Потому я и решил продать мое дело клиенту вашего отца, мисс Дру. Еще до похищения Пьетро.
Нэнси уже знала, что отец представляет сейчас интересы торговой компании, которая носит название «Кристалия Гласе», и от их имени ему предстоит совершить сделку. Но дело теперь усложняется, так как похищение лучшего специалиста не может не отразиться на будущей работе фабрики.
Карсон Дру счел необходимым пояснить дочери, что синьор Фальконе обратился в «Кристалия Гласе» с просьбой ссудить ему эти сто тысяч долларов для выкупа до того, как совершится сама продажа.
— Я передал ходатайство моему клиенту, — добавил отец Нэнси, — и мы сейчас ждем ответа.
Нэнси призадумалась и потом спросила:
— А что же все-таки полиция? Я хочу сказать: каково их отношение к вашему решению о выкупе?
— Официально они против того, чтобы я платил, — ответил маркиз. — Но в частной беседе признают, что это, видимо, единственный способ спасти жизнь Пьетро, поскольку у них самих нет ровно никакого ключа к разгадке, никакой информации, и они не могут выследить преступников.
— Можно мне будет побывать на вашей фабрике, поговорить с некоторыми служащими?
— Боже мой, конечно! Там есть один молодой американец, он охотно возьмет на себя роль переводчика.
— Я могу отвезти тебя на Мурано сегодня же, — сказал Карсон Дру дочери, посмотрев на часы. — У сеньора Фальконе сейчас встреча с его банкирами. Они обсудят, как быть на тот случай, если «Кристалия Гласе» откажется помочь деньгами… Вам пора уже отправляться, Франческо.
— Вы правы, — ответил маркиз, поднимаясь со стула. — Я ухожу. Прошу извинить меня… Мой дворецкий, его зовут Доменико, принесет вам чего-нибудь освежающего перед вашим уходом. Прощайте.
С улыбкой он вышел из гостиной. «Так и должен себя вести настоящий аристократ, — подумала Нэнси. — Аристократ в душе. Не показывать вида, что ему плохо, что он в беде, но быть неизменно вежливым и улыбаться… улыбаться…»
— Как прошел твой полет, дорогая? — спросил мистер Дру.
— Прекрасно, папа. Я даже обрела новую подругу.
И Нэнси рассказала отцу о Таре Иган и о печальных обстоятельствах, которые привели ее в этот город. Правда, ни слова не сказала о Джанни Спинелли, но зачем это отцу?
Пока они беседовали, пиратского вида дворецкий принес им кофе, фрукты и сыр.
— Где же остановилась твоя Тара? — спросил отец.
Нэнси ответила на вопрос и в свою очередь поинтересовалась, можно ли будет позвать Тару во дворец маркиза на чашку чая — ей так тоскливо сейчас одной, со своими мыслями.
— Конечно, — сказал отец. — Уверен, маркиз не станет возражать. Он один из самых радушных и гостеприимных хозяев, которых я когда-либо встречал.
После кофе мистер Дру предложил с полчасика отдохнуть перед поездкой на стекольную фабрику, и дворецкий проводил Нэнси в гостевую комнату.
Когда она, отдохнув и приняв ванну, открыла свой чемодан, чтобы достать одежду, то чуть не вскрикнула от удивления: там лежал странный предмет, которого не было и не должно было быть в ее чемодане. Этим предметом была ярко-белая витая раковина!
«Как она могла попасть туда?!» — Нэнси выдохнула эти слова почти вслух.
Но никто ей не ответил.
СТЕКЛЯННЫЙ ЗВЕРИНЕЦ
Нэнси взяла раковину, поднесла ближе к глазам. Она была обеспокоена и заинтригована. Совершенно твердо она помнила: в чемодане у нее не было никакой раковины, когда она открывала его в Риме, проходя таможенный досмотр.
И уж, конечно, она не укладывала ее в свой багаж ни у себя в Ривер-Хайтсе, ни перед вылетом из Нью-Йорка. Но если так — откуда она там взялась?
Самое длительное время, на какое ее вещи оставались без наблюдения, бьшо, когда они с Тарой уходили из пансиона Дандоло, чтобы отыскать Анджелу Спинелли. Неужели кто-то воспользовался их отсутствием и подложил в чемодан раковину?.. Зачем?
Кому понадобилась такая игра? Имеет ли она какое-либо отношение к загадке смерти и исчезновения Рольфа Игана? И если да, то какое?!
Нэнси мало что знала о морских раковинах, хотя некоторые их виды умела распознать. Эта раковина, насколько она могла судить, относилась к так называемым «крыльям ангела», и встречались эти «крылья» на берегах Атлантики, у них в Америке.
Значит, такие же раковины можно найти и на берегу Адриатического моря?..
Минуту! Она о чем-то вспомнила!.. Совсем простое объяснение пришло ей в голову.
Они вместе с Тарой проходили таможню после прибытия в Рим. Их багаж лежал на длинном столе, рядом. Проверка была быстрой и корректной, таможенник попросил открыть оба чемодана. Возможно, раковина принадлежит Таре, а к Нэнси попала случайно, в спешке…
Но времени размышлять над этим сейчас не было. Спрошу у Тары, когда завтра увидимся, решила она и постаралась выкинуть из головы эту странную находку и сосредоточиться на предстоящей поездке на остров Мурано.
Минуту спустя, в свитере и хлопчатобумажной юбке, она поспешила вниз, где отец уже ждал ее в гостиной. К удивлению Нэнси, он был там не один. Напротив него сидела изящная блондинка, судя по всему, довольно высокого роста, и они оживленно беседовали.
У этой женщины были голубые глаза цвета дельфского фаянса, длинные ресницы и волосы, словно моток золотой канители. Она напомнила Нэнси ангела эпохи Возрождения — с одной из картин Боттичелли, которую она как-то видела в музее.
— Вот и моя дочь Нэнси, — с оттенком гордости в голосе объявил мистер Дру. — Познакомься с Катриной ван Хольст, фотожурналисткой из Голландии. Прилетела из Амстердама фотографировать бал-маскарад, который задумал устроить маркиз еще до того, как случилось это несчастье с похищением его служащего. Теперь уж столько сделано, что не отменить… Мы с тобой, Нэнси, тоже, кстати, приглашены.
— Рада познакомиться с вами, Нэнси, — сказала мисс ван Хольст. — Карсон много рассказывал о вас. Хвастался ужасно.
— У папы это есть, — рассмеялась Нэнси. — Но он страшно преувеличивает, поверьте. Все, что он говорит обо мне, нужно делить самое малое на десять…
— Я буду, с вашего разрешения, делить всего на два, — любезно сказала мисс Хольст.
Они побеседовали еще немного, и Нэнси все больше нравилась эта красивая и остроумная женщина.
— Она тоже гостит в доме у маркиза, — говорил мистер Дру позднее своей дочери, когда они уже ехали по каналу в водном такси. — И еще один-два гостя будут у него жить из тех, кто приехал принять участие в бале-маскараде.
— Мисс ван Хольст очень мила, — сказала Нэнси, искоса поглядев на отца. Тот кивнул.
— Да, весьма привлекательная женщина. — И тут же переменил тему. — Нэнси, дорогая, ты не очень обидишься, если я не поеду с тобой на фабрику? Пока ты отдыхала, я получил телеграмму из Нью-Йорка, что вскоре мне будут звонить оттуда и предстоит длинный и важный разговор по телефону.
— Конечно, папа, я могу вполне поехать одна. Только расскажи, как это сделать.
— Я посажу тебя прямо на пароход, отправляющийся туда. Кроме того, я уже позвонил им, тебя будут там встречать.
— Прекрасно. Кого мне высматривать на причале?
— Высматривать будут тебя. Я, как мог, описал твою внешность. А встретит тот молодой американец, о котором говорил маркиз. Он поможет тебе поговорить с кем захочешь из служащих.
— Как его зовут, этого американца?
— Дональд Мэдисон. Вообще-то он работает на компанию «Кристалия Гласе», и они с год назад послали его на Мурано — поучиться мастерству стекольного дела у одного из тамошних специалистов. Он стал главным советчиком в деле покупки фабрики.
Их моторная лодка вышла из канала в реку и поплыла вдоль прямой длинной набережной на северной окраине Венеции. На этой набережной, которая носит название Фондамента Нуове, находился причал, откуда отправлялись пароходы на небольшие острова-«близнецы» — Мурано, Бурано и Торчелло.
— Не выходи на первой остановке на Мурано, — предупредил Нэнси отец. — Там полно зазывал с разных фабрик, они до хрипоты приглашают туристов сойти и посмотреть на их изделия в надежде продать хоть какую-нибудь чашку или тарелку.
— Я не поддамся, — пообещала Нэнси. — До встречи, папа…
Путешествие на пароходике через лагуну заняло не больше двадцати минут. Нэнси, еще не сойдя на берег, обратила внимание на молодого человека, который явно кого-то высматривал. Он был высокий, стройный, с волосами цвета соломы. Что-то в его наружности подсказывало, что он, скорее всего, американец, и Нэнси, наверное, сама подошла бы к нему, если бы он не сподобился сделать это первым.
«Слава Богу, — подумала она, — что это обыкновенный американский парень, а не какой-нибудь красивый экзотический зверь вроде Джанни!»
Этот янки, конечно, не мог бы служить моделью на выставке моды и красоты, но зато каким он казался надежным, домашним — на него можно положиться, — что было сейчас так необходимо Нэнси.
У него было несколько угловатое, длинное лицо с крепкой челюстью, которое никто бы не назвал чересчур привлекательным, и все равно оно было по-своему симпатично. Молодого человека невозможно было представить, например, в вечернем костюме или играющим роль героя-любовника в каком-нибудь развлекательном боевике. Но зато он вполне подходил на роль питчера в бейсболе, и легко можно было вообразить, как он мчится в спортивной форме, поправляя одной рукой шапочку, и затем пускает неотразимый по быстроте и силе удара мяч в сторону противника.
— Мисс Дру?
— Угадали. А вы Дон Мэдисон?
— Точно. — Он коротко пожал ей руку, сразу повернулся и пошел с пристани. — Фабрика недалеко отсюда, — добавил он, не глядя на Нэнси. — Не против, если мы пойдем пешком?
— Нисколько. Обожаю ходить пешком.
По правде сказать, Нэнси была немного огорошена приемом: она не ожидала, конечно, громогласных приветствий, но и не была готова к такой деловитой сухости и лаконичности. Почему он не хочет глядеть в лицо, когда разговаривает? Настолько стеснителен или просто недостаточно вежлив? Мог бы и шагать помедленней…
— Полагаю, мой отец говорил вам, зачем я еду сюда, на этот остров?
— В общих чертах. Что вы хотите посмотреть фабрику и поговорить с кем-нибудь, спросить про Пьетро, которого похитили.
Дональд Мэдисон произнес все это немного небрежно, как бы удивляясь тому, что эта юная девица собирается всерьез разговаривать о таком важном деле и совать свой нос в то, чем положено заниматься полиции, и только ей. Возможно, отец, чтобы не мешать расследованию, почти ничего не сказал о ней этому суровому гиду?
— А вы кто? Какой-нибудь репортер? — спросил Дон, по-прежнему не поворачивая головы.
— Нет, что-то вроде частного детектива, если это вас интересует. Понимаю, мои слова звучат для вас странно, я совсем не выгляжу как детектив, но тем не менее это не первое дело, которое я веду, и, должна признаться, у меня случались и некоторые успехи на этом поприще.
Она почувствовала себя немного неловко от характеристики, какую пришлось дать самой себе, но что поделаешь? Надо ведь как-то представиться — кто может это сейчас сделать за нее?
Дон взглянул на нее более внимательно.
— А… Так вы, может быть, та самая Нэнси Дру? Да?.. В таком случае извините. Я не сразу понял… Не связал.
— Не имеет значения, — холодно ответила Нэнси. — Не беспокойтесь, я постараюсь отнять у вас совсем немного времени.
— Ничего, распорядок дня у нас сейчас все равно выбился из положенной колеи после этого несчастья с Пьетро.
Мурано тоже оказался весь изрезан каналами, один из которых, самый большой, считался главной улицей. Но Дон повел Нэнси боковыми переулками и просто задворками и вывел на широкий двор, где стояло длинное и низкое кирпичное здание. Его вход венчался тоже каменным изображением сокола, вывеска сообщала, что это «Vetreria del Falkone» — «Фабрика стекла Фальконе».
Когда Нэнси и Дон вошли внутрь, на них воззрился из своей будки лысоватый мужчина в жилете и рубахе с засученными рукавами.
Дон Мэдисон представил его как синьора Рубини, управляющего фабрикой. Тот что-то сказал, но с таким местным акцентом, что Нэнси не поняла ни единого слова, ни одного междометия.
— Он не играет здесь почти никакой роли, — негромко произнес Дон, когда они пошли дальше. — Так, лакейские обязанности. Главную скрипку здесь играл Пьетро…
В производственном цеху, куда они зашли, сверкало пламя в топках, воздух был насыщен запахом дыма и морского песка. Нэнси с большим интересом наблюдала, как несколько рослых рабочих-стеклодувов в кожаных передниках погружают длинные полые прутья в расплавленное стекло, крутят и выворачивают их там, рождая море пузырьков в этой сиропообразной массе. Затем, медленно и терпеливо, начинают выдувать из пузырьков большие по размеру полупрозрачные шары, надувая при этом щеки так, как джазовые трубачи или цирковые клоуны. То, что получается в результате их усилий, отрывается потом от полого прута-трубки, раскладывается на мраморных столах, режется или раскатывается и после ряда различных операций превращается в конечный продукт — бокал, вазу, бутылку или статуэтку.
Дон показал Нэнси, как потом на эти предметы наносится рисунок или узор с внешней стороны или посредством вкрапления цветных, а также молочно-белых нитей в нутро материала.
— Часто посетители могут видеть, как это делается? — спросила Нэнси у Дона. Он ответил:
— То, что мы сейчас наблюдаем, общепринятая заурядная техника в стеклодувном деле. Главные секреты относятся к температурному режиму в печах, а также к химической формуле стекла.
Дальше он рассказал, что мореплаватели-венецианцы научились искусству делать стекло от сирийцев и других жителей восточного Средиземноморья. Постепенно венецианские изделия из стекла стали лучшими в западном мире и особого совершенства достигли в шестнадцатом веке благодаря кристально чистому, невиданной красоты стеклу. Но их секреты, несмотря на все усилия венецианской тайной полиции, все же время от времени проникали в другие страны Европы.
— Вы хотите сказать, — заметила Нэнси, — что и в стекольном деле действуют методы «плаща и шпаги»? Как в книжках о Джеймсе Бонде или в работе ЦРУ, когда они вынуждены защищать секреты атомные или в области микроэлектроники?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16