— Он улыбнулся. — Скажу по секрету, порой мне кажется, что служащие впопыхах напутали, и мне достался настоящий автомобиль.Острота хоть давно и приелась, но, как обычно, вызвала у слушателей улыбку.— Ладно, решим еще, по каким щелям разбегаться, если наш Билтонг отдаст концы, — оборвал смех Унтермейер. — Поживем — увидим.— И то верно, — подхватила Шарлота. — Время, вроде, терпит. А пока пошли ко мне. — Она взяла с сиденья «бьюика» стальной ящик и направилась к крыльцу. — Бен, пойдем с нами, — она кивнула в сторону Доуса, — и ты тоже.Хлебнем по глоточку виски. Правда, вкусом оно смахивает на антифриз, и надпись на этикетке не сразу разберешь, зато во всем остальном виски не совсем «пудинг».Она поставила ногу на нижнюю ступеньку, но тут подбежал человек в рабочей спецовке и схватил ее за руку.— Извините, мисс, но туда нельзя.Побледнев от ярости, Шарлота вырвалась.— В этом доме — моя квартира, мои вещи… Я здесь с рождения живу!— Дом того и гляди развалится, — настаивал рабочий, который, в действительности, был не настоящим рабочим, а обычным жителем поселения, добровольно согласившимся охранять ветхое строение. — Видите, какие трещины?— Они здесь не первую неделю. — Шарлота нетерпеливо махнула Ферессону.— Пошли, нечего его слушать!Она проворно взбежала на крыльцо, потянула на себя ручку массивной входной двери из стекла и хрома.Дверь сорвалась с петель и вдребезги разбилась у ее ног. Во все стороны брызнули смертоносные осколки стекла. Пронзительно взвизгнув. Шарлота отступила на шаг. Бетон под ее каблуками смялся, и все крыльцо с жалобным стоном осело грудой бесформенных обломков.Ферессон и рабочий подхватили насмерть перепуганную девушку под руки и почти поволокли к автомобилю. Очертя голову, Унтермейер кинулся в клубящееся облако белой пыли. Минут пять он вслепую шарил среди обломков крыльца, пока не наткнулся на стальную коробку. С драгоценной находкой под мышкой он выбрался на тротуар.Шарлота беззвучно открывала и закрывала рот, ее лицо сводило судорогой.— Мои вещи! — наконец выдавила она.Ферессон нетерпеливо отмахнулся:— Где-нибудь болит? Кости не сломаны?— Я-то не пострадала, а вот все остальное…Шарлота стерла с лица струйку крови и белую пыль. Через щеку у нее тянулся порез, светлые волосы слиплись, розовый свитер разорвался.— Ящик! Вы спасли ящик?!— Целы безделушки, целы, — успокоил ее Доус, так и не отойдя от машины ни на дюйм.Шарлота прижалась к Ферессону, дрожа от испуга и отчаяния.— Посмотри! Посмотри сюда!Она подняла руку, покрытую толстым слоем пыли. Пыль быстро темнела и вскоре стала чернее сажи.Изорванный свитер на девушке съежился, юбка растрескалась и сморщенной шелухой отваливалась от тела.— Быстрее в машину, — приказал Ферессон. — На заднем сиденье — плед… из нашего поселения.Закутавшись в плотную шерстяную ткань. Шарлота забилась в угол салона.Капли алой крови падали с ее щеки на голубые и желтые полосы пледа. Сев за руль, Ферессон раскурил сигарету и вставил ее между трясущимися губами девушки.— Спасибо, — едва слышно поблагодарила она. — Аллен, как нам теперь жить, что делать?Ферессон ласково смахнул потемневшую пыль с волос девушки.— Поедем и покажем ему оригиналы. Вид новых предметов обычно стимулирует их. Бог даст, и ваш оживет.— Он не просто болен, — пришло в голову Шарлоте. — Он умер, Аллен. Верь мне, я точно знаю!— Да брось ты, не так уж он и стар, еще оклемается, — запротестовал было Унтермейер, но все они уже понимали: конец неизбежен.— Он размножается? — спросил Доус.Шарлота опустила глаза.— Если бы он только мог… Я сама осматривала яйца По всему видно, что некоторые разбиты изнутри, но ни один детеныш не выжил… — и она запнулась.Ферессон завел мотор и с силой хлопнул дверцей. Дверца закрылась неплотно. Видимо, металл покоробился и потерял форму.Ерунда, пустяк, незначительный дефект при дублировании, но по спине Ферессона побежал ручеек холодного пота.Даже его сияющий лаком, роскошный «бьюик» оказался «пудингом». Значит, и Билтонг в Питсбургском поселении износился.Раньше или позже то, что случилось в Чикаго, произойдет повсюду. * * * Вокруг парка рядами выстроились автомобили, немые и неподвижные.С трудом найдя место для стоянки, Ферессон заглушил мотор и сунул ключи в карман.— Может, останешься в машине? — обратился он к Шарлоте.— Не волнуйся, я не пропаду. — Она улыбнулась уголками рта.Подбирая одежду для Шарлоты, Ферессон потратил немало времени. Сейчас на ней были мужская спортивная сорочка и широкие брюки из рассыпающегося магазина готового платья. Поначалу Ферессон проехал мимо, но, заметив на тротуаре роющихся в товарах людей, решил: найденная здесь одежда на два-три дня сгодится. И действительно, в дальнем углу он обнаружил кипу мужских рубашек из грубого полотна и дамских брюк. Ткань казалась прочной, и сколько ни вертел Ферессон одежду в руках, дефектов не обнаружил.Что это — свежие копии? Или, хоть это и маловероятно, оригиналы, используемые владельцем магазина для копирования?Это скоро выяснится.Во все еще торгующей обувной лавке Ферессон приобрел пару домашних туфель на низком каблуке. Довершил наряд девушки его собственный пояс.Найденный в магазине рассыпался, когда он застегивал на Шарлоте пряжку.Со стальной коробкой в руках первым из машины вылез Унтермейер и направился в центр парка. За ним последовали остальные. Вскоре они оказались среди угрюмо молчащих людей. Казалось, в парке собралась добрая половина жителей поселения, и у каждого нашлось что-нибудь для копирования: заботливо хранимые веками оригиналы или копии с минимальными несоответствиями. Безумная надежда и страх превратили лица людей в застывшие маски.— Смотрите, вон там, в рощице, — воскликнул слегка отставший Доус, — мертвые яйца.Среди разбросанных кусков скорлупы на краю парка валялись серо-коричневые шары размером с баскетбольный мяч.Унтермейер поддел ногой ближайшее яйцо. Оно с хрустом развалилось, пустое и хрупкое.— Какая-то зверюга высосала, — определил он. — Так-то вот, допрыгались, скоро и занавес опустят. Думаю, сегодня к вечеру собаки доберутся сюда, а он до того опустился, что даже собственные яйца защитить не может.В толпе нарастало возбуждение. Повсюду, куда ни глянь — налитые кровью глаза, перекошенные злобой лица, сжимающие домашнюю утварь руки, побелевшие костяшки пальцев. Люди стояли так уже давно, ожидание тяготило их.— А это еще что такое? — Унтермейер присел у дерева на корточки перед предметом неопределенной формы и провел пальцами по оплавленной металлической поверхности. — Гм. Ну и уродина, то ли телевизор, то ли…— Это — сенокосилка, — угрюмо пояснил стоящий поблизости человек с обрезком водопроводной трубы в руках.— Давно он ее отпечатал?— Четыре дня назад. — Человек с остервенением пнул косилку. — Старая совсем износилась, вот я и выкатил общественный оригинал из склепа и, почитай, целый день проторчал в очереди. И полюбуйтесь, что получил! — Он презрительно сплюнул. — Даже и не поймешь, что это такое! Она гроша ломаного не стоит, так что я бросил ее здесь — не тащить же хлам домой.Его жена запричитала во весь голос:— Как нам теперь быть? Старая на ладан дышит, новая тоже никуда не годится! Что же теперь, прикажете…— Заткнись! — оборвал ее муж. — Подождем еще немного, глядишь, ему и надоест валять дурака. — Его лицо угрожающе исказилось, губы побелели. — А коли нет… — Он поднял над головой кусок трубы.По толпе пронесся невнятный гул. Шарлота, поежившись, продвинулась вперед.— Он, конечно, не виноват, но… — Она горестно покачала головой. — Нам-то от этого не легче! Если бы он только снова начал копировать нормальные вещи…— Да куда ему! — Унтермейер скривился. — Вы только посмотрите на него!— Он остановился, загораживая проход остальным. — Разве этот кусок дерьма способен на что-нибудь?Билтонг умирал. Огромный, толстый, липкий, он распластался посреди парка — глыба древней пожелтевшей протоплазмы. Его псевдоподии ссохлись и замерли на побуревшей траве. Под лучами тусклого солнца из клеток Билтонга испарялась влага, от чего все его тело медленно оседало. От ворочающегося в луже слизи Билтонга исходило мерзкое зловоние разлагающейся органики.Вокруг жужжащим роем вились мухи.— Господи! — вырвалось у Шарлоты. — До чего он безобразен!По центральному хребту Билтонга прокатилась слабая судорога. Плотное ядро нервных тканей запульсировало в агонии, желтая протоплазма вспучилась и опала, по всему телу пошли расширяющиеся круги. Темно-желтые волокна на глазах распадались, превращаясь в известковые гранулы. Старость, разложение и… страдания.Перед умирающим Билтонгом на бетонной платформе кучей лежали оригиналы.Рядом — незавершенные копии: шары не правильной формы из черного пепла, смешанного с влагой тела Билтонга — сырья, из которого он трудолюбиво лепил вещи. Билтонг прервал работу и из последних сил цеплялся за угасающую жизнь.— Бедолага, — пробормотал Ферессон. — Вряд ли он теперь долго протянет.— Он сидит так вот уже шесть часов кряду, — фыркнула Ферессону в самое ухо пожилая дама. — Представляете, сидит себе и в ус не дует! Наверное, надеется, что мы приползем на коленях и будем умалять его!Доус свирепо повернулся к ней.— Разве вы не видите, что он умирает? Ради Бога, оставьте его в покое!Люди вокруг недовольно заворчали, в сторону Доуса повернулись десятки мрачных лиц.— Легче на поворотах, парень, — вполголоса бросил Доусу Унтермейер. — Этим ребятам позарез нужны копии, а кое-кто с утра торчит за жратвой.Время поджимало. Ферессон принял из рук Унтермейера и рывком распахнул стальной ящик. Бережно, один за другим, извлек оригиналы — серебряную зажигалку «Ронсон», бинокулярный микроскоп «Бош энд Ломб» с великолепной оптикой из горного хрусталя, высококачественную фотокассету «Пикерин» и сверкающий хрустальный бокал «Стьюбен».При виде таких сокровищ по толпе пробежал изумленный шепот. Лицо Ферессона озарила мрачная улыбка удовлетворения. В этом поселении не было таких оригиналов, а лишь несовершенные копии с дефектных дубликатов. С драгоценной ношей Ферессон направился к Билтонгу. Дорогу ему преградили разгневанные люди, но разглядев, что у него в руках, расступились.— Отменные у тебя оригинальчики! — завистливо покосился ближайший мужчина. — Может, расскажешь, где стибрил?Ферессон промолчал. Разложив на бетонной платформе оригиналы, он смотрел на умирающего Билтонга.Вначале Билтонг не шевелился, хотя и заметил новые оригиналы. Затем твердые волокна внутри желтой массы завибрировали и слились размытыми пятнами. Вся глыба протоплазмы содрогнулась, и передняя часть Билтонга с хлюпаньем разошлась. Из образовавшегося отверстия толчками потекли зловонные жирные пузыри. Псевдоподия дернулась, вытянулась в скользкой траве и, поколебавшись, коснулась хрустального бокала.Билтонг сгреб кучу черного пепла, пропитал ее жидким выделением из переднего отверстия. Образовалась тусклая сфера — нелепая пародия на бокал. Билтонг отступил, замер, собираясь с силами, и снова попытался скопировать хрустальный бокал. Внезапно все его тело свело судорогой; впевдоподия безвольно упала, затем дернулась в одну, в другую сторону и втянулась внутрь Билтонга.— Не выгорело, — прохрипел Унтермейер. — Слишком поздно.Немеющими пальцами Ферессон засунул оригиналы в стальной ящик.— Да, все кончено, — неохотно признался он. — Ваш Билтонг безнадежно болен, и оригиналами тут уж не поможешь.Потерявшая дар речи Шарлота отошла от платформы. Унтермейер последовал за ней мимо негодующих жителей поселения.— Подождите минуточку, — крикнул им вслед Доус. — У меня тоже есть, что ему предложить.Ферессон устало ждал. Доус снял с плеча холщовую сумку, с минуту покопался и извлек какой-то предмет, завернутый в старую газету. Под газетой оказалась грубая деревянная кружка. Присев на корточки, Доус поставил кружку перед Билтонгом.Шарлота подошла к ним и фыркнула:— Какой в нем прок? — Она вяло ткнула грубый деревянный предмет носком туфли. — Такое барахло ты и сам запросто скопируешь.Ферессон вздрогнул. Доус поймал его взгляд, и секунду они пристально смотрели друг на друга: Доус — едва заметно улыбаясь, Ферессон — сосредоточенно наморщив лоб.— Правильно, — промолвил Доус, — я ее сделал своими руками.Ферессон схватил и недоверчиво оглядел кружку.— Ты сам ее сделал?.. Но из чего? И как? Не понимаю! Каким оригиналом ты пользовался?— Мы рубим деревья. — Доус вытащил из-за пояса и протянул Ферессону тускло блестевшую в лучах солнца железяку. — Это… Осторожней, не порежься!В руках Ферессона оказался нож — такой же грубый, как кружка, кованый, изогнутый, с ручкой из проволоки.— Ты и этот нож сделал? — Ферессон был ошеломлен. — Не верю! С чего ты начал? Ведь тебе потребовались инструменты, а их тоже нужно как-то сделать. Невероятно! — Истерически выкрикнул он. — Это невозможно!Шарлота скорчила презрительную гримасу.— Разве таким ножом что разрежешь? Вот у меня в кухне были ножи так ножи — из лучшей шведской нержавеющей стали. — Она вздохнула. — Сейчас от них осталась всего лишь пригоршня черного пепла, да и тот, поди, уже развеял ветер.В голове Ферессона пронеслись десятки вопросов.— Эта кружка, этот нож… Выходит, ты не один? А одежда, что на тебе…Ткань ты тоже сам соткал?— Пошли. — Доус взял кружку и нож и твердым шагом двинулся прочь. — Чем раньше мы отсюда выберемся, тем лучше.Люди покидали парк. Они сдались и, едва волоча ноги, направились к осыпающимся магазинам в поисках пищи. Заурчали, зафыркали немногочисленные, еще способные двигаться автомобили и неторопливо покатили восвояси.— Они обезумели. Все рушится… — Казалось, Унтермейер не замечал крупные капли пота, катящиеся по его щекам. — Через час-другой здесь ничего не останется. Ни пищи, ни жилья!Унтермейер взглянул на «бьюик», тут же отвел глаза в сторону и взволнованно облизал губы.Мощный пыльный автомобиль привлек внимание не только Унтермейера.Вокруг машины медленно собиралась группа коренастых мужчин.
1 2 3