— капризно спросил Тулин. «Крылов, — подумал он, — пожалуй, вывернемся!»
Южин посмотрел на часы.
— Минут сорок придется подождать.
— Как?
— Я неделю назад, как получил ваши бумаги, заказал Голицыну отзыв. — Южин заговорщицки улыбнулся, и Тулин понял, что его провели как мальчишку. Этот генерал знает свое дело.
Теперь остается одно — не сорваться. Вспылить — значит окончательно расписаться в своей глупости. Нет, такого удовольствия он не доставит. Совершенно спокойно, как бы любопытствуя, он спросил, почему Южин обратился именно к Голицыну, а не к кому другому.
— Я давно знаю Аркадия Борисовича, уважаю его. В какой-то мере наши мнения совпали? — не без лукавства осведомился Южин.

Не имело никакого смысла томиться в приемной, куда как красивей будет зайти за ответом завтра, а пока что отправиться в Госплан, в редакцию. Но он знал, что не сможет ничем заниматься, пока не получит ответа. До сих пор ему ни разу не приходило в голову: а что будет, если им откажут? И никому в группе он не позволял заикаться об этом. Улетая в Москву, он знал, что добьется своего. Как это произойдет, он понятия не имел, но иначе быть не могло. И сейчас, сидя в приемной, он не желал думать о поражении. Голицын должен поддержать его хоть частично. Нужно совсем немного: чтобы заключение было уклончиво, — остальное можно будет выжать из Южина; беседа даром не прошла, в чем-то удалось Южина поколебать.
Вдруг он сообразил, что в институт он заезжал недаром. Все время он чувствовал, подозревал, что Голицына не миновать. Стоило предупредить Крылова, и тот помог бы. Вместо этого он гусарил, выламывался, издевался над их порядками.
А что, если сейчас позвонить Крылову? Поздно. Да и все равно он не сделает этого. Кого угодно просить, только не Серегу. Самолюбие? Пусть самолюбие, гордость, глупая гордость. Он не мог признаться, что нуждается в его помощи. Ни за что! Это не суеверие, но все же это значило бы, что их роли переменились.
7
Он увидел привычные комнаты лаборатории глазами Тулина. Действительно, зрелище унылое. А что, если попробовать? И он представил себя начальником лаборатории.
Стены податливо раздвинулись. Он поднял потолки, снес перегородки, сменил освещение, убрал надоевшую рухлядь. В светлых залах стало просторно и безлюдно. Остались наиболее способные сотрудники. Конечно, увольнять непросто: начнется морока — на каком основании, местком и всякие комиссии. Найти способных ребят трудно, но еще труднее избавиться от слабых работников. Но ведь стоит того. А чего ему бояться? Что он теряет? И вовсе это не саркофаг. Тут можно так развернуться — будь здоров! Общими усилиями с разных сторон взяться за механизм грозы, составить единый план работ вместе с институтом высоких напряжений и с лабораториями активных воздействий, с академическими институтами. Распределить силы. Придется быть в курсе каждой работы, начальнику надо уметь вникать с ходу, находить ошибки, раздавать идеи, предвидеть трудности. Важно найти свой стиль. Не обязательно быть таким, как Тулин. Каждому свое. Ему больше подойдет неторопливая вескость, ни одного лишнего слова, но уж если сказано, то намертво. При этом оставаться веселым и доступным. Мужественное и доброе лицо типа Хемингуэя или Фиделя Кастро. И потом, как все крупные ученые, не стесняться говорить: «Не знаю».
Хотелось немедленно действовать, совершить что-то решительное. Он велел перенести контрольные счетчики на площадку — второй месяц, как он собирался это сделать, и все было недосуг. Потом он подошел к Агатову.
— Пора бы нам наладить генератор, — сказал он. — Разве это мощность?
— У нас есть запасной, можно запараллелить, — сказал Агатов.
— Оба они барахло. Нечего с ними возиться.
Агатов быстро взглянул ему в глаза.
— Да, пожалуй, что так.
— И ртутник — тоже барахло, — сказал Крылов.
— Да, вы правы, — сказал Агатов.
— Вот что, Яков Иванович, сейчас научная сторона важнее: тематику придется пересмотреть. И вообще… так что я думаю согласиться на предложение старика.
Кто-то невидимый словно резинкой стирал черты с плоского лица Агатова. И постепенно оставалась гладкая белая поверхность. Может быть, это делал сам Крылов своими словами.
— Понятно, — сказал Агатов без всякого выражения. — Это, что же, Тулин вас воодушевил?
— И он, он тоже, — обрадовался Крылов. — Я надеюсь, мы вместе с вами… В деловых вопросах у вас опыт, вы, конечно, можете оказать…
Он пытался как-то смягчить, чем-то утешить Агатова. «На кой я поторопился? — подумал он. — Как будто нельзя было выбрать более удобный момент!»
— Мне жаль, что так получилось.
«Чего ради я оправдываюсь? А бог с ним! Может быть, так ему будет легче».
Агатов выключил схему, встал.
— Я всегда делал то, что мог, — сказал он. — Тулину, конечно, легко критиковать со стороны.
— Нет, нет, он во многом прав, — горячо заговорил Крылов, радуясь, что с этим покончено и можно начать о другом.
Агатов слушал внимательно, согласно кивал, но Крылов понимал, что Агатову сейчас не до него и не до его откровенных излияний. Новая должность начиналась тяжело, «Неужто и дальше придется вот так же ломать чужие надежды, — думал Крылов, — перешагивать через какие-то, решать чьи-то судьбы? Неужели без этого не обойтись? И всякий раз стараться не замечать, не думать об этом, поскольку, мол, иначе поступить нельзя».

Перед кабинетом Голицына Крылов посмотрелся в оконное стекло, почесал подбородок. Придется бриться ежедневно.
— Чего вызывает? Что за срочность? — спросил он у Ксюши.
— Вас можно поздравить? — сказала она. — Ваша жизнь вступила в новую фазу.
У нее все было крашеное: волосы, ногти, губы, ресницы, брови. На лимонно-желтой кофточке блестели большие бусы.
— А вам идет желтый цвет. — Крылов улыбнулся, довольный своей развязностью.
Ксюша подняла трубку.
— Позвоните позже, он занят. — И глазами показала Крылову на дверь кабинета.
Читая бумагу, которую ему протянул Голицын, Крылов подумал, что он был свиньей и надо как следует поблагодарить старика.
«Осуществление гипотезы, высказываемой неоднократно в последние годы, нуждается в огромном экспериментальном материале. Такой материал требует широкой, многолетней программы лабораторных исследований…»
Как бы там ни было, старик помог ему в самое трудное время, старик заставил его защитить диссертацию. Ну и времечко было!..
— Ясно? — спросил Голицын.
Крылов заставил себя сосредоточиться!
«Идея остается очередным прожектом». Какая идея? «…Безответственная, ничем не обоснованная программа Тулина…»
При чем тут Тулин?
Голицын нетерпеливо постукивал ногтем по стеклу, на пальце у него блестело серебряное кольцо с печаткой.
Крылов вернулся к началу, перечел заново всю бумагу.
— Ознакомились? Прошу вас, поезжайте с нашим заключением в управление к генералу Южину, он ждет, — сказал Голицын. — Может, у него возникнут вопросы, ну, вы растолкуете.
— Подождите, как же так? — сказал Крылов.
— Привыкайте, дорогой! Ничего страшного, вам полезно повращаться.
— Да нет, не в этом же дело, — сказал Крылов. — Я про заключение. Вы ж фактически закрываете работу Тулина.
— Вот и хорошо, делом займется. Как вернетесь, заходите, мы планы обговорим.
Голицын надел очки и развернул английский журнал. Крылов вышел к секретарше.
— Все в порядке? — спросила она. — Я всегда верила в вашу звезду.
Крылов постоял перед ее столом.
— Ксюша, это невозможно, — сказал он и вернулся в кабинет Голицына.
— Я не могу, — сказал он с порога. — Это ж бездоказательно.
Голицын удивленно вскинулся.
— Вы еще здесь? — Он отшвырнул журнал. — Как вы сказали?
— Бездоказательно, — повторил Крылов. — Простите меня, Аркадий Борисович, но я не вижу, в чем Тулин ошибается…
— Заключение и не требует подробного разбора. Вы, дорогой мой, читали статьи Тулина?
— Читал.
— Как, по-вашему, у него достаточно обоснованы выводы? А? То-то!
— У него есть вещи спорные, но…
— Послушайте. — Голицын нахмурился. — Вы никак собрались меня поучать? Вы, что же, хотите, чтобы я благословил Тулина на его авантюру? Не ожидал от вас.
— Это не авантюра. Пусть местами его выводы не вполне корректны, но тем более он имеет право удостовериться…
— Не имеет! — закричал Голицын. — Настоящий ученый не имеет права на такую торопливость. Накопит материал, тогда посмотрим. Пока у него одна самоуверенность.
— Сколько можно копить факты, когда-нибудь надо…
— Сто лет, тысячу лет, сколько потребуется!.. Зеленые яблоки рвать ума не надо. — Он успокоился. — Вы же знаете, Сергей Ильич, я не против любого метода активных воздействий. И его метод тоже во своевремении. Рано еще, миленький вы мой. Слишком мало мы знаем. В данном случае нужна обстоятельная подготовка, чтобы не скомпрометировать… — Собственная терпеливость настраивала его на отеческий лад. Ведь все это когда-то было и с ним самим. Упрямо сведенные брови, опущенная голова, старый, осторожничающий профессор — как смешно повторяется жизнь!
— Я тоже начинал с этого, — сказал он. — И мы требовали действий, мы твердо были уверены, что именно нам удастся покорить небеса. Мы надеялись стать громовержцами. — Он прикрыл глаза, вглядываясь в прошлое. — Строптивая юность… милая, строптивая, мечтательная юность. Им все кажется просто, легко, они парят над землей, не желая задумываться над мелочами. Но это пройдет, они поймут.
«Посыпалось! Сейчас заведет про Гриднева», — подумал Крылов.
— Тем более, — начал он, — вы можете меня…
— Старики, вроде Гриднева или Оболенского, казались нам… Любопытно, кем я кажусь вам сейчас? Окурок? Старая песочница?
— Почему ж окурок? — Крылов покраснел, и Голицын вдруг проницательно усмехнулся.
— Понимаю и ни в чем не виню. И даже Тулина готов понять. А знаете: понять — значит наполовину оправдать. Терпеть не могу ученых, которые никогда не ошибаются. Завиральные идеи полезны, но… — он наставительно поднял палец, — до той поры, пока они не мешают главному направлению.
Дверь приоткрылась, показалась голова Агатова. Голицын кивнул, и Агатов осторожно протиснулся, скользнул вдоль стены, прислонился к шкафу, стараясь не мешать Голицыну, который, заложив руки за спину, ходил, как на кафедре во время лекции.
— В одна тысяча сотом году Альхазен открыл рефракцию, вычислил высоту атмосферы. Увы, науке это понадобилось лишь пять столетий спустя, и тогда Торричелли пришлось открыть все заново. Научные идеи должны идти в ногу со своим временем. — История науки была его коньком, тут он мог говорить часами.
Крылов протянул заключение Агатову.
— Вы читали?
— А что ж Альхазен, — громко спросил Агатов, — так и пропали его труды?
— Вот именно, — сказал Голицын. — Их обнаружили совсем недавно.
Крылов посмотрел на Агатова, потом на Голицына.
— Аркадий Борисович, неужели вы сами составляли это заключение? — внезапно спросил он.
Голицын остановился обеспокоенный.
— А что?
— Не похоже. Тут не ваши выражения: «авантюризм» или вот «псевдонаучная аргументация».
— А-а, как бы ни браниться, лишь бы добиться, — несколько смущенно запетушился Голицын.
— В научной полемике ни к чему дипломатничать, — сказал Агатов.
Голицын обернулся к нему.
— Но, Яков Иванович, мы тут посылаем это в несколько иные сферы.
Агатов твердо сказал:
— Как раз военным нужны четкие определения.
— Возможно, возможно. Нам тут соперничать с Яковом Ивановичем не резон, да и я не вижу нужды, была бы суть… Так на чем я остановился? Ах, да, вот представьте, лет через сто отыщут идею Тулина и какой-нибудь историк напишет про смелый, непонятный современникам проект. Жил-де некий Голицын, называл Тулина фантазером, не понял, не оценил. Заклеймит этот историк всех нас. Пригвоздит к столбу, — проговорил он с восторгом. — Видите, насколько я беспристрастен.
— Да, вы беспристрастны, — медленно сказал Крылов, — но к кому вы беспристрастны?
— Однако!
Голицын умел отвечать на дерзости уничижительным достоинством. В такие минуты он становился недосягаемым, под стать портретам Франклина и Ломоносова, старинному кабинету черного резного дуба, где все стояло незыблемо с тех пор, как Голицын пришел сюда.
— К вашему сведению, Сергей Ильич, у меня с Тулиным никаких личных взаимоотношений нет. И он мне не конкурент. — Крылья его носа высокомерно дернулись. — Надеюсь, это ясно? Делить мне с ним нечего. Мне пора, как говорится, о боге думать.
— Скорее вы, Сергей Ильич, не беспристрастны, — сказал Агатов, отделяясь от шкафа.
— Я?
— Вы ж друзья с Тулиным. Он ведь вас просил похлопотать.
— Что за чепуха? — изумился Крылов.
Агатов укоризненно покачал головой.
— Ну зачем же вы так, Сергей Ильич? Тулин специально за этим приезжал к вам сегодня.
— Как? — поразился Голицын. — Тулин сегодня был здесь? — И, не слушая Крылова, покрасневшего, желающего что-то объяснить, сказал: — Так, так, за моей спиной… После этого вы еще требуете беспристрастности. А я-то, старый дурак, считал вас…
— Но Тулин про это не говорил ни слова! — в отчаянии воскликнул Крылов, понимая, что сейчас не удастся ничего объяснить старику.
— Вы чего, собственно, добиваетесь, Сергей Ильич? — спросил Агатов многозначительно и уличающе.
— То есть как?..
— Сознаете ли вы, на что вы толкаете Аркадия Борисовича? Вы требуете другого заключения. Но заключение-то будет его, не ваше. В случае чего Аркадий Борисович понесет всю ответственность. Вы этого добиваетесь?
— Не говорите глупостей, — сказал Крылов. Вдруг он вспомнил и поразился: — Погодите, Яков Иванович, но вы же сами были за подобные исследования. Только сегодня мы с вами говорили.
Агатов нисколько не смешался, он словно ждал этого.
— Лучше не стоит касаться нашего разговора, Сергей Ильич, — сказал он.
— Почему же, я не вижу тут…
— Значит, сами настаиваете? Ну что ж. Аркадий Борисович, я бы никогда не стал огорчать вас, — торжественно начал Агатов, — но мои слова искажаются, я должен…
Голицын замахал рукой.
— Пожалуйста, избавьте меня.
— Нет, разрешите. Сегодня мы с Крыловым обсуждали планы лаборатории.
1 2 3 4 5 6 7 8