https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/stoleshnitsy/ 

 


Берт нахмурилась:
– Ты заметила, что газетные снимки людей, обвиняющихся в убийстве, всегда нечеткие?
– Наверное, они всегда не в фокусе, потому что у фотографа руки трясутся, – предположила я. – Ведь он стоит рядом с убийцей. – Я снова вгляделась в экран, но в конце концов плюнула. – К черту, не знаю я этого типа! Ты, случаем, не видела – у дома Сандерсенов ошивались какие-нибудь расплывчатые личности? Может, вспомнишь?
– Я и Сандерсенов-то не помню, если честно.
Тед и Джейн Сандерсен жизнерадостно взирали на нас с экрана. Тед – высокий, худощавый, светловолосый молодой человек с круглыми щеками и белозубой улыбкой – держался прямо, будто аршин проглотил, и в упор смотрел в объектив. На нем были строгие брюки, темная тенниска и кепка. Одной рукой Тед обнимал за талию миловидную брюнетку в легком платье без рукавов. Брюнетка едва доставала мужу до плеча. Оба улыбались; вполне возможно, снимок был сделан на морской пристани.
– Господи, – вздохнула Берт, – такие молодые…
– И такие незнакомые. Впрочем, мы всего-то несколько раз сидели с их детьми.
Берт повернулась ко мне:
– Знаешь, мне почему-то запомнилось, что мистер Сандерсен очень интересовался тем, что мы близнецы. Однажды он спросил, что такое зеркальные близнецы, – ну, чем мы отличаемся. Он был так мил. Может, на самом деле ему это было совсем не интересно, просто хотел, чтоб мы почувствовали себя свободнее. – Она вздохнула. – Как ни странно, я совсем его не помню.
Я пожала плечами:
– Ну, в пятнадцать лет нас, наверное, куда больше интересовало, что он о нас думает, а не наоборот.
Ведь в подростковом возрасте все воспринимаешь сквозь призму своих комплексов. Хорошо ли я выгляжу? Правильно ли поступила? Как они ко мне относятся? Что они обо мне думают? Правда, для нас с Берт «я «и «мне «превращались в «мы» и «нам». А окружающие взрослые тогда попросту отходили на задний план.
Берт докрутила до конца свой микрофильм, и на экране появился раздел некрологов. Там фигурировал тот же снимок Сандерсенов на пристани, только его урезали, оставив одни головы.
Мы быстренько пробежали глазами строчки, повествующие о несчастной судьбе супругов. Вкратце все сводилось к тому, что из родственников у них оставалось три человека. Их сыновьям, Карлу и Эдварду, на момент смерти родителей было соответственно три и четыре года. И еще у Теда имелась младшая сестра по имени Вильма Сандерсен Картленд.
Достав из сумочки ручку и блокнот, я записала это имя. Вдруг она все еще живет в Луисвиле? Мыто с Берт по-прежнему торчим здесь, так почему бы и Вильме не жить в нашем городе? Пока я писала, Берт прогулялась к полке и вернулась с телефонным справочником Луисвиля. Мы принялись лихорадочно листать страницы. По адресу Винчестер-роуд, 39173, значилась некая В. Картленд.
Мы устремились к ближайшему телефону. В. Картленд – точнее, Вильма Сандерсен Картленд – ответила после первого же гудка.
И как ни странно, изъявила желание дать интервью радиостанции «Кентукки–Индиана».
Глава одиннадцатая
Берт
Встреча с Вильмой Картленд явилась крупным разочарованием.
Не знаю, как Нэн, но лично я всю дорогу до Винчестер-роуд надеялась, что Вильма Сандерсен Картленд окажется знакомой нам особой. Например, той дамой в оранжевых очках и рыжем дождевике, которая преследовала меня до самого офиса. Или, на крайний случай, миссис Картленд перенесла в прошлом операцию на голосовых связках, в результате которой может говорить только сиплым шепотом. Что помогло бы нам свести воедино хоть какие-то концы.
Хорошо еще, я не поделилась своими мыслями с Нэн: она наверняка стала бы насмешничать.
Женщина, открывшая дверь дома номер 39173 по Винчестер-роуд, была долговяза, костлява и не первой молодости. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять: она лет на двадцать старше и фунтов на двадцать легче, нежели та дамочка, что следила за мной.
– Вы с радио? – справилась Вильма голосом столь же мелодичным, как скрип пенопласта по стеклу.
Хотя нас разделяла только москитная сетка, орала она так, будто между нами была по меньшей мере бетонная стена.
Пришлось распрощаться и с теорией поврежденных голосовых связок.
По обе стороны садовой дорожки красовались две небольшие металлические таблички. Та, что слева, гласила: «По газонам не ходить». «Живете ли вы в согласии с Господом?» – интересовалась та, что справа.
– Да, мэм! – откликнулась Нэн, с заметным усилием отрываясь от табличек, – мы с радио.
Я же тем временем рассматривала Вильму. Одета она была в так называемое домашнее платье – бесформенный линялый балахон с длинными рукавами. Ее тускло-каштановые, с проседью волосы были подстрижены «под пажа» и с боков закреплены заколками в виде фигурок Микки-Мауса, так что из-за ушей нам весело улыбались две веселые мышки. Прическа – мечта любой девочки, только вряд ли Вильму можно было назвать девочкой. Глубокие складки прорезали ее щеки и переносицу, а губы были сжаты в гримасе, которую наша мама именовала «будто незрелую хурму укусила». Правда, в случае Вильмы казалось, будто хурма укусила ее в ответ.
– Мы очень благодарны вам за то, что согласились с нами встретиться, миссис Картленд, – щебетала меж тем Нэн, помахивая перед носом Вильмы своим пропуском с моржовыми усами. Я постаралась напустить на себя вид заправской журналистки. Однако, несмотря на все наши старания, Вильма пока что не выказывала намерения открыть дверь.
– Мы не отнимем у вас много времени, миссис Картленд, – продолжала Нэн.
– Мисс Картленд, – поправила ее сестрица убиенного Теда. Ее тон и поджатые губы давали понять, что быть миссис – вопиющая безвкусица. Не знаю, как Нэн, но лично я, учитывая свой недавний опыт, нашла в ее логике резон. – Вообще-то я вдова.
Дверь она по-прежнему не открывала – стояла и сверлила взглядом Нэн, точнее, красную майку и драные джинсы моей сестры. Судя по тому, как сузились глазки Вильмы, увиденное ей не понравилось.
– Я вдовствую уже много лет. – Интонация подразумевала, что вдовство – всего лишь еще одна неприятность в череде жизненных зол. – И теперь называю себя мисс, а не миссис. Это избавляет от долгих объяснений по поводу местонахождения моего мужа.
В том смысле, что он в могиле? Какая деликатность!
Взгляд Вильмы переместился на меня. Мельком осмотрев мой твидовый спортивный пиджак и модельные джинсы, она, очевидно, не нашла ничего предосудительного и вновь повернулась к Нэн.
– Само собой, я мало слушаю радио, – поведала Вильма с гордостью, давая понять, что опускаться до столь вульгарного занятия простительно только плебеям.
Приятная неожиданность. Стало быть, дамочка не знает, что Нэн не имеет никакого отношения к программе новостей. Впрочем, самой Нэн явно было наплевать, слушает ее Вильма или нет. Такое случается с радиознаменитостями сплошь и рядом – даже с теми, у кого наивысший рейтинг. По той или иной причине всегда находятся люди, которым доставляет удовольствие сообщить работнику радио, что они никогда его не слушают. Нэн говорит – это потому, что людям хочется вас унизить.
На мой взгляд, эти люди просто плохо воспитаны.
Нэн невозмутимо пожала плечами. Я знала, что она сейчас скажет, – уже не раз наблюдала.
– И правильно делаете, что не слушаете, – с приветливой улыбкой отозвалась Нэн. – Я вас не виню. Порой там и слушать-то нечего.
Видимо, не такой реакции ожидала старушка Вильма. Она резко развернулась, жестом веля нам следовать за ней, и, не оглядываясь, устремилась через просторную прихожую.
В конце концов мы оказались в гостиной, доверху забитой всевозможными безделушками. На всех до единой горизонтальных поверхностях стояли фарфоровые статуэтки и вазочки. Ни семейных фотографий, ни картин на стенах не было, но керамических изделий хватило бы на вагон и маленькую тележку. Пастушки, эльфы и клоуны беззаботно улыбались нам со всех сторон. На журнальном столике выстроилась целая деревня, с внутренним освещением и обледеневшим прудом.
Я зачарованно уставилась на деревушку. У этой женщины явный избыток свободного времени.
Шустро взобравшись на кресло-трон в стиле королевы Анны, Вильма изящно скрестила костлявые щиколотки и сложила руки на острых коленках. После чего выжидательно уставилась на нас. Мы с Нэн переглянулись, раздумывая, куда бы присесть, и направились к противоположным углам софы.
– Нет, не туда! – вскричала В ильма. – Посредине.
Пожав плечами, Нэн уселась в центре кушетки. Для двоих там места не было, разве что мне сесть к Нэн на колени. Вместо этого я выбрала единственное оставшееся кресло в этой комнате – без подлокотников, с плетеным сиденьем. Удобное, как булыжник, кресло стояло рядом со столиком на колесиках, зеркальная столешница которого была уставлена – как вы уже догадались – фарфоровыми статуэтками. Взгляд мой привлекла ближайшая – маленькая девочка, целующая куклу.
– Ой, какая прелесть! – воскликнула я, протягивая к ней руку.
– Не троньте! – взвизгнула Вильма. – Разобьете!
Я отдернула руку. Теперь понятно, почему Нэн было велено сесть в центре софы: столики по обе стороны софы были тоже уставлены фигурками, и Вильма опасалась, как бы мы с Нэн случайно их не разбили. Судя по всему, у Вилъмы и ее покойного супруга никогда не было детей. И домашних животных тоже.
Нэн вытаращила на меня удивленные глаза, но затем, вспомнив о своих обязанностях, откашлялась и повернулась к хозяйке.
– Как я уже сказала вам по телефону, мы работаем над репортажем, посвященным громким убийствам в Луисвиле.
Вильма еще сильнее поджала губы.
– В самом деле? – скептически переспросила она.
– Ну да, – кивнула Нэн. – И естественно, мы подумали о вашем брате и его жене.
Вильма напряглась.
– Это было так давно – не представляю, зачем вам понадобилось заново ворошить всю эту грязь, – проскрипела она. – Лично мне уж точно нечего добавить. – Взгляд ее переместился с Нэн на меня и обратно. – Вы близнецы, да?
И почему я не удивилась, услышав этот вопрос, заданный с такой неприязнью?
– Да, мэм, мы близнецы, – ровным голосом ответила Нэн.
Я заерзала в своем плетеном кресле. Уж больно вежлива моя сестрица. Это было так на нее не похоже, что я занервничала, отлично сознавая, каких трудов бедняжке стоило сдерживаться. Однако, на мой взгляд, это было лишь вопросом времени.
– Так вот, мисс Картленд, насчет гибели вашего брата и золовки, – продолжала Нэн тем же неестественно учтивым тоном. – Нам хотелось бы узнать, что именно вы помните…
Вильма вскинула костлявую руку:
– Бросьте! Все это вы можете почерпнуть из старых газет. – И пристально оглядела наряд Нэн. – Если, конечно, удосужитесь немножко поработать.
Глаза Нэн полыхнули гневом.
– Какого чер… Пришлось вмешаться.
– Полагаю, – заговорила я, доверительно подавшись к Вильме, – вам тогда пришлось несладко. Я хочу сказать – убийства создали вам непредвиденные сложности.
Нэн повернулась ко мне, приподняв бровь. Да-да, понимаю, возможно, слово «сложности» не совсем здесь уместно, но Вильма показалась мне особой, любящей порядок во всем. Наверняка она расценила гибель брата и его жены как грубое вторжение в свою размеренную жизнь.
– О да, уж это точно, – вздохнула Вильма и взяла с трехъярусной этажерки керамического медведя. – Это вы верно заметили. Именно так все и было. Жуткие сложности. Просто жуткие! – Она вгляделась в веселые глаза медвежонка. – Приходилось отпрашиваться с работы, а это было так не просто! Но пришлось – ведь надо было привести в порядок имущество, договориться насчет похорон… Столько всяких мелочей…
– Не говоря уже о докучливых полицейских, – вставила Нэн.
– И репортерах. – Вильма презрительно оглядела нас обеих. – Ужас до чего они меня довели! Кажется, круглые сутки только и делала, что отвечала на вопросы, – то репортеры, то полиция… – Достав из кармана носовой платок, она принялась полировать медвежонка. – Я уж думала, никогда моя жизнь не вернется в нормальную колею. Как будто я чем-то заслужила такую участь! – И гордо выпятила подбородок.
Намекает ли она на то, что Тед с Джейн заслужили подобную участь?
Нэн во все глаза смотрела на хозяйку. Тут я спохватилась:
– Как я вам сочувствую! – Ведь именно это жаждала услышать Вильма.
– Что ж, сами знаете, мир жесток. – Она поставила на место медвежонка и взяла керамического кролика. – Жесток и бездушен. – Она произнесла это будничным тоном, словно говорила о погоде.
– Да, конечно, – вмешалась Нэн. – Наверное, тогда у вас забот было выше головы…
– Ну, во-первых, мне пришлось опознавать труп бедного Тедди. – Вильма снова вздернула подбородок и принялась ожесточенно тереть кролика. – Больше некому было, кроме меня. Муж мой тогда был еще жив, но что толку? Отправь я его на опознание – он бы грохнулся в обморок. Так что пришлось самой управляться. Зрелище было еще то! Никогда не забуду. Девяносто восемь процентов тела было обожжено – так они сказали. Плевать мне, что они сказали. На мой взгляд, там были все сто процентов!
Существенная разница, однако.
– Прямо как подгоревший гамбургер. Честное слово! Я опознала Тедди только по кольцам на руке да по тому, что осталось от его обуви. А все остальное – черное, липкое месиво. И мне пришлось на это смотреть!
Свою маленькую речь Вильма произнесла, вложив в нее всю глубину чувств дохлой саламандры. А ведь говорила о своем брате! Осторожно водворив кролика на место, она невозмутимо посмотрела на меня. В жизни ничего ужаснее не слышала! Мне вдруг сделалось неуютно; я пожалела, что вызвала старуху на откровенность.
– Но, как я уже говорила, кто-то ведь должен был его опознать, – продолжала Вильма. – А если не я, то кто же? Ведь не эти бедные детки. И не сказать чтоб это явилось для меня неожиданностью. Видит бог, я это предчувствовала! Это было… как говорят?., неизбежно! О да, меня это не удивило.
– Вас не удивило, что они сгорели? – вскинулась Нэн.
Вильма бросила на нее раздраженный взгляд:
– Не говорите глупостей. Конечно, это известие меня потрясло. Но я предчувствовала, что должно случиться что-то нехорошее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29


А-П

П-Я