Здесь было небольшое количество воды, в которой и лежала рыба. Сначала я решил, что она попала сюда из лап хищной птицы, которая почему-то не успела ее убить и съесть. Но впоследствии я не раз видел, как эти удивительные рыбы выходят из воды и ловко лезуг на пальму по мохнатой коре, цепляясь за нее своими шипами».
Сообщение Дальдорфа наделало много шума, снова вызвало много споров, было перепечатано в научных трудах разных зоологов, но так и не внесло ясности в вопрос.
Со временем европейские зоологи начали посещать новые колонии и изучать их природу. Вот тут-то и восторжествовали те, кто считал, что Геродот в вопросе о сухопутных рыбах не ошибался. Ученые обнаружили рыбку, которую местные жители называли тамоулепаунеиери, что в переводе означало — рыба, карабкающаяся на дерево. Этой рыбке дали научное название Anabas splendes, что означает анабас лазящий (современное название — A. testudineus).
В самом деле эта удивительная рыбка ползала по суше. Но делала она это не просто так, из любви к сухопутному образу жизни, а в связи с острой необходимостью.
Живет анабас в мелких, хорошо прогреваемых водоемах. В особенно засушливые годы такие водоемы высыхают. Для рыбного населения — это трагедия, это страшная массовая смерть. Но не для анабаса.
Анабас выползает из высохшего пруда и по траве, цепляясь за ее стебельки плавниками и жаберными крышками, на которых есть для этого особые шипы, и медленно ползет в поисках воды. Чаще рыбки выползают ночью, под утро, когда трава покрыта росой.
Вода не пахнет, но ветер гонит пары воды, и часто даже человек определяет по этим парам, что скоро будет пруд или река.
«На меня пахнуло свежестью, — думает усталый от жары путник, — значит, где-то близко водоем».
Так ориентируются и анабасы. Если на территории, окружающей высохший водоем, нет близко другого водоема, анабас может и погибнуть. Ведь это не какая-то «сухопутная» рыба, а самая обыкновенная — «водяная». И на сушу анабас выползает потому, что в водоеме уже нет воды и надо ее искать где-то в другом месте. Долго быть без воды он, конечно, не сможет, поэтому, когда на него «пахнет свежестью» с дерева, он, спасаясь от жаркого солнца, несущего смерть, начнет карабкаться на дерево.
Те рыбки, которым удается забраться, находят обычно в дуплах и пазухах листьев маленькие непересыхающие «водоемчики». Эти «водоемчики» так обычны в тропических лесах, что некоторые местные лягушки даже утратили способность метать икру в прудах или реках. Они откладывают ее только в «водоемах» дупла или пазухи листа, и здесь их потомство проходит все стадии развития. В этих-то крохотных лужах анабасы и пережидают засуху.
Но стоит пройти ливню, как с деревьев сыплются анабасы, спеша в родной водоем. Нетрудно понять, откуда у местных жителей раньше существовала легенда о добром боге, посылавшем с неба вкусных рыб.
А мясо у анабаса, действительно, вкусное. Его с удовольствием едят индийцы. Но чем они ловят? Удочкой? Сетью? Вершей? Нет, ловят… лопатой. Да, простой лопатой. Во время засухи не все анабасы уходят из водоема. Часть из них зарывается в ил и там лежит без движения до первых дождей.
Местные жители приходят на такой засохший водоем, подрывают лопатой ил и складывают рыб в корзинку. Анабасы быстро приходят в себя — в иле они лежали оцепенев — и стремятся улизнуть из корзины, поэтому их плотно закрывают крышкой. На рынке этих рыб держат в деревянной лоханке по сотне штук и больше, а иногда в тех же корзинах с мокрой травой.
В чем же дело? Почему анабасы могут находиться вне воды? Значит, они дышат воздухом? Да и не только анабасы, а целая группа родственных рыб. Они распространены в пресных водоемах Юго-Восточной Азии и Африки. К ним относятся макроподы, маленькие, умеющие «ворчать» трихопсисы, нежные любители чистой воды лялиусы, солидные африканские хищники-ктенопомы, гурами, трихогастры и др.
Эту группу называют и по-другому — лабиринтовые рыбы. Почему такое название? Как известно, лабиринт — это запутанное сооружение, из которого очень трудно выбраться. А при чем же тут рыбы?
Но об этом в следующей главе.
Лабиринт с лабиринтом
У французского ученого Пьера Карбонье была удивительная страсть. Он мечтал акклиматизировать во Франции, под Парижем, всех самых замечательных животных, обнаруженных в тропиках. Умом Карбонье понимал, что тропические животные не смогут жить и развиваться в суровом для них климате Франции, но сердцем он никак не хотел с этим согласиться.
Однажды Карбонье узнал, что в Америке водится небольшой сом — Amiurus nebulosus (современное название — Ictalurus nebulosus). У этого сома очень нежное и вкусное мясо, он легко и быстро размножается.
— Прекрасно, — воскликнул Карбонье, — выпишем-ка его в Париж!
Выписал. И выпустил целую партию этих рыб в Сену, чуть выше Парижа. А уже через два года в заводях реки удалось найти маленьких сомиков.
— Ура, — торжествовал Карбонье, — акклиматизация удалась. Поищем-ка теперь еще что-нибудь интересное.
И ученый углубился в книги. Среди других попалась ему в руки книга англичанина Коммерсона, в которой описывались рыбы, встреченные во время путешествия по Юго-Восточной Азии. Коммерсон писал: "У этих рыб очень нежное мясо, — говорил мне туземец. — Мы разводим их в прудах, а потом спускаем воду и ловим рыб.
Я направился к этим прудам. Вода на поверхности одного из них то и дело шла кругами. Я сел на берег и стал наблюдать. Из глубины выплывали широкие лобастые рыбы, таращили на меня глаза и, высунув из воды кончик морды, нюхали воздух".
— Как зовут этих рыб? — спросил Коммерсон туземца.
— Гурами.
«Такое название не подойдет, — подумал англичанин. — Надо, чтобы название отразило что-либо характерное для данной рыбы. Почему они высовываются из воды? Видимо, у них сильно развито обоняние».
И Коммерсон дал рыбке научное название Osphronemus olfax, что в вольном переводе означает — обоняющий (современное название — О. goramy).
Что же так заинтересовало Карбонье в этом рассказе?
Ученый обратил внимание на то, что, по словам Коммерсона, пруд буквально кишел этими крупными рыбами. Значит, они очень продуктивны и их можно выращивать в прудах.
Но этого мало. Карбонье подошел к книжной полке и снял одну из книг многотомной «Естественной истории рыб» Кювье и Валансье. Как оказалось, Кювье и Валансье не видели в живом виде ни анабаса, ни гурами, не наблюдали за их повадками. Оба автора препарировали заспиртованные экземпляры анабаса. За обычными жаберными дужками они обнаружили еще какие-то видоизмененные дуги, состоящие из тончайших пластинок. Ходы и повороты между этими пластинками были настолько запутанными, что Кювье назвал этот орган лабиринтом. Но зачем этот лабиринт анабасу?
— Очевидно, — рассуждал Кювье, — сюда, в этот лабиринтовый аппарат, рыба набирает запас воды, и, когда она перебирается из водоема в водоем, жабры увлажняются, что предотвращает их высыхание.
Как знать, если бы Кювье внимательно отнесся к препарированному им анабасу и задумался над величиной жабр и лабиринта рыбки, может быть, у него и возник бы вопрос: как в таком крохотном лабиринте умещается столько воды, что ее хватает для смачивания больших поверхностей жабр рыбы в течение многих часов?
Но так или иначе, а вопрос с лабиринтом для Кювье был решен. Никто не заинтересовался этим вопросом, пока Карбонье не увлекся идеей акклиматизации гурами во Франции.
— Подумать только, — восхищался экспансивный француз. — Ведь если гурами и анабасы приживутся в прудах, это будет самая лакомая рыба. — И он решил привезти во Францию партию гурами.
В наше время ихтиологи доставляют рыб из страны в страну и даже на другой континент без особых хлопот. Рыб помещают в особые сосуды — канны, сделанные обычно из нержавеющей стали или алюминия. У нас применяют самые совершенные канны — из органического стекла: через него можно следить, как чувствуют себя рыбы. Из особого баллона в канны подается кислород, а иногда просто нагнетается воздух. Вода насыщается кислородом и перемешивается струёй газа. Рыбы при этом чувствуют себя хорошо и доезжают на быстрых современных теплоходах или самолетах почти без потерь.
Но так перевозят рыб теперь. А тогда…
Агенты Карбонье в Индокитае наловили всех заказанных им рыб. Здесь были юркие полосатые рыбки со звонким названием «данио», разноцветные усачи-барбусы и, конечно, гурами. Всех рыбок запустили в большую бочку, которую закрепили на палубе уходящего в Европу парохода. Во время плавания судно часто испытывало качку и, чтобы вода из бочки не выплескивалась, а рыбки не вылетели за борт, на воду сверху положили деревянный круг. В пути рыб не кормили и воздух в бочку не поддували.
Пароходы тогда плыли не спеша, с черепашьей скоростью, через Индийский океан, мимо мыса Доброй Надежды, вдоль западного берега Африки и спустя добрый десяток недель благополучно добирались до Марселя или Гавра. Здесь их встречали ученые-ихтиологи, с волнением заглядывали в давно ожидаемую бочку и… находили почти всех рыб здоровыми!
Невероятно? Очень даже вероятно. Ведь рыбы выносливы и могут выдержать длительное голодание. К тому же в бочку сажали не так уж много рыб — не сотни, как в современную аэрируемую канну, а каких-нибудь два-три десятка. Конечно, не все рыбы доезжали живыми, некоторые не выдерживали такой перевозки, но это были отдельные особи.
И вдруг в бочке, которую получил Карбонье, не оказалось ни одного живого гурами. Ни одного! Другие рыбы добрались благополучно, среди них погибли лишь единицы, а гурами погибли все.
«Это могло случиться по двум причинам, — решил Карбонье. — Либо они не перенесли общества других рыб, либо их побило деревянным кругом. Ну что ж, как ни печально, придется все повторить».
Легко сказать — повторить. Пришлось пережидать осень и зиму и только на следующее лето (ведь не повезешь тропических рыб, когда в Европе холодно) пришел транспорт с гурами.
Дрожащими от волнения руками Карбонье приподнимает край парусины, которой на этот раз была закрыта бочка.
— Боже мой, какая досада!…
Перед глазами плавали погибшие рыбы.
— И еще раз повторим, — упрямо сказал Карбонье. — Берите самых молодых и проворных рыбок. И как можно тщательнее закрывайте бочку.
Прошло еще несколько месяцев. И снова Карбонье в порту с волнением смотрит на бочку. Его наметанный взгляд сразу определяет, что бочка закрыта небрежно — кое-где парусина не лежит на воде, а висит над нею. Но ругаться некогда. Рука срывает парусину.
…Лишь одна рыбка из всей партии была живой. Только одна! Да и та лежит на боку и тяжело дышит.
Бережно доставляет Карбонье драгоценную рыбку домой и пускает ее в самый глубокий аквариум. Она камнем падает на дно и лежит на боку, судорожно двигая жабрами.
«Чего ей не хватает? — мучительно думает Карбонье. — Вода самая чистая, глубина достаточная».
Он неподвижно сидит около аквариума, устремив взор на загадочную капризную гурами.
Почему все рыбы переносят дорогу и только с этими такая беда?
Вдруг он увидел, что рыбка зашевелилась, пытается подняться. Вот она уже устремилась к поверхности, плавники ее энергично работают, но сил не хватает, гурами камнем идет на дно.
«Она тонет, как будто вода — не родная ей стихия, — удивляется Карбонье. — Рыбы свободно регулируют свое положение в воде при помощи плавательного пузыря. Может быть, он парализован у гурами? Но отчего?»
Размышления ученого были прерваны новой попыткой гурами достичь поверхности воды. Рыбка вела себя, как сухопутное тонущее существо. Вот она сделала последний отчаянный рывок, на миг высунулась из воды и…
Карбонье даже привстал от изумления.
— Эврика! — вскричал он. — Значит, гурами регулирует глубину с помощью воздуха, который она заглатывает из атмосферы!
Ученого ждал и еще один сюрприз. Гурами плавала все веселее, но то и дело подплывала к поверхности и глотала воздух.
— Да разве она нюхает? — воскликнул, наконец, Карбонье. — Она ведь дышит атмосферным воздухом! Вот в чем причина гибели рыб в пути, — продолжал он. — Мы закрывали поверхность воды, и рыбы лишались доступа к атмосферному воздуху. Так вот почему они гибли! Гибли? Но ведь у них есть жабры. Чем же они дышат: растворенным в воде кислородом или атмосферным воздухом?
На этот вопрос Карбонье пока ответить не мог. Но зная причину неудач, он организует новые перевозки. В 1873 году прибывает партия гурами — прибывает почти без потерь! В 1878 году в Европу «приезжают» анабасы. А уж потом в аквариумах появляются и другие лабиринтовые рыбки: бойцовые, трихогастры, лялиусы и др.
Теперь уже наблюдениями занимается не один Карбонье. Лабиринтовые интересуют многих ученых и любителей аквариума. Выяснилось, что рыбки и в самом деле не могут жить без доступа к поверхности воды. Стало очевидным, что объяснение Кювье и Валансье относительно роли лабиринтового аппарата как хранилища воды не выдерживает никакой критики. На самом деле этот орган нужен рыбам для заглатывания атмосферного воздуха. Он действует не только в засуху, но и в течение всей жизни рыбки.
Эту особенность лабиринтовых ученые объяснили следующим образом. Рыбки живут в мелких, сильно прогреваемых солнцем водоемах, которые могут высохнуть. Но даже если в этих лужах и останется немного воды, кислорода в ней будет очень и очень мало. Вот тут-то и поможет рыбкам способность «дышать» атмосферным воздухом. Гурами и трихогастры не могут, как анабас, выползти из водоема, на зато им не страшна даже самая тухлая вода: они и в ней доживут до периода дождей.
Вот почему лабиринтовым нужен атмосферный воздух. И если их лишить возможности «дышать» им, они погибнут даже в самой чистой воде. Ученые проделали такой опыт: закрыли для этих рыб доступ к поверхности воды. Анабас погиб уже через 12 минут, гурами и бойцовая рыбка через 10 минут начали проявлять беспокойство, через 20 — забились и упали на бок, а через 35— 40 — тоже погибли. Дольше всех казался спокойным лялиус.
Значит, у всех этих рыб разная потребность в атмосферном воздухе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36