Если честно, меня впервые в жизни звали по имени и отчеству, и поэтому захотелось обернуться и посмотреть, к кому же на самом деле обращаются. Не привыкла я к таким церемониям и привыкать не собиралась. Еще успею - какие мои годы! Но мое мнение, равно как и мои планы, похоже, опять-таки никого не интересовали.
- В понедельник, - ответил за меня Владимир Николаевич. - Прямо в понедельник с утра и приступит. А вы, уважаемый, обеспечьте её перевод с прежнего места работы, чтобы не тратить на это лишнего времени. Договорились?
Надо думать! Судя по всему, не только мне хотелось поскорее удрать: кадровику тоже не терпелось избавиться от "дорогих гостей", свалившихся на его отягощенную ответственными мыслями голову. И я его понимала, как никто. Будь наша с ним воля, никогда бы в жизни нам не встречаться, даже случайно на улице.
При всей моей неискушенности кое-что я в жизни все-таки успела повидать: во всяком случае о манере обращения номенклатурных работников с простыми смертными знала не понаслышке. Сиятельные родственники блаженной памяти Белоконя в свое время преподали мне достаточно наглядные уроки высокомерной снисходительности, густо замешанной на презрении "элиты" к "быдлу", хотя сами, по-моему, были интеллигенцией, что называется, "в первом поколении".
И кадровик, занимавший в табели о рангах наверняка не менее - если не более - заметное место, чем мои несостоявшиеся родственники, переигрывал и перебарщивал в своей медоточивости так, что ему не поверил бы не только великий и бессмертный Станиславский, но даже самый последний рабочий сцены.
- Да, - продолжил Владимир Николаевич, - предупредите ответственного секретаря, что Майя Павловна будет освещать от вашей газеты визит Рейгана. Чтобы без накладок и конкуренции. Можно на это рассчитывать?
Кадровик с ужасом замахал руками:
- Какие накладки, какая конкуренция! Если вы считаете нужным...
- Считаю, - отрезал Владимир Николаевич. - И не только я. За сим благодарю за прием и позвольте откланяться.
Вне всякой логики я с неподдельной тоской вспомнила в этот момент кадровичку на моем прежнем - уже прежнем! - месте работы, буквально изводившую наш небольшой коллектив требованиями о всевозможных справках и бумажках, которую мы все дружно ненавидели и боялись. По сравнению с хозяином кабинета она показалась мне милой, доброй тетенькой, с которой вполне можно жить дружно, если не лезть на рожон, конечно.
Но прежняя работа осталась за крутым поворотом, под колесами черной "Волги". Как и прежняя жизнь, судя по всему. И отныне мне предстояло иметь дело совсем с другими людьми и совсем на другом уровне, где мои профессиональные качества вообще, похоже, не имели никакого значения. На мое место вполне можно было устроить любую дрессированную зверюшку - никто и ухом бы не повел.
Интересно, а что со мной будет, если покровительство Владимира Николаевича по какой-либо причине закончится? Высоко забираешься - больнее будет шлепаться, не мною первой подмечено. Если закончится... Почему оно должно закончиться? Почему оно вообще началось?
Я тряхнула головой, чтобы отогнать совершенно некстати пришедшее сомнение. Почему, почему? Потому что кончается на "у", говаривали мы в детстве. Все ещё только начинается, до времени, когда закончится, ещё дожить надо. И Владимир Николаевич обещал...
"Ничего он тебе не обещал, идиотка, - хмыкнул трезвый внутренний голос. - Пошевели извилинами, вспомни. Он сказал, что хочет помочь тебе встать на ноги - не более того. В задачке не сказано, что эта помощь будет продолжаться неопределенно долго. То есть она вообще может закончиться после сегодняшнего мероприятия".
Ненавижу я этот внутренний голос! Вечно он портит мне немногие приятные минуты в жизни. Пусть пока заткнется, я сама разберусь, кого куда девать...
"Вот-вот, разберись, - не унимался противный резонер. - Заодно подумай, почему тебя не просто устраивают в престижную газету, но и ставят при этом условия, что именно ты будешь там делать. Освещать визит американского президента, не угодно ли? Да сотни куда более заслуженных, чем ты, людей босиком побегут в очередь за таким заданием. А тебе его преподносят на пресловутом блюдечке с голубой каемочкой. За прекрасные глаза? Не смеши меня, умоляю!"
- О чем так глубоко задумалась, котенок? - вернул меня к реальности голос Владимира Николаевича. - И почему такой мрачный вид, просто даже труаурный? Кажется, все хорошо.
- Слишком хорошо! - выпалила я. - Так хорошо на самом деле просто не бывает. Со мной, во всяком случае. Вот и думаю, какой гадости теперь ожидать в качестве компенсации. Той самой гадости, без которой не было бы никакой радости.
- Что это ещё за пессимизм? - изумился мой собеседник. - Ты с понедельника будешь работать фотокорреспондентом в солидном издании, ежедневно заниматься интересным делом и, между прочим, получать за это нормальные деньги.
- Нормальные - это как? - заинтересовалась я, отвлекаясь от мрачных предчувствий.
Действительно ведь в солидных изданиях и платят куда лучше, чем в обычных. Интересно, на сколько?
- Не знаю, как насчет этой газеты, - удовлетворил мое любопытство Владимир Николаевич, - но думаю, что не меньше, чем в АПН. Там машинописная страница стоит, кажется, десять рублей, а фотоснимок - ещё дороже. Это не считая зарплаты, разумеется.
Сказать, что для меня это был очередной шок - значит ничего не сказать. Допустим, с арифметикой у меня плохо ещё со школы, равно как и со всеми остальными точными науками, но все-таки не настолько плохо, чтобы не понять - скорбный труд журналистов там, куда я дуриком попала, оценивается раз в десять выше, чем обычно. То есть я, совсем безо всяких усилий с моей стороны, становлюсь как бы миллионершей. Ну, пусть не миллионершей, но богатой женщиной - это уж точно. На рубль в день, судя по всему, существовать мне больше не придется.
- Пообедать не хочешь? - поинтересовался Владимир Николаевич. - А то ты какая-то зеленая. Ты вообще сегодня ела?
- Кофе пила... - неопределенно ответила я, пытаясь вспомнить, было ли это. - Наверное, можно и пообедать.
- Не слышу энтузиазма в голосе! В твоем возрасте...
- Слушай, давай оставим в покое мой возраст, - почти спокойно попросила я. - Эту тему ты уже затрепал, как щенок зубную щетку...
- По-моему, ты начинаешь хамить.
От внезапно сделавшегося ледяным голоса Владимира Николаевича у меня по коже побежали настоящие мурашки. Похоже, я действительно зарвалась, во всяком случае, на данном этапе наших отношений. Забыла, что имею дело не с ровесником и даже не с коллегой.
- Извини, пожалуйста, больше не буду, но мне действительно как-то не по себе. Я боюсь.
- Чего, господи? - несколько смягчился Владимир Николаевич. - Ладно, давай я тебя покормлю, поговорим в процессе. У меня ровно час свободного времени.
"Счастливые часов не наблюдают, - ехидно шепнул внутренний голос. ты-то, голубушка, точно забыла о времени. А это тебе не Белоконь, у которого все время - свободное, если не от дела, то от досуга. Привыкай".
"Оставь меня в покое! - мысленно возмутилась я. - Ты меня достал! Почему нужно все время намекать на какие-то гадости?"
"Потому, что без них не обойтись, и ты сама все понимаешь. Спроси, в чем будут заключаться твои обязанности фотокорреспондента. Слабо спросить? Боишься услышать, что по совместительству придется на работе заниматься ещё чем-нибудь? Помимо второй древнейшей профессии, осваивать ещё и первую?"
Так, это становилось уже интересным. Сколько себя помню, внутренний голос существовал и время от времени давал о себе знать, но в диалог с ним, да ещё в такой развернутый, я, кажется, вступила впервые. Раздвоение личности, классический симптом шизофрении. Тихо сам с собою я веду беседу. Нормально. Следующим номером программы будут, наверное, чертики зеленые или пауки. Что там ещё входит в стандартный набор для психов? Здравствуй, паранойя, я твой тонкий колосок...
Жизнь между тем продолжалась. На сей раз Владимир Николаевич не стал потрясать мое воображение изысканными заведениями, а выбрал обыкновенное кафе, ну - почти обыкновенное - под названием "Арагви" при одноименном ресторане. Я машинально глянула в подсунутое официанткой меню и тут же непроизвольно зажмурилась. Нет, вот к этому я никогда не привыкну. И не стану привыкать, не дождутся. Точно ведь потом отвыкать придется, а это окажется посложнее.
- Ты неподражаема! - усмехнулся Владимир Николаевич. - Смотри не на цифры, а на буквы. Там написано, что можно заказать, остальное тебя волновать не должно. Если, конечно, ты находишься в обществе настоящего мужчины.
Будь я постарше и поопытнее, меня бы позабавило такое подчеркивание половой принадлежности. Или - разозлило бы. Тогда же я все восприняла совершенно спокойно, тем более что мысли мои были очень далеки от подобных проблем.
- Знаешь, меня сейчас волнует совсем другое, а не гастрономические радости, - пожала я плечами. - Пожалуйста, закажи на свой вкус, мне совершенно все равно, что есть. Вот покурю я с удовольствием, а то мне просто плохо станет.
- Плохо тебе станет, если ты не бросишь курить, - проворчал Владимир Николаевич, пододвигая ко мне пепельницу. - Откуда в таком молодом существе столько пороков, ума не приложу.
Опять мы начали съезжать на тему моего возраста! Точно пластинку заело, ей-богу! А сейчас ещё Минздрав предупреждает... Я вовремя прикусила язык, чтобы не нахамить на антиникотиновую тему, а как-то продолжить разговор. Но огрызнуться, конечно, огрызнулась:
- У меня ещё масса достоинств, я не афиширую их из врожденной скромности. Скажи, пожалуйста...
Я замолчала, пытаясь как можно более корректно сформулировать мучивший меня вопрос. Обычно мне это удавалось достаточно легко, но тут имел место как бы мозговой ступор. Хотелось надеяться - временный и потому преходящий.
- Что тебе сказать?
В этот момент очень вовремя вернулась официантка, и я получила столь необходимую мне передышку. Нет, дело было не в ступоре, я элементарно боялась. Боялась человека, сидевшего напротив меня. Почему? На этот вопрос ответа я не находила... пока. Но почему-то чувствовала, что малейший неверный шаг с моей стороны повлечет за собой немедленное возмездие. Хорошо, если только в словесной форме. А что, если после моего вопроса Владимир Николаевич просто пожмет плечами, скажет что-нибудь ласковое, типа "Дура", встанет и уйдет. Насовсем. И ведь я даже не знаю, где его потом искать... если он согласится быть найденным. Даже фамилии его, между прочим, не знаю. Точно, совместно проведенная ночь - ещё не повод для близкого знакомства, не мною первой подмечено.
- Так что я должен тебе сказать? - с некоторым уже раздражением в голосе повторил он свой вопрос. - Имей в виду, с лирикой у меня неважно. И если ты хочешь спросить о моем отношении к тебе... О таких вещах я предпочитаю не говорить, если можно доказать по-другому.
Несмотря на напряженность ситуации, я чуть не прыснула со смеху. Это у него-то плохо с лирикой? У человека, который за один вечер наговорил мне больше ласковых слов, чем я слышала за всю свою предыдущую жизнь? А главное, я не собиралась обсуждать эту тему, потому что заботило и беспокоило меня сейчас совершенно другое, связанное, с лирикой, но косвенно. Хотелось бы верить, что - косвенно и именно с лирикой, а не с отсутствием таковой.
- В чем дело? - ошарашенно спросил Владимир Николаевич. - Что тебя так развеселило?
- Не обращай внимания, у меня бывает, - к месту процитировала я фразу из всенародно любимой комедии "Служебный роман". - Накатывает. Ты же знаешь, мне можно палец показать - и я уже готова.
- Не знаю, не пробовал, - буркнул, но уже значительно мягче, мой собеседник. - Мне казалось, ты девушка серьезная.
"Когда кажется, надо креститься", - вертелось у меня на кончике языка, но сейчас было явно не время пользоваться моими излюбленными и спасительными речевыми штампами.
- Настолько серьезная, - бросилась я головой в омут, - что никак не могу понять, почему на новой работе мне должны сразу дать такое ответственное задание? Потому что я - твоя протеже? Так вроде бы достаточно просто принять в штат - и дело с концом, все довольны. Солдат спит - служба идет. Я не права? Нет?
- Видишь ли, - медленно начал Владимир Николаевич, - я не всегда смогу уделять тебе столько времени и внимания, как в эти дни. Моя работа не позволит. Я, как ты, наверное, догадалась, не куличики леплю и не в бирюльки играю. Более того, не просиживаю штаны в кресле "от и до". У меня не только рабочий день - вся жизнь ненормирована. По той же самой причине я не смогу следить за твоей карьерой, уж извини. Если ты хорошо себя проявишь на ответственном задании, то дальше все пойдет само собой и без моей помощи. Конечно, время от времени я буду спрашивать, как ты там...
- У кого будешь спрашивать? - с интересом осведомилась я, начиная постепенно успокаиваться.
Пока все получало вполне нормальное объяснение, и немного смущало только то, что частые встречи, судя по всему, не входили в планы моего ангела-хранителя. Что ж, этого в принципе следовало ожидать. Иначе картинка получилась бы уж и вовсе идиллической, а такого не может быть просто потому, что не может быть никогда. Да и о роде его занятий было сказано практически все, что можно было сказать.
- У компетентных товарищей, - усмехнулся Владимир Николаевич. - У тебя, конечно, дурочка, не ищи подвоха там, где его нет. Позвоню раз в квартал, кому надо, спрошу, как там Майя Павловна себя проявляет. Сам не смогу - попрошу кого-нибудь проконтролировать ситуацию. А больше ничего и не нужно, умным людям всегда все понятно без слов, а с дураками я принципиально дела не имею.
Ну, правильно, дело он имеет с дурочкой. При всех неладах с арифметикой сложить два и два, чтобы получилось четыре, а не три или пять, я все-таки в состоянии. Помню, что на одном курсе со мной училась девица, родитель которой трудился в организации с загадочным для нас названием "ОВИР", и носил майорские погоны. Всем было известно, кто он такой и где работает на самом деле. Девице же сходило с рук абсолютно все то, за что любого студента выгнали бы не то что из университета - из Москвы-матушки, и значительно дальше сто первого километра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35