Было холодно, Александр был в одной рубашке, но с него градом лил пот.
— Спасибо тебе, Борщ, — прошептала Аля, прижимаясь к его плечу. — А еще спасибо, что покормил моего кота.— И твоего Тигринского я тоже покормил «Вискасом». Надеюсь, Казбич не обидится, — вяло отозвался Борщ. Все-таки он был не совсем трезв.— Какого Тигринского? Стасика, что ли? — простонала Аля. — Это еще что? Это еще откуда?— Стасик наш, чудо каховское, — весело сказал Борщ, поудобнее устраиваясь на половичке и вытягивая ноги, — четыре дня у тебя дома просидел, оголодал вконец. Потом пришел я с ключом, мы повздорили, и я выбросил ключ в окно, поэтому для того, чтобы помочь тебе, я вынужден был перелезть на балкон девятого этажа.Тут он сфокусировал взгляд на валенках, обнял Алю за плечи и почувствовал, что она дрожит.— Алька, ты посиди тут еще чуть-чуть, я за ключом сбегаю.Девушка из последних сил поднялась, пошатнулась, но затем усилием воли приняла строго вертикальное положение, заправила растрепавшиеся волосы за уши и протерла очки.— Нет, Саша, — сказала она тихо, — за ключом мы пойдем вместе.Они обнялись и, поддерживая друг друга, пошли вниз по лестнице.
Валентина Ивановна проснулась оттого, что у нее заболело сердце. Это было странно, так как, несмотря на преклонный возраст, сердце у Кавериной не болело почти никогда. Прислушиваясь к собственным ощущениям, женщина встала и пошла на кухню. Чернота за окном в половине пятого утра обрела легкую синеву, но до рассвета было еще далеко. Она сделала себе кофе, намазала кусочек бородинского хлеба тонким слоем масла и села на мягкий стульчик, стоящий у низкого прямоугольного стола. Мебель для кухни Валентине Ивановне подарил на шестидесятилетие сын. Квартиру подарил он же на пятидесятипятилетний юбилей. Банку кофе, из которой Каверина насыпала темные гранулы в невесомую фарфоровую чашечку, тоже позавчера подарил старший ребенок Валентины Ивановны. Женщина глотнула горячего ароматного напитка, глядя на свою морщинистую, но очень ухоженную руку с аккуратными розовыми ногтями, на атласную манжету кремовой пижамы и на кобальтовые узоры чашечки кузнецовского фарфора, доставшуюся Кавериной в наследство от деда, расстрелянного в тысяча девятьсот семнадцатом году прошлого века.«Я готова поставить сто рублей на то, что Леопольд Кириллович решит начать ремонт со своего кабинета, — думала она, доедая хлеб. — Но что же это у меня так разболелось сердце? Это не к добру, не случилось ли что с моим мальчиком?»Каверина посмотрела на часы, но решила, что для звонка сыну еще слишком рано.
Они искали ключ почти сорок минут. В конце концов Але стало казаться, что у нее замерзли не только руки и ноги, но и внутренности. Потратив кучу сил на бесплодные поиски в грязи и космах жесткой ноябрьской травы и в колючих кустах, они залезли в машину Борща и включили печку. Оказавшись на мягком теплом сиденье в большой уютной машине, Аля почувствовала, что ее непреодолимо клонит в сон. С огромным трудом она заставила себя снять валенки с калошами, сослужившие ей хорошую службу, с наслаждением вытянула натертые замерзшие ноги, попыталась расстегнуть «молнию» на одолженной сердобольными соседями Борща куртке, но «молнию» заело, поэтому девушка стянула ее через голову и скрючилась на сиденье, пытаясь согреться. От печки шла теплая струя воздуха.— Борщ, я посплю, а? А когда рассветет, мы легко найдем ключи и войдем в квартиру.— А зачем нам в твою квартиру? Поехали в мою, — проговорил Александр весело, поворачивая ключ. Машина завелась, вспыхнули фары, и Борщ стал осторожно выбираться из двора, лавируя между наставленными в беспорядке автомобилями всех моделей и мастей.— А как же мой кот? А как же Тигринский? — заволновалась Аля.— Насчет Стасика не беспокойся. Он как-то выдержал четыре… нет, уже пять дней, потерпит еще немного. Хотел в ванне купаться? Пусть теперь купается до посинения.С балкона на маневры Сашиной машины глядели Казбич и Стас Тигринский.«Ничего, — думал Стас, — все не так страшно. У меня еще осталось пять упаковок „Вискаса“, до завтра я продержусь».Он закрыл балкон, пнул кота, на этот раз беззлобно, и пошел набирать ванну в четырнадцатый раз.
Телефон Борща зазвонил, когда он поднимался по лестнице, неся спящую Алю на руках.«Неужто секретарша так рано пришла на работу? Нет, вряд ли… Может, что-то случилось», — заволновался Борщ, но тут же выбросил это из головы, справедливо решив, что абонент непременно перезвонит.Так оно и было. Он только успел открыть дверь, занести Алю и уложить ее на кровать, как телефон зазвонил снова. Это была мама.— Ты где, сынок? — волновалась она. — У тебя все хорошо? Ты не дома?— Уже дома, — честно ответил Саша. — Были небольшие затруднения, но сейчас все в порядке.— Хорошо… Я уже начала волноваться, — в ее голосе зазвучало искреннее беспокойство.— Не волнуйся, мама. Пока. Отдыхай, у меня все в порядке. Я буду сегодня на работе.Он нажал на отбой. Аля лежала поперек его кровати в той же позе, в которой он ее положил, и внимательно смотрела на него.— Я думал, ты спишь, — проговорил Борщ, садясь рядом с девушкой на кровать.— Уже нет. Мне просто было лень подниматься по лестнице на твой третий этаж, поэтому я прикидывалась спящей, надеясь, что ты меня отнесешь. Так и вышло.— Я бы на твоем месте не признавался, — сказал он, заваливаясь на покрывало рядом с девушкой.— Да ну тебя, Борщ… Если бы ты попал в такую переделку, как я, я бы тебя тоже на руках тащила на третий этаж, даже бодрствующего. Ну, попыталась бы, во всяком случае. А это кто тебе звонил? Мама? — она перекатилась по покрывалу и оказалось у Барщевского прямо под мышкой.— Мама.— Валентина Ивановна?Ни один мускул не дрогнул на лице Борща. Он умел держать удар.— Ладно, признаюсь, — кивнул он. — Как ты догадалась?— Скажу честно, Борщ, — она подняла голову, поправила очки и заправила за ухо выбившуюся прядь, — я бы в жизни не догадалась, внешне вы похожи друг на друга не больше, чем просто два человека на улице. То есть чем-то похожи, а чем-то и нет. Но дело в том, Санек, что я отлично чувствую запахи, просто как собака. И однажды я обратила внимание, что твоя одежда стирается каким-то необычным порошком.Борщ засмеялся:— Да, мама покупает его у подруги-распространительницы, которая занимается сетевым маркетингом. Насколько я знаю, порошок этот никаких особых свойств не имеет, маме просто жаль подругу, но после стирки квартиру приходится пару часов проветривать, воняет просто жутко, какой-то лавандой, что ли.— Вот-вот. Через несколько дней я столкнулась в коридоре с Валентиной Ивановной. Я прошла совсем близко от нее. Порошок был тот же, что и у тебя. Потом я стала наблюдать, присматриваться и принюхиваться. Порошок мог быть простым совпадением, но у вас оказались еще и одинаковые номера на сумках. Это смешно, но компания «Самсонит», сумочки от которой вы предпочитаете с мамой носить на работу, надеясь, что они выглядят достаточно скромно, цепляет на каждую сумку стальную табличку с номерком. Видал?— Видал, что табличка есть, но номер не читал. Он длинный, — пропыхтел Борщ, лениво переваливаясь на спину. У него были широкие плечи, в расстегнутом вороте клетчатой рубашки виднелась крепкая шея. Весь он был подтянутый, мускулистый, жесткий и при этом какой-то по-домашнему уютный.— А я вот не поленилась и рассмотрела. Номера одинаковые — эти сумки были куплены вместе, комплектом, — мужская и женская. Видно было, что их купили парой, а потом разделили. Это уже совпадением быть не могло.— Да, признаюсь, «Самсонит» тогда проводил акцию «две сумки по цене одной», но я никогда не думал, что можно заметить такую мелочь, — Борщ снова перевернулся на живот и засмеялся.— Нельзя. Я специально присматривалась. Кроме того, уже почти шесть лет не умолкают пересуды по поводу того, что ты не тот, за кого себя выдаешь. С самого того момента, как ты у нас появился. Я тогда, кстати, только поступила в аспирантуру.Александр поморщился. Назойливое внимание сотрудников, шушуканье, закатывание глаз, настойчивые расспросы, невероятные слухи, не однажды обшаренная сумка успели ему порядком надоесть. А тут еще и Аля обнаружила, что он сын Кавериной. А раз так, то до разгадки ей оставалось сделать всего один шаг.— Какое кому дело, кто я, — пробормотал Борщ, раздражаясь и желая закрыть эту тему. — Документы у меня в порядке, высшее образование есть, так что я имею полное право работать там, где я хочу. Хотя бы и в НИИ географии. Может, я всю жизнь мечтал рисовать карты далеких островов?— Да ладно тебе, Сань. Я восхищена, что ты так любишь свою мать, что готов сидеть в этих наших казематах без ремонта по восемь часов в день, лишь бы подстраховать ее в случае… В случае чего, кстати?— Милая моя, — мягко ответил Борщ, — это точно не имеет отношения ни к тебе, ни к Лильке, ни к Тигринскому и его координатам. Это даже к Полканавт отношения не имеет. Поэтому давай отделим мух от котлет и не будем обсуждать все вопросы сразу. Ладно?— Ладно, — согласилась Аля, прижалась к Барщевскому и с наслаждением втянула носом воздух, а потом лукаво посмотрела на него.«Ну вот еще…» — расстроился Барщевский.— Ну и что? — сказал он вслух. — Я сутки не был в душе, я, надрываясь, тащил от магазина до машины восемь упаковок «Вискаса», я дрался с Тигринским, потом пил с ним водку, а затем спускался с десятого этажа на девятый по простыне, рылся в грязи в поисках ключа, а также поднимал на третий этаж коллегу, которая прикидывалась спящей. Неудивительно, что результат ужасен и от меня сильно несет потом.— Что ты, Санек. Результат просто замечательный. Это ж запах мужества, решительности и сме…Но Борщ, который наконец улыбнулся, подвинулся к ней, обнял и не дал закончить тираду.
— Наталья Куницына, сдайте мочу и белье, вас сегодня после обеда выписывают. Конечно, если анализы будут хорошие, — строго сказала медсестра. Это была не Ульяна, а другая женщина — дама средних лет с короткой стрижкой и худыми загорелыми руками.Наташа вышла в коридор. Прямо на нее быстро шли озабоченный Виталий Викторович и мужчина в милицейской форме.— Надо же… Кто же его так? И чем? Какой-то тяжелый тупой предмет, — говорил Виталий Викторович. Милиционер держал под мышкой газету «Совершенно секретно», но никак не мог со вчерашнего дня найти свободную минутку, чтобы ее прочитать, и это его жутко злило и нервировало.— Мы уже все выяснили. Мотивом стала ревность, — мрачно сказал милиционер, перекладывая газету в другую руку. — Дама бальзаковского возраста, молодой любовник, старый, но еще вполне боеспособный муж, не вовремя вернувшийся с дачи… Все ясно…— Кстати, вы не поверите, — перебил милиционера Виталий Викторович, — но у меня тут в отделении целых пять пациентов из одной и той же организации. У нас лежат Эмма Никитична Полканавт и Алиса Андреевна Невская — с отравлением неизвестно чем, вчера к одной из них приходил, кстати, ваш коллега, но сказал, что вопросом пищевых отравлений на банкете занимается не милиция, а санэпидстанция. Кроме того, в морге лежит труп девушки, скончавшейся ночью в реанимации, который мы не можем выдать родственникам для похорон, так как не знаем, чем именно человек отравился перед тем, как скончаться, в пятой палате у нас лежит ответственный секретарь того же самого НИИ Наташа Куницына с переломами ребер и многочисленными синяками и профессор Игорь Григорьевич Стручков с ранениями гениталий и ушибами внутренних органов. И что вы на все это скажете? Странно как-то это все! С чего бы это они все сразу к нам направились? Какая-то в этом есть нездоровая кучность.— Как интересно, — задумчиво протянул милиционер. — Вот вы в больнице считаете, что если напал мор, то это обязательно злой умысел. А я вам как представитель правоохранительных органов могу сказать, что мор вообще редко бывает единичным, чаще всего первый случай запускает сложную цепную реакцию с непредсказуемым финалом. Кстати, будем знакомы. Меня зовут капитан Ватрушкин.— А я Виталий Викторович Медведев. Очень приятно, — отозвался врач, глядя на стоящую у двери палаты Наташу Куницыну, которая увидела накрытое простыней тело и ойкнула. Из соседней палаты медленно выплыла Полканавт и тоже уставилась на холмик на каталке.— Нет, это безобразие надо заканчивать. Пялятся, как будто это цирк какой-то… — проворчал практикант, проследив взгляд доктора в сторону Наташи, и повез каталку в морг.— Виталий Викторович, пациентка пропала! Невская! — взволнованно закричала врачу медсестра. — Она не ночевала в палате, все вещи на месте, а самой — нету.— Вот видите, еще и пациентка пропала, — проворчал Виталий Викторович. — Вы, капитан Ватрушкин, все же разобрались бы, что там происходит, в этом НИИ.
— Он стоял прямо за дверью и смотрел на меня, — говорила Аля, запивая мармелад крепким чаем с лимоном. — Я просто физически ощущала этот взгляд. В палате больше никого не было, и если бы он вошел и закрыл дверь, то никто бы ничего не услышал. Очень, очень страшно было. Мне повезло, что моя палата была на первом этаже и окно удалось открыть.Борщ стоял перед плитой и смотрел, как подрумяниваются толстые, аппетитные сырники.— Ну и что мне теперь делать? А, Борщ? — спросила Аля, глядя на него с надеждой. Ее влажные после душа волосы были крепко перетянуты на макушке, стекла очков слегка запотели, а кожа казалось чистой и свежей, как у майской розы, и не верилось, что она полночи провела на улице в пижаме, и замерзла, и устала. Но, глядя на Александра, почесывающего свой голый живот, она не чувствовала усталости.«Сашка со мной. Это чудо, в это просто невероятно поверить. Я сейчас в его квартире, и он наливает мне чай и смотрит с заботой и вниманием… Это невозможно, так не бывает», — думала Аля, и ее сердце сладко ныло от счастья.— У нас есть два варианта, — проговорил Александр, опираясь спиной о стену кухни и возвращая ее с небес на землю. На нем были только светлые джинсы, подчеркивающие загорелую кожу. На животе, недалеко от пупка, был небольшой шрам. — Первый вариант — мы едем в больницу, берем там бюллетень для отдела кадров и как ни в чем не бывало идем на работу в институт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21