https://wodolei.ru/catalog/shtorky/steklyannye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 





Сергей Довлатов: «Соло на IВМ»

Сергей Довлатов
Соло на IВМ


Записные книжки – 2




Аннотация «Записные книжки» Сергей Довлатов подготовил к изданию незадолго до своей смерти в 1990 году. Они состоят из двух частей. Первая – «Соло на ундервуде» – перед этим публиковалась дважды (1980 и 1983), вторая – «Соло на IВМ» – была представлена читателям впервые.И сегодня в этих забавных микроновеллах отчетливо слышны неповторимые интонации довлатовского голоса, его искренний смех... Сергей ДовлатовСоло на IВМ * * * Бегаю по инстанциям. Собираю документы. На каком-то этапе попадается мне абсолютно бестолковая старуха. Кого-то временно замещает. Об эмиграции слышит впервые. Брезгливый испуг на лице.Я ей что-то объясняю, втолковываю. Ссылаюсь на правила ОВИРа.ОВИР, мол, требует, ОВИР настаивает. ОВИР считает целесообразным…Наконец получаю требуемую бумагу. Выхожу на лестницу. Перечитываю. Все по форме. Традиционный канцелярский финал:«Справка дана /Ф.И.О./ выезжаюшему…»И неожиданная концовка:«…на постоянное место жительства – в ОВИР».Самолет приближался к Нью-Йорку. Из репродуктороа доносилось:«Идем на посадку. Застегните ремни!»Пассажир обратился к жене:– Идем на посадку.Шестилетняя девочка обернулась к матери.– Мама! Они все идут на посадку! А мы?Был у меня в Одессе знакомый поэт и спортсмен Леня Мак.И вот он решил бежать за границу. Переплыть Черное море и сдаться турецкому командыванию.Мак очень серьезно готовился к побегу. Купил презервативы. Наполнил их шоколадом. Взял грелку с питьевой водой.И вот приходит он на берег моря. Снимает футболку и джинсы. Плывет. Удаляется от берега. Милю проплыл, вторую…Потом мне рассказывал:– Я вдруг подумал: джинсы жалко! Я ведь за них сто шестьдесят рублей уплатил. Хоть бы подарил кому-нибудь… Плыву и все об этом думаю. Наконец повернул обратно. А через год уехал по израильскому вызову.Загадка Фолкнера. Смесь красноречия и недоговоренности.Цинизм предполагает обшее наличие идеалов. Преступление – общее наличие законов. Богохульство – общее наличие веры. И так далее.А что предполагает убожество? Ничего.В советских фильмах, я заметил, очень много лишнего шума. Радио орет, транспорт грохочет, дети плачут, собаки лают, воробьи чирикают. Не слышно, что там произносят герои. Довольно странное предрасположение к шуму.Что-то подобное я ощущал в ресторанах на Брайтоне. Где больше шума, там и собирается народ. Может, в шуме легче быть никем?Чем дольше я занимаюсь литературой, тем яснее ощущаю ее физиологическую подоплеку. Чтобы родить (младенца или книгу), надо прежде всего зачать. Еше раньше – сойтись, влюбиться.Чтоо такое вдохновение?Я думаю, оно гораздо ближе к влюбленности, чем принято считать.Рассуждения Гессе о Достоевском. Гессе считает, что все темное, бессознательное, неразборчивое и хаотическое – это Азия. Наоборот, самосознание, культура, ответственность, ясное разделение дозволенного и запрещенного – это Европа. Короче, бессознательное – это Азия, зло. А все сознательное – Европа и благо.Гессе был наивным человеком прошлого столетия. Ему и в голову не приходило, что зло может быть абсолютно сознательным. И даже – принципиальным.Всякая литературная материя делится на три сферы:1. То, что автор хотел выразить.2. То, что он сумел выразить.3. То, что он выразил, сам этого не желая.Третья сфера – наиболее интересная. У Генри Миллера, например, самое захватывающее – драматический, выстраданный оптимизм.США: Все, что не запрещено – разрешено.СССР: Все, что не разрешено – запрещено.Рассказчик действует на уровне голоса и слуха. Прозаик – на уровне сердца, ума и души. Писатель – на космическом уровне.Рассказчик говорит о том, как живут люди. Прозаик – о том, как должны жить люди. Писатель – о том, ради чего живут люди.Сильные чувства – безнациональны. Уже одно это говорит в пользу интернациональзма. Радость, горе, страх, болезнь – лишены национальной окраски. Не абсурдно ли звучит:«Он разрыдался как типичный немец».В Америке больше религиозных людей, чем у нас. При этом здешние верующие способны рассуждать о накопительстве. Или, допустим, о биржевых махинаациях. В России такого быть не может. Это потому, что наша религия всегда была облагорожена литературой. Западный верующий, причем истинно верующий, может быть эгоистом, делягой. Он не читал Достоевского. А если и читал, то не «жил им».Двое писателей. Один преуспевающий, другой – не слишком. Который не слишком задает преуспевающему вопрос:– Как вы могли продаться советской власти?– А вы когда-нибудь продавались?– Никогда – был ответ.Преуспевающий еще с минуту думал. Затем поинтересовался:– А вас когда-нибудь покупали?«Соединенный Штаты Армении…»Окружающие любят не честных, а добрых. Не смелых, а чутких. Не принципиальных, а снисходительных. Иначе говоря – беспринципных.Россия – единственная в мире страна, где литератору платят за объем написанного. Не за количество проданных экземпляров. И тем более – не за качество. А за объем. В этом тайная, бессознательная причина нашего катострофического российского многословья.Допустим, автор хочет вычеркнуть какую-нибудь фразу. А внутренний голос ему подсказывает:«Ненормальный! Это же пять рублей! Кило говядины на рынке…»После коммунистов я больше всего ненавижу антикоммунистов.Мучаюсь от своей неуверенности. Ненавижу свою готовность расстраиваться из-за пустяков. Изнемогаю от страха перед жизнью. А ведь это единственное, что дает мне надежду. Единственное, за что я должен благодарить судьбу. Потому, что результат всего этого – литература.Персонажи неизменно выше своего творца. Хотя бы уже потому, что не он ими распоряжается. Наоборот, они им командуют.Вариант рекламного плаката – «Летайте самолетами Аэрофлота!». И в центре – портрет невозвращенца Барышникова.Было это еще в Союзе. Еду я в электричке. Билет купить не успел.Заходит контролер:– Ваш билет? Документы?!Документов у меня при себе не оказалось.– Идемте в пикет, – говорит контролер, – для установления личности.Я говорю:– Зачем же в пикет?! Я и так сообщу вам фамилию, место работы, адрес.– Так я вам и поверил!– Зачем же, – говорю, – мне врать? Я – Альтшуллер Лазарь Самуилович. Работаю в Ленкниготорге, Садовая, шесть. Живу на улице Марата, четырнадцать, квартира девять.Все это было чистейшей ложью. Но контролер сразу же мне поверил. И расчет мой был абсолютно прост. Я заранее вычислил реакцию контролера на мои слова.Он явно подумал:«Что угодно может выдумать человек. Но добровольно стать Альтшуллером – уж извините! Этого не может быть! Значит, этот тип сказал правду».И меня благополучно отпустили.Каково было в раю до Христа?Семья – это если по звуку угадываешь, кто именно моется в душе.Возрасто у меня такой, что покупая обувь, я каждый раз задумываюсь:«Не в этих ли штиблетах меня будут хоронить?»Любить кого-то сильнее, чем его любит Бог. Это и есть сентиментальность.Кажется об этом писал Сэлинджер.Желание командывать в посторонней для себя области – есть тирания.Вышел из печати том статей Наврозова. Открываю первую страницу:«Пердисловие».Реклама:"Если это отсутствует у нас,Значит, этого нет в природе!"Значит, это вам не требуется!""Если это отсутствует у нас,И наконец,"Если это отсутствует у нас,Значит вам пора менять очки!"Благородство – это готовность действовать наперекор собственным интересам.Любой выпускник Академии имени Баумана знает о природе не меньше, чем Дарвин. И все-таки Дарвин – гений. А выпускник, как правило, рядовой отечественный служащий. Значит, дело в нравственном порыве.Зэк машет лопатой иначе, чем ученый, раскапывающий Трою.Балерина – Калория Федичева.В Америке колоссальным успехом пользовались мемуары знаменитого банкира Нельсона Рокфеллера. Неплохо бы реревести их на русский язык. Заглавие можно дать такое:«Иду ва-банк!»Умер наш знакомый в Бруклине. Мы с женой заехали проведать его дочку и вдову.Сидит дочь, хозяйка продовольственного магазина. Я для приличия спрашиваю:– Сколько лет было Мише?Дочка отвечает:– Сколько лет было папе? Лет семьдесят шесть. А может, семьдесят восемь. А может, даже семьдесят пять… Ей-богу, не помню. Такая страшная путаница в голове – цены, даты…У соседей были похороны. Сутки не смолкала жизнерадостная музыка. Доносились возгласы, хохот. Мать зашла туда и говорит:– Как вам не стыдно! Ведь Григорий Михайлович умер.Гости отвечают:– Так мы же за него и пьем!Владимир Максимов побывал как-то раз на званном обеде. Давал его великий князь Чавчавадзе. Среди гостей присутствовала Аллилуева. Максимов потом рассказывал:– Сидим, выпиваем, беседуем. Слева – Аллилуева. Справа – великий князь. Она – дочь Сталина. Он – потомок государя. А между ними – я. То есть народ. Тот самый, который они не поделили.Главный конфликт нашей эпохи – между личностью и пятном.Гений враждебен не толпе, а посредственности.Гений – это бессмертный вариант простого человека.Когда мы что-то смутно ощущаем, писать, вроде бы, рановато. А когда нам все ясно, остается только молчать. Так что нет для литературы подходящего момента. Она всегда некстати.Бог дал мне то, о чем я всю жизнь просил. Он сделал меня рядовым литератором. Став им, я убедился, что претендую на большее. Но было поздно. У Бога добавки не просят.Звонит моей жене приятельница:– Когда у твоего сына день рождения? И какой у него размер обуви?Жена говорит:– Что это ты придумала?! Ни в коем случае! В Америке такая дорогая обувь!Приятельница в ответ:– При чем тут обувь? Я ему носки хотела подарить.В искусстве нет прогресса. Есть спираль. Поразительно, что это утверждали такие разные люди, как Бурлюк и Ходасевич.Есть люди настоящего, прошлого и будущего. В зависимости от фокуса жизни.В Кавказском ресторане на Брайтоне обделывались темные дела. Известный гангстер Шалико просил руководителя оркестра:– Играй погромче. У меня сегодня важный разговор!Человек эпической низости.Мой отец – человек поразительного жизнелюбия. Смотрели мы, помню, телевизор. Показывали 80-летнего Боба Хоупа. Я сказал:– Какой развязный старик!Отец меня поправил:– Почему старик? Примерно моего возраста.Человек звонит из Нью-Йорка в Тинек:– Простите, у вас сегодня льготный тариф?– Да.– В таком случае – здравствуйте! Поздравляю вас с Новым годом!Противоположность любви – не отвращение. И даже не равнодушие. А ложь. Соответственно, антитеза ненависти – правда.Встретил я экономиста Фельдмана. Он говорит:– Вашу жену зовут Софа?– Нет, – говорю, – Лена.– Знаю. Я пошутил. У вас нет чувства юмора. Вы, наверное, латыш?– Почему латыш?– Да я же пошутил. У вас совершенно отсутствует чувство юмора. Может, к логопеду обратитесь?– Почему к логопеду?– Шучу, шучу. Где ваше чувство юмора?Туризм – жизнедеятельность праздных.Мы не лучше коренных американцев. И уж, конечно, не умнее. Мы всего лишь побывали на конечной остановке уходящего троллейбуса.Логика эмигрантского бизнеса. Начинается он, как правило, в русском шалмане. Заканчивается – в американском суде.Любая подпись хочет, чтобы ее считали автографом.– Доктор, как моя теща? Что с ней?– Обширный инфаркт. Состояние очень тяжелое.– Могу я надеяться?– Смотря на что.Известный диссидент угрожал сотруднику госбезопастности:– Я требую вернуть мне конфискованные рукописи. Иначе я организую публичное самосожжение моей жены Галины!Он ложился рано. Она до часу ночи смотрела телевизор. Он просыпался в шесть. Она – в двенадцать.Через месяц они развелись. И это так естественно.В каждом районе есть хоть один человек с лицом, покрытым незаживающими царапинами.Талант – это как похоть. Трудно утаить. Еше труднее – симулировать.Самые яркие персонажи в литературе – неудавшиеся отрицательные герои. (Митя Карамазов.) Самые тусклые – неудавшиеся положительные. (Олег Кошевой.)«Натюрморт из женского тела…»Есть люди, склонные клятвенно заверять окружающих в разных пустяках:– Сам я из Гомеля. Клянусь честью, из Гомеля!.. Меня зовут Арон, жена не даст соврать!..Критика – часть литературы. Филология – косвенный продукт ее. Критик смотрит на литературу изнутри. Филолог – с ближайшей колокольни.В Ленинград прилетел иностранный государственный деятель. В аэропорту звучала музыка. Раздавался голос Аллы Пугачевой. Динамики были включены на полную мощность:"Жениться по любви,Жениться по любвиНе может ни один,Ни один король…"Приезжий государственный деятель был король Швеции. Его сопровождала молодая красивая жена.Ленинград. Гигантская очередь. Люди стоят вместе часов десять. Естественно, ведутся разговоры. Кто-то говорит:– А город Жданов скоро обратно переименуют в Мариуполь.Другой:– А Киров станет Вяткой.Третий:– А Ворошиловград – Луганском.Какой-то мужчина восклицает:– Нам, ленинградцам, в этом отношении мало что светит.Кто-то возражает ему:– А вы бы хотели – Санкт-Петербург? Как при царе батюшке?В ответ раздается:– Зачем Санкт-Петербург? Хотя бы Петроград. Или даже – Питер.И все обсуждают тему. А ведь пять лет назад за такие разговоры могли и убить человека. Причем не «органы», а толпа.В Ленинград приехал знаменитый американский кинорежиссер Майлстоун. Он же – Леня мильштейн из Одессы. Встретил на Ленфильме друга своей молодости Герберта Раппопорта. Когда-то они жили в Германии. Затем пришел к власти Гитлер. Мильштейн эмигрировал в Америку. Раппопорт – в СССР. Оба стали видными кинодеятелями. Один – в Голливуде, другой – на Ленфильме. Где они наконец и встретились.Пошли в кафе. Сидят, беседуют. И происходит между ними такой разговор.Леонард Майлстоун:– Я почти разорен. Последний фильм дал миллионные убытки. Вилла на Адриатическом море требует ремонта. Автомобильный парк не обновлялся четыре года. Налоги достигли семизначных цифр…Герберт Раппопорт:– А у меня как раз все хорошо. Последнему фильму дали высшую категорию. Лето я провел в Доме творчества Союза кинематографистов. У меня «Жигули». Занял очередь на кооператив. Налоги составляют шесть рублей в месяц…Сосед наш Альперович говорил:
1 2 3 4 5 6


А-П

П-Я