Я воочию видела, как бойкие флибустьеры снуют по палубе и шустро расчехляют тяжелые орудия обольщения, готовят крючья захвата, а также другой боевой инвентарь. Сегодня на абордаж будут брать Андрея. Зойке нравятся высокие брюнеты.
Через час все было кончено. Андрей ввиду явного превосходства противника выбросил белый флаг. Он завороженно смотрел Зойке в рот и наслаждался рассказом об использовании формальдегида в современной химической промышленности.
Мы с Борей только переглядывались.
Справедливости ради надо сказать, что скромные чайные чашки уступили место пузатым винным фужерам, поскольку в необъятной Зойкиной сумке отыскалась бутылочка очень недурного молдавского «Каберне».
— Для больных и ослабленных, — объяснила подруга появление бутылки.
Оказалось, что все очень больны и очень ослаблены, а потому лекарство быстро закончилось.
Андрей, не отрывая взгляда от Зойки, торопливо бросил: «Я сейчас» — и выскочил за дверь. Через некоторое время он вернулся с дагестанским коньяком, и мы продолжили лечение.
Что и говорить, вечер удался! Я напрочь забыла о тревогах вчерашней ночи. Андрей был в ударе — пел, читал стихи, рассказывал анекдоты. От его скованности не осталось и следа. Все врут про наших ментов, представляя их тупыми придурками. Вон какой разбитной и обаятельный красавчик — именно это читалось в горящих Зойкиных глазах. Да здравствует родная милиция!
Муся совершенно очумела от нашей вечеринки, забилась под диван и молчала. Зато Матроскин, наоборот, вспомнил свое бомжовское прошлое и тоже ударился в загул: выпрашивал колбасу, прыгал с колен на колени и даже пытался забраться на стол. Наконец получил подзатыльник и с обиженным мяуканьем укатился под диван.
Да, это было здорово. Почти как в далекие студенческие времена, когда мы с Валюлей и двумя курсантами военно-морского училища отмечали Пасху — Светлое Христово воскресенье. Из закуски на общежитском столе красовался покупной кулич, из выпивки — водка и трехлитровка томатного сока. Наши кавалеры быстро соорудили «Кровавую Мэри», причем ингредиенты отмеряли на глазок. Эта коварная английская девица оказала прямо-таки разрушительное воздействие на наши неокрепшие организмы. После второй порции мы окончательно осознали, что бог есть любовь, после третьей стали петь советские песни типа «Ленин — всегда живой», а после пятой на Валюлю напала вселенская скорбь, и она зарыдала. Валюля оплакивала все подряд: надкусанный кулич, томатную лужицу на столе, наших бравых морячков и какой-то свой несчастный роман, который еще даже не наклевывался. Так она и уливалась слезами, пока один из наших юных собутыльников не поцеловал ее крепким, долгим поцелуем. Как он впоследствии уверял, это самый лучший способ прекратить дамскую истерику. И действительно, помогло. А потом мы долго шатались по ночному городу, захлебывались свежим морским воздухом, долетевшим до Невы, и смеялись всякой ерунде. Как все было невинно и трогательно! Как теперь все было далеко!
Растаяв от воспоминаний, я не сразу заметила, что наступил глубокий вечер, если не сказать — ночь. Борис сделался тих и задумчив. Зойка тоже вдруг поскучнела:
— Мне, пожалуй, пора. Рада была познакомиться. Спасибо за интересный вечер. — Когда надо, подруга может быть весьма церемонной. Андрей заелозил на диване и умоляюще посмотрел на Зою глазами брошенного пса. Ну —что ж, как говорится — к ноге! Короче, мой дом они покинули вместе и удалились по вечерней улице в неизвестном направлении. Мы остались вдвоем с Борисом. Удивительное дело, еще пару минут назад я вела себя абсолютно непринужденно, более того, готова была пойти за ним на край света. И вот теперь молча собираю посуду и боюсь поднять глаза. Боря, помоги мне! Ты же такой взрослый, такой опытный и такой смелый! Все внутри сжалось в тревожном и сладком ожидании.
Валевич вышел в коридор и в который раз стал проверять новый замок. Ну, давай — захлопни дверь, поверни ключ, накинь цепочку и иди сюда. Я стояла спиной к нему, механически переставляя фужеры с места на место. Вот сейчас подойдет, обнимет за плечи. Проведет рукой по волосам, а потом тихонько поцелует в шею. И бедная, влюбленная Сима тотчас умрет от счастья и желания.
Секунды летели, а Борис все еще топтался в прихожей. Я обернулась — и вот она, ледяная вода пополам с кипятком! Мой гость мялся у порога в куртке. Он явно собирался уходить. Ах так — скатертью дорога! А к психотерапевту пойдем вместе, рука об руку. Еще то ископаемое, не хуже меня. Два идиота, в общем, Сима и Боря. Злобные мысли жалили сердце, как потревоженные осы. Только бы не выдать своего разочарования, а тем более не кинуться ему на шею. На «раз» сделать любезное лицо, на «два» — спокойно попрощаться. Удалась ли мне роль хозяйки светского раута, равнодушно и с облегчением провожающей засидевшихся гостей? Не знаю. Во всяком случае, дверь с безнадежным стуком захлопнулась, и я осталась одна. Опять одна. Чайная чашка с силой полетела в угол, чтобы разбиться на десятки тоскливых мелких кусочков.
И тут тревожно зазвонил телефон.
— Серафима Александровна? Здравствуйте. — Незнакомый мужской голос был вкрадчивым и обволакивал, словно вата. — Извините, что беспокою так поздно. Я звоню по рекомендации нашего общего знакомого. Надеюсь, вы понимаете, кого я имею в виду.
Да ничего я не понимаю! Какого такого знакомого? Хотя… Постой, постой… О, мамочки, это же от Болбота звонят, как я могла забыть! Значит, клюнуло! Трубка в моих руках стала влажной, сердце заколотилось так, что, казалось, стук его разносится по всей комнате.
— Да, понимаю, — ответила я как можно спокойнее.
— Мне хотелось бы с вами встретиться и поговорить по интересующему нас обоих вопросу. Скажем, в субботу вечером вас устроит? Суббота… Значит, у меня в запасе еще три дня, чтобы подготовиться и все обмозговать.
— Я согласна.
— Вот и прекрасно. — Голос был сама любезность. — В таком случае записывайте адрес. Жду вас в субботу к 18 часам. Спокойной ночи!
Да, спокойная ночь мне сегодня обеспечена, будьте уверены! Может, позвонить Борису? Хотя зачем? Он, конечно, будет против этой затеи и снова отругает меня. В конце концов, я иду только для беседы, что может со мной случиться? А там посмотрим.
Солнце било прямо в пыльное окно. Си-Си вытер красное потное лицо платком и вздохнул:
— Сима, ты что — не понимаешь, как это для нас важно? Можно сказать, признание на мировом уровне.
Я только насмешливо фыркнула.
— Нечего улыбаться! Кстати, твои труды будут достойно оплачены. Возможно, в валюте. — Директор многозначительно поднял палец.
— Сергей Сергеич, дорогой! Лишние деньги, конечно, никому еще не повредили, но вы же знаете, сколько у меня сейчас работы. Предложите ему Леночку.
— При чем тут Леночка! Мсье Мишель просил, чтобы помогала именно ты. Он в восторге от последней выставки. Говорит, сразу виден уровень твоего профессионализма. Как искусствоведа то есть.
— Прямо сам так и сказал?
— Ну не сам, через переводчика. Какая разница! Сима, я не понимаю, чего ты капризничаешь? Интересная работа с иностранцами, заработок дополнительный… Одним словом, через час господин Мишель приедет в галерею, и вы все обсудите. Иди готовься. — Си-Си прихлопнул ладонью несуществующую муху и снова вздохнул.
Спасибо за доверие! Под козырек — и марш нос пудрить, губы красить, чтобы не посрамить державу перед иностранцами. А я-то мечтала, что потихонечку-полегонечку проживу эти два дня, успокоюсь, соберусь с духом и с мыслями. И вот пожалуйста, мотайся теперь по мастерским местных художников, выбирай картины для французов. Вернее, не для французов, а для школ и детского дома. Пришла нашим благодетелям в голову такая блажь — закупить живописные полотна и украсить ими детские учреждения. В качестве подарка, на добрую долгую память от дяденьки Селье. Никто не спорит — чувство прекрасного в детях развивать необходимо. Да только, по моему разумению, ребятишкам сейчас больше пригодился бы лишний компьютер или даже просто дополнительные комплекты постельного белья. Знаю я, как в нашем городе финансируются детские учреждения.
Тем не менее французы такое решение приняли и хотят, чтобы все было по уму. В смысле качества и художественной ценности приобретаемых произведений. А потому и обратились к нашему директору с просьбой выделить им Серафиму Нечаеву, меня то есть, как эксперта и советчика. Ясное дело, куда же им еще обращаться?
Ровно в два часа к галерее подкатил серебристый «Опель» с номерами городской администрации. Высокий худощавый мужчина в очках и безукоризненно сшитом костюме в сопровождении элегантной девицы, столичной штучки — ноги от ушей, — прошествовал в кабинет Си-Си. Вскоре на рандеву пригласили и меня.
Си-Си, взволнованный и в меру торжественный, представил нас друг другу. Мсье осторожно пожал мою руку и начал что-то неторопливо говорить по-французски. Девица бойко переводила. В общем, ничего особенного. Обычный дипломатический набор. Он-де ценит уровень нашего музея и его сотрудников, необычайно высокий для российской глубинки. Потом о своей миссии, о несчастных детях, которые, он надеется, станут гораздо счастливее после приобретения картин. И еще немножко о культурных традициях русского народа и о близости двух великих наций. Когда официальная часть была закончена, мы загрузились в «Опель» и двинулись по адресам. Я не только красила губы в ожидании благотворителей, но успела подготовить список наших мастеров, достойных внимания, и даже кое с кем созвонилась.
Господин Мишель оказался очень покладистым покупателем. Он согласился практически со всеми нашими рекомендациями. Так что к вечеру мы отобрали с десяток полотен и столковались с художниками о цене. Француз был в прекрасном расположении духа: через переводчицу рассыпал похвалы городу и делал мне комплименты.
В конце путешествия, когда машина проезжала мимо нашего самого престижного ресторана «Славянская кухня», мсье что-то сказал сопровождающей нас девице, и она попросила водителя, чтобы он остановился.
— Серафима Александровна, господин Селье приглашает вас на ужин.
Вот это да! В «Славянскую кухню»! Да там, говорят, салаты по стоимости равны моему авансу, а десерты — расчету. Впрочем, я тут же мысленно окинула себя критическим взглядом и моментально скисла. Видок, что и говорить, не для выходов в свет.
— Извините, я после работы и не совсем готова к посещению ресторана.
Мсье Мишель понимающе улыбнулся.
— Красоту и достоинство нельзя заменить одеждой, — перевела девица.
Конечно, это они там у себя в Европе ходят в рестораны запросто — типа перекусить, потому что дома готовить лень. А для меня посещение ресторана, да еще такого крутого, — целое событие. А, ладно, была не была! Уж слишком велик соблазн.
Мы вошли в прохладный холл. Приглушенное освещение, картины, обрамленные искусно подстаренным багетом, мягкие диванчики в стиле ампир — дизайнер хорошо знал свое дело. Я словно попала в московский ресторан времен Гиляровского. Какой-нибудь «Нацио-наль» или «Яр». Седой швейцар в стилизованном костюме с золотыми пуговицами, согнувшийся в почтительном поклоне, довершал впечатление.
Метрдотель повел нас к уютному уединенному столику, скрытому от любопытных глаз массивной, расписанной под мрамор колонной. Тут же словно из-под земли вырос учтивый официант в ослепительно белой рубашке и предложил меню.
Стыдно сказать, но я всегда теряюсь в подобных заведениях. Роскошь убранства подавляет, незнакомые названия блюд ставят в тупик, цены пугают. Короче, накатывает чувство собственной неполноценности. К таким заведениям надо либо привыкать с детства, либо иметь безбрежную наглость и твердую уверенность, что держишь бога за бороду и что тебе все по барабану.
Заранее тоскуя, я опасливо заглянула в меню. Ну скажите на милость, что это такое — кюммелькухены с «Fleurs d'orangers» и засахаренным ананасом? А еще «Славянская кухня»! Ладно бы суточные щи и кулебяка — куда ни шло. Особо не раздумывая, я наугад ткнула пальцем.
— Хороший выбор, вы знаете толк в отечественных блюдах, — одобрил господин Селье.
Смеется или вправду пронесло? Сам он тоже что-то выбрал, переводчица сделала заказ и встала из-за стола.
— Желаю приятного ужина, всего хорошего. — Не успела я опомниться, как девушка вышла из зала. А я осталась сидеть с раскрытым ртом. Что за фокус? Неужели мсье Мишель думает, что я полиглот? Ведь, кроме всем известных «мерси», «пардон» и «бонжур», мне из французского больше ничего не ведомо. Получается, что весь вечер придется молчать или объясняться на пальцах.
— Серафима Александровна, не беспокойтесь. Я прекрасно говорю по-русски, — вдруг произнес Селье без всякого намека на акцент.
— Понимаю ваше удивление, — продолжал он тем временем. — Если я знаю русский, то зачем переводчик? Так удобнее. И освобождает от лишних расспросов. А русским я пользуюсь только в случае конфиденциальных разговоров. Например, как сейчас.
Ну и хитрец! Не только от лишних расспросов освобождает, но еще и дает возможность понимать неосторожные высказывания. Тоже очень удобно. Вроде шапки-невидимки. Все думают, что тебя нет, а потому не стесняются. А ты — вот он, тут как тут.
Тем временем молодой официант подал изысканно сервированную закуску и предложил моему собеседнику на пробу белого вина из простенькой бутылки с неброской серой этикеткой. Я знала, что эта кажущаяся простота стоила очень приличных денег. Француз отпил глоток, согласно кивнул, и юноша наполнил мой бокал. Вино слегка кислило и отдавало ароматом розы. В душе зачирикали райские птички. Решено — сегодня я расслабляюсь и в полной мере наслаждаюсь комфортом и хорошей кухней. Когда еще выпадет такой случай?
Господин Селье ел мало, а в основном внимательно наблюдал за мной с едва заметной непонятной улыбкой. Разговор вертелся вокруг купленных картин. Вдруг мой сосед по столу после небольшой паузы произнес:
— Серафима Александровна, у меня к вам необычное, но вполне деловое предложение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24