе, прикрывая лицо руками. Лишь лица харучаев по обыкновению ничего не выражали.Казалось, Финдейл предвидел, что не получит ответа. Он обернулся к Вейну и с суровостью обратился к нему:— Тебе же я скажу — нет. — Резким жестом, от которого вены на руке вздулись, словно верёвки, он ткнул прямо в середину груди отродья демондимов. — Что бы ты ни задумал, чего бы ни попытался сделать, я тебе этого не позволю впредь. Мне предначертано это. И нет названия тому, что обязало меня нести эту ношу.В ответ Вейн по-людоедски осклабился.Элохим сдвинул брови, отвернулся и направился на бак, где застыл, глядя вперёд, словно носовое украшение.Линден вышла из оцепенения и, оглянувшись, увидела, что капитан и Красавчик склонились над Мечтателем, пытаясь привести его в чувство. Остальные Великаны замерли в нерешительности, не зная, как отреагировать. Харучаи не сводили с элохима глаз, но тоже не двигались с места. Линден поняла, что надо немедленно что-то предпринять и, кроме неё, никто на это не отважится. Она направилась к Финдейлу, на ходу прошептав оказавшемуся рядом матросу: «Позовите Первую».Когда она подошла, элохим бросил на неё мимолётный взгляд, в котором скользнуло узнавание, однако на морщинистом лице не отразилось ни малейшей эмоции. Внезапно её осенило, что именно она была причиной его несчастья, однако он не признается ей в этом ни за что на свете. Сама не зная почему, она вдруг вспомнила, что его народ очень хотел, чтобы Солнцемудрая и Обладатель кольца оказались одним человеком, и задумалась об этом, не спеша начинать разговор.Но воспоминания всколыхнули в ней прежнее чувство беспомощности и разочарования, которое она испытала по отношению к элохимам в конце пребывания в Элемеснедене. Финдейл отвернулся и снова уставился в морскую даль. Линден коснулась его плеча, чтобы привлечь к себе внимание, и сквозь зубы прошипела:— Какого чёрта ты здесь шляешься?Он не подал вида, что услышал её. В его глазах светилась горечь утраты, словно с уходом из клачана он оторвался от родных корней.— Солнцемудрая, мне предначертано исполнить непростую задачу: сохранить Землю, если мне хватит на то сил. В клачане я не мог дать тебе иного ответа. Не могу выразиться яснее и сейчас. Тебе достаточно знать лишь то, что я никому не хочу причинять вреда.— Не причинять вреда?! — взорвалась она. — Да вы, элохимы, только это и делаете! Что вы можете дать, не причинив вреда? — Перед её глазами чередой проплыли лица Ковенанта, Мечтателя и Вейна. — Клянусь, если у тебя нет более разумного объяснения своего присутствия здесь, я просто сброшу тебя за борт!— Солнцемудрая, — тихо ответил элохим, но в голосе его не было смирения или попытки её успокоить, — я сожалею, что на долю Обладателя кольца выпало столь тяжёлое испытание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79