Курчавый лишай мхом покрыл сиденья. Тут и там бегали крысы, ища укрытия в трещинах. Чуть дальше с краев платформы свешивались удочки. Концы их были прижаты камнями; в тусклую воду свешивались грубо сделанные крючки с кусочками мяса. Лиз вздрогнула, поняв, что на вид пустынная станция обжита. Встревожившись, она настороженно посмотрела в сторону пролета с указателем «Выход/Пересадка». Если уж кто-нибудь и прятался, то именно в этом облицованном проходе. Она замешкалась. Из-за головокружения ноги плохо держали ее. Напади на нее кто-либо, и она не сможет защищаться. И все же, несмотря ни на что, Лиз двинулась вперед. Стены пролета были разрисованы наивными рисунками, сделанными неумелой рукой. Первые напоминали о катастрофе, последующие отражали повседневную жизнь уцелевших. Схематические сценки, напоминавшие детские рисунки, затрудняли их толкование.
Во многих местах струйки воды размыли фрески, удалив краски, сделанные из глины и естественных красителей. Лиз казалось, что она осматривает доисторическую пещеру. По обе стороны прохода лежали человеческие скелеты. Высокий процент влажности облегчил разложение трупов; между их буро-желтоватыми костями устроили норки крысы.
Этот некрополь потряс Лиз. Обследуя ответвления метро, она впервые увидела «нормальные» трупы. До этого ей всегда встречались кожаные мумии, и никогда — поврежденные останки. Может, газ не проник в этот карман? Но по крайней мере его очень незначительная концентрация не оказала стабилизирующего эффекта на организм еще живых людей.
Лиз замерла, встревоженная эхом отголоска далекой пульсации под ее подошвами. Сначала она подумала, что это ее собственное сердце борется с избыточным количеством углекислого газа, и биения его отдаются в ушах… но это было нечто другое. Источник вибрации — какие-то строительные работы. Ритмичный барабанный стук, затерявшийся в лабиринте туннелей. Это походило также на ритмичное постукивание работающего компрессора. Лиз приложила пальцы к облицовке. Фаянсовые плитки тихо дрожали. Насос! Затерянный в водах насос продолжал работать… Лиз вдруг озарило. Да! Насос или рециркулятор воздуха! В свое время такие насосы установили на самых отдаленных от поверхности линиях! Они обеспечивали вентиляцию станций, углубленных на тридцать — сорок метров под городом. Действуя по принципу зеленых растений, они отсасывали углекислый газ и синтезировали кислород. Так вот почему те, кто остался в метро, выжили в разбросанных воздушных карманах, никогда не дыша нормальным воздухом! Где-то в глубине туннелей компрессор обновлял запас кислорода, пропуская по еще нетронутым каналам миллионы литров чистого воздуха.
Лиз нахмурилась. Нет, слишком уж это поспешный вывод. Нужно еще принять во внимание износ рециклирующих зарядов! Механизм, насыщенный углекислым газом, остался без присмотра и сейчас, возможно, способен лишь восстанавливать обедненную смесь газа! Спасая уцелевших от удушья, компрессор не обеспечивал их чистым атмосферным воздухом, а только создавал климат, пригодный для простейшего физиологического обмена.
Лиз пришлось бы раздуть легкие, чтобы убедиться в этом! Она прислонилась к стене. Это возбуждающее открытие лишило ее равновесия. Она спросила себя, не пострадали ли ее виски от взрыва. Чтобы проверить это, Лиз осторожно засунула палец в ушной канал. Вынув его, увидела, что он слегка испачкан кровью. Никаких серьезных повреждений. Обычная компрессия, ее последствия пройдут через несколько дней.
…Где же находится рециркулятор? На какой-то большой станции, Лиз была уверена. Станция «Кайзер Ульрих III» вполне подходила для этого. Лиз постаралась представить себе этот агрегат. Без сомнения, это огромный вентилятор с паутинообразными разветвлениями, питаемый атомной батареей. У нее опять закружилась голова. Мысли обжигали мозг, она чувствовала, как они суетятся, подобно красным муравьям. Нелепая галлюцинация овладела ею: голая женщина с раздвинутыми ногами, вдетыми в хомутики операционного стола, рожала младенца-водолазика. Врач скальпелем перерезал пуповину, выходящую из окровавленного чрева матери. Он сказал: «Сожалею, мадам, ребенок не дышит. Взгляните, его иллюминатор не запотел».
…В бутике крупного торговца животные со снобистскими улыбками примеряли на себя одежду из человеческой кожи…
Лиз упала на колени, разбросав хрупкие кости скелета. Пища от страха, крысы бросились врассыпную. Девушка пронзительно вскрикнула, поднесла руку ко лбу. Горячая пульсация, кажется, билась над ее бровями. Она задрожала. Ногти на ее пальцах приобрели фиолетовый оттенок. Смутно подумалось: «Синюха…» Потом натиск образов замедлился, и в глубине пролета Лиз увидела старика, пристально смотрящего на нее. Это уже не была галлюцинация. Старик передвигался на четвереньках. Был он наг, и кожа его, посиневшая от недостатка кислорода, придавала ему вид инопланетянина из мультфильма. Седые грязные волосы гривой спадали на его шею и лицо. Лиз видела, как он приближается, и не сделала ни малейшей попытки защититься. Приблизившись к девушке, он поучительно поднял палец и, дыша ей гнилью в лицо, тенором адвоката заговорил:
— Бум-бум! Слушай сердце Бога, бьющееся внутри земли. Бум-бум! Диастола-систола суть раздатчики жизни! Бум-бум! Слушай, самка, барабан в его голове!
Он выбросил вперед руку, но ногти его скользнули по резиновому комбинезону Лиз. Девушка упала на спину и, пятясь, на локтях поползла назад. Она заметила, что у старика впалая грудь, а ребра осели, будто грудная клетка атрофировалась после долгих лет тюремного заключения; его легкие опали.
Вот так, ползком, Лиз вылезла на платформу и села подле Ната, надеясь, что свихнувшийся старик не последует за ней и не станет восхвалять достоинства помпы. Это, наверное, единственный выживший из всего племени пленников станции. Клетки его мозга, плохо омываемые слишком бедной кислородом кровью, перестали обновляться. Скоро наступит умственный упадок.
Предположив это, Лиз пожала плечами; ее раздражала собственная глупость. Это же официальная версия! Сказка для людей… но разве не было чего-то другого? Небольшого количества боевого газа, случайно проникшего в туннель, к примеру? Испарение, которое разъело мозг старика за долю секунды, приговорив его к дегенерации на всю оставшуюся жизнь? Да, возможно. Но Лиз слишком устала, чтобы думать об этом. Она легла, провела рукой по груди Ната. Тот все еще дышал. Лиз испугалась, что ее сморит сон. Тогда опять накатит новая волна образов. Так не годится. «Бум-бум!» — кричал старик из глубины коридора. «Бум-бум!»
Лиз подползла к краю платформы, взяла большие ножницы из ящика для инструментов. Ей почудилось, что на одном из сидений платформы сидела Гудрун в кожаной одежде медового цвета. Она звала: «Лиззи, милая, скоро ты станешь чудесной надувной куклой! Не узнаешь меня? Здорово я тебя разыграла… Я — Наша. Ты сомневалась в этом? Это Гудрун умерла в метро. После катастрофы я решила стать ею, чтобы ты оставила меня в покое. Это был единственный способ избавиться от тебя. Я — Наша, Наша, Наша… И теперь, поскольку ты скоро умрешь, я могу тебе это сказать, я больше ничем не рискую».
Лиз швырнула в нее ножницы, но призрак исчез в стене.
— Это неправда! — завопила Лиз. — Ты не Наша! Ты Гудрун, Гудрун…
Поняв наконец, что она одна, Лиз упала, уткнувшись носом в грибы.
Много позже она осознала, что ее привязывают к подводным носилкам, снабженным подъемным бакеном, и крепят на затылке редукционный клапан с наконечником.
— Дэвид? — спросила она. — Дэвид, это ты? Вели старику уйти.
Но никто не ответил ей.
Лиз впала в забытье, и ей приснилось, что она стала мумией, заключенной в саркофаг, а ее гроб многие века дрейфовал под тоннами воды. Иногда она приоткрывала один глаз и видела себя такой, какой была в реальности, — привязанной к носилкам из полых труб, влекомых буями, которые тащил невидимый пловец вдоль нескончаемых туннелей.
Подъему, казалось, не будет конца. И все же, по мере удаления от отравленной станции, сознание Лиз просветлялось. Она догадалась, что Конноли спустил в воду спасительные наргиле. Дэвид же воспользовался этими мобильными средствами, чтобы Нат и она выдержали бесконечные подводные остановки. Лиз закрыла глаза. Ей было холодно, ужасно холодно.
«Мне бы еще пуховик», — мелькнула мысль, и она опять потеряла сознание.
Лиз пришла в себя ночью, лежа затылком на жесткой подушке в медпункте. Конноли скручивал сигарету, сидя в ногах железной кровати. Силуэт Дэвида вырисовывался на фоне серого прямоугольника окна. Лиз пошевелила руками. Плечам было холодно, как в тот вечер, когда она попала под дождь и когда… Она сообразила, что лежит раздетая под двумя шершавыми одеялами. Конноли уже прикуривал свою самокрутку. Бумага, смоченная слюной, никак не хотела разгораться.
— Она очнулась, — сказал Дэвид.
Лиз облизнула губы. Во рту все склеилось, словно во сне ее поили клеем. Мысль о том, что она лежит голая перед двумя мужчинами, ей не понравилась. Лиз так и не привыкла к спокойному бесстыдству товарищей по гимнастической школе. Кто раздел ее? Наверняка Дэвид. Вообразив их комментарии, она показалась себе смешной. Какие непристойные мысли! Может, пребывание в гнилом воздухе повлияло на ее мозг?
— Скажи же что-нибудь! — нетерпеливо попросил Дэвид.
— Привет, — пробормотала Лиз. — Значит, достали всех?
— Тебе еще повезло! — бросил Конноли. — Не очень пострадала. Тебя здорово провентилировали внизу, к тому же у тебя был шок от взрыва, страх. И начиналось отравление углекислым газом. Ты получила приличную дозу кислорода наверху, а я сделал тебе внутривенное вливание адреналина. Если бы не это…
— А Нат?
— Переведен в военный госпиталь, — процедил Дэвид. — Доктор предполагает, что у него перелом основания черепа и позвоночника. Ему предстоит операция.
В голосе Дэвида слышалась глухая злоба. Лиз поняла: он сердится на нее за то, что она уцелела, а его друг борется со смертью под ярким светом операционных ламп. А что она могла сделать? Почему умирает не она, а Нат? Потому что она слишком любопытна?
— Ну, мы оставляем тебя, — сказал Конноли. — Отдыхай. Предупредить кого-нибудь?
Лиз покачала головой. Нет, не нужно.
Они молча покинули медсанчасть, но в коридоре низкими голосами продолжили бурный разговор, смысл которого Лиз не уловила. Ей показалось, что они говорили о ней. Она пожала плечами. Везде подозревать заговоры — признак паранойи.
Она размяла затылком жесткую больничную подушку, раздвинула ноги, но слишком накрахмаленная простыня не давала ощущения неги, предвестницы сна.
«Отравление углекислым газом», как сказал Конноли. И это все? Как новичок, Лиз уже раза два отравилась, однако в тех случаях не испытывала подобных приступов галлюцинаций. Нет, здесь что-то другое. Дэвид это тоже почувствовал? Впрочем, он провел меньше времени в отравленной атмосфере станции. Закрыв глаза, Лиз тотчас вновь открыла их. Не стоит никому доверять. До Лиз дошло, что ее покинуло чувство безопасности. В ее измученном мозгу медсанчасть была лишь продолжением метро. Ответвлением западни…
Она отдала бы все, лишь бы Гудрун была тут, у ее изголовья.
Долго Лиз лежала неподвижно, уставившись в серый прямоугольник окна. Когда стемнело, она поспешно включила лампу.
ОСТРАЯ ЗУБНАЯ БОЛЬ
Автодорога, проходящая над домом, несла на своей горбатой спине тысячи спешащих машин. Лиз закрыла все окна, но непрерывный гул проникал через двойные рамы, заполнял комнаты, спускался по стенам, полз по паркету. Вездесущее, но неуловимое животное.
Девушка праздно слонялась по коридорам в своем единственном халате. С самого утра она пять раз заходила на кухню и варила себе кофе. Лиз читала, шесть раз прослушала любимую песенку в исполнении Нкуле Бассаи, записанную им в Кингстоне. Потом смотрела в окно, надеясь, что худая фигура Гудрун внезапно появится на пустыре.
Накануне Лиз сходила в местную администрацию и узнала, что на неделю отстранена от работы по причине болезни. Врач что-то невнятно сказал о прожилках на кожном покрове, но она не слушала его. Недовольный реакцией Лиз, он прописал ей впечатляющий список лекарств, но она, разумеется, забыла купить их. После консультации Лиз побежала в военный госпиталь, однако ее выпроводили, сообщив, что водолаз нуждается в «интенсивном уходе» и еще не пришел в сознание. Не найдя аргументов, чтобы уговорить санитарку, сидевшую за приемной стойкой, Лиз в мрачном настроении пошла домой. С тех пор она только ждала, стараясь больше не думать о «несчастном случае». Когда Лиз заговорила с Конноли о рапорте, тот возразил, что спешить не стоит, поскольку всегда найдется время для разных бумаженций. Хотел ли он сам спустить все на тормозах? Получил ли приказ? И от кого?
Лиз пожала плечами. Тайны метро становились слишком сложными, ей необходима официальная поддержка, видимость покровительства. Гудрун была права: под водой ее легко уничтожить…
Стараясь отделаться от всех мыслей, она уперлась лбом в окно. Палевое солнце, проходя через стекло, усеянное пузырьками, согревало ее лицо, шею. Это было приятно. Лиз развязала поясок халата, скинула одежду и подставила обнаженное тело свету. Из-за моста и его гигантской тени солнце лишь изредка на короткое время проникало в комнату.
А тут, как на грех, заболели зубы. Острая боль пронзала нижнюю челюсть там, где были запломбированы коренные зубы. Сначала Лиз не придавала этому значения, к этой неприятности она уже привыкла. Сжатый воздух, вдыхаемый на глубине, проникал в маленькие щелочки пломб, потом увеличивался в объеме согласно законам физики. Боль проходила через несколько часов.
Но едва Лиз увлеклась пейзажем, будто раскаленный бурав вошел ей в челюсть, заставив дрожать от боли. Она сдержала крик, отшатнулась от окна и обхватила нижнюю часть лица ладонями. В эту секунду Лиз почувствовала, что словно крохотная граната взорвалась внутри рта, вонзив в язык и нёбо острые осколки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26