Я прикинул, что до утреннего «кукареку» ещё часа два, и решил выйти на верхнюю палубу — подышать морским воздухом.
Мраморное море

Какой, доложу я вам, вид открывается с верхней палубы! С трех сторон плескалось море ярко-красного цвета, а впереди виднелась полоска синей земли.
На ярко-красных волнах мерцали голубые мраморные прожилки. Не потому ли море это называется Мраморным? Вчера дядя Серёжа что-то рассказывал про него. Дай Бог памяти… Ага!
Омывает это море берега Турции, выплыть из него в Европу можно только через пролив Босфор.
Это море меньше, чем Чёрное, площадь его двенадцать тысяч квадратных километров, а самая большая глубина — тысяча триста метров. В нем находятся Мраморные и Принцевы острова. Это очень важное море. Я уже говорил — оно соединяет Европу и Азию.
Словно понимая всю важность этого моря, над нашим теплоходом появились чайки. Я проследил за полётом одной из них. И мой взор остановился на быстро приближавшейся к нам точке. Точка эта выросла и превратилась в крошечный пароходик, который быстро-быстро причалил к нашему гиганту.
Пароходик был греческий с обилием букв E и Y в названии, с него соскочил человек в чёрной бороде и немедленно поднялся на капитанский мостик.
«Лоцман на борту», — прозвучало в репродукторе, и я понял: для того, чтобы нашему теплоходу пройти через пролив Дарданеллы, ему необходим проводник.
Наш теплоход двинулся, заработали его машины.
Я ещё побыл немного на палубе, посмотрел, как мы красиво идём по проливу, и, сладко зевнув, побежал к своим.
В Греции есть все
После третьего «кукареку» мы все наконец проснулись.
Теплоход наш стоял возле пристани в Пирее. Так называется этот огромный Афинский порт.
Едва после завтрака мы сошли с трапа, чтобы побродить по этой земле древних Богов, как дядя Серёжа снова затеял свою очередную лекцию. Это было, надо отдать ему справедливость, интересно.
— Афины, — говорил он, — столица Греции, и находится она на полуострове Аттика…
В этом городе живёт около миллиона жителей, и ходить по нему оттого уже страшно, что он слишком древний для восприятия. Он видел все, и даже таких собачек, как я.
Если я вам скажу, что в этом городе сосредоточены все виды промышленности, лучшие университеты мира, музеи и театры, — это будет тривиально и банально.
Это — Акрополь с Парфеноном.
И когда на нашей планете ещё не было ничего построено — ни Кремля, ни Эйфелевой башни, ни памятников Петру Великому в Санкт-Петербурге и Франциску Ассизскому, ни даже Автова и Черемушек, — здесь уже высились храмы Зевса и Нике.
Вдумайтесь! Тринадцатый век до нашей эры, а Афины уже были государством.
Мимо вот так, запросто, плавал Одиссей.
Я посмотрел по судовой карте: он плавал отсюда в Италию (тогда она была неведомой землёй), встречал Полифема, одноглазого циклопа.
Я спросил синьору Грацию, есть ли циклопы в Италии.
Она ответила, что Одиссей, вероятно, убил последнего.
Но я думаю, что не Одиссей извёл циклопов. Их извели американцы, понастроившие свои военные базы как раз там, где жили эти милые мифологические создания. …А вы знаете, что маслин на свете существует около трехсот сортов? Я ими объелся. Они мне казались мясными, как сосиски.
Я даже не мог себе представить, что на свете бывают города такие красивые, как этот греческий порт.
Мы стояли в нём, подняв сине-бело-полосатый с крестом флаг.
А потом я просто вне себя принялся носиться по набережной, пока Витя делал вид, что ему за меня стыдно и он бы на моем месте так не носился.
Наконец, он позвал меня, и мы все вместе, с дядей Серёжей, Троллем и Наташей, отправились осматривать город.
Собственно, город начинался прямо с порта. Можно было его осматривать из окна автобуса или взять такси, а можно было проехаться на фаэтоне — это такая лошадь с фургоном, — но мы предпочли прогулку.
Да и валюту надо было приберечь на что-то другое. А впрочем, на что ещё нужны эти деньги, как не на то, чтобы видеть что-то новое в этом мире…
На улице пахло грецкими орехами, мылом, духами, морем, маслом и сливами.
— А ты знаешь, псуленька, — спросил Витя, — что в этом городе жил Архимед?
«По-моему, он всё-таки жил в Сиракузах, — решил я про себя, памятуя разговор с Козеттой, — а здесь жил Аристотель». Но не стал спорить.
Я просто вилял хвостом, и мы отправились в древнюю часть города, как настоящие иностранцы, обвешанные фотоаппаратами, радостные и полные впечатлений.
Одно омрачало мою радость. Козетту опять не пустили с нами на прогулку.
Ну ничего, сегодня после прогулки и завтра мы целый день будем плыть, а я намереваюсь бродить по палубе и вдоволь наговорюсь с Козеттой.
Праздник Нептуна
Я бы не назвал Эгейское море самостоятельным, это часть Средиземного между Балканским полуостровом, Малой Азией и островом Крит, но дядя Серёжа педант, как все географы, и он утверждает, что это самостоятельное море.
Если так, то даже лучше: я посмотрю в этом путешествии не пять, а шесть морей…
Площадь его сто девяносто одна тысяча километров и два с половиной километра самая большая глубина. Туда уже не донырнет даже продолговатый Тролль.
Мой милый хозяин Витя взял меня за задние ноги и потащил купаться в бассейне и загорать на палубе.
В бассейне я купаться на этот раз не стал, зато понежился на солнышке вволю. Ещё бы: рядом со мной пригрелась Козетта, и нам было, по-моему, очень хорошо вместе.
Карола ушла в дискотеку и оставила Козетту на попечении Вити, так что Витя наблюдал теперь за нами двоими. Но уверяю вас, зря: нам совершенно не хотелось безобразничать, а так хорошо было лежать и мечтать под теперь уже почти экваториальным солнцем.
— Пиратка, — спросил меня дядя Серёжа, — а ты не боишься так близко общаться с иностранной дамой?
Я завилял хвостом.
Мне даже в голову не пришло, что Козетта иностранка. Мне очень бы хотелось, чтобы нашему Вите её вдруг подарили, и тогда мы жили бы все вместе. …Только в России ей. как и многим собакам, придётся ходить на поводке…
Так мы валялись, смотрели на волны, которые бьются о борт нашего теплохода, и улыбались друг другу.
И вдруг… Уверяю вас, это «вдруг» далеко не последнее в нашем путешествии. Так вот, «и вдруг» прямо на купающихся и загорающих из моря, через борт, протянув свои невероятные щупальца, стало вылезать страшное чудовище.
Одно мгновение мне дала судьба, чтобы спасти Козетту и всех пассажиров.
Я заслонил собой итальянскую йоркширтерьершу, ощерился и смело выступил вперёд. Пусть он проглотит, этот осьминог, лучше меня.
Черт! В нас, собаках, вдруг проявляется удивительное самопожертвование!
Но осьминог глотать меня не стал, более того, заговорил человеческим голосом боцмана Коли:
— Пиратик, здравствуй, — и протянул мне сразу три своих щупальца.
Я их обнюхал и обнаружил, что они сделаны из резины.
А осьминог выпрямился во весь человеческий рост и обратился к пассажирам сперва по-русски, а потом, насколько я могу судить, по-английски, по-французски и по-итальянски. Греческого и испанского, как я понимаю, осьминог не знал.
Он сообщил, что сегодня в семь часов вечера в ресторанном зале будет проходить капитанский ужин и что все туда приглашаются.
Я восторженно залаял, а Козетта меня поддержала.
А осьминог стал придумывать забавные игры, викторины и так развлекал нас до самого обеда.
На всякий случай я не отходил от Козетты — был хороший повод — и был кавалером до конца.
Витя выиграл все призы, а дядя Серёжа сел играть в шахматы с каким-то толстым греком. Я ещё подумал, а не он ли в своё время «ехал через реку»…
Подошедший ко мне Тролль спросил то же самое.
Я понюхал пластмассовые фигурки, несколько «нюхов» уделил даже чёрной королеве. После чего незаметно, чтобы никто не видел, пожал своими собачьими плечами.
Мисс Круиз
День развлечений прошёл весело, и никто не захотел идти на полдник есть консервированное киви. Все снова пошли на палубу, и вдруг я увидел волны. Но не в море, а в бассейне, и почти тотчас же раздался голос из репродуктора, что пребывать на палубе больше не рекомендуется и что все приглашаются в красный зал на просмотр какого-то очень смешного фильма.
Но палуба не опустела, потому что всем нам хотелось ещё побыть на свежем воздухе.
Тогда на палубу поднялся сам капитан в белом кителе, расшитом золотом, и теперь уже настойчиво предложил всем идти смотреть фильм.
Я было подбежал к нему, чтобы спросить, почему, но вдруг поскользнулся, и меня понесло к борту, и я бы, наверное, упал в море, проскочив сквозь штакетник (не знаю, как это называется по-морскому), огораживающий палубу, если бы меня не подхватил какой-то матрос.
— Первая ласточка, — сказал капитан, показывая на облако.
Все посмотрели туда. Но ласточки я там никакой не увидел. Увидел чёрную тучу.
— Шторм, — коротко сказал капитан.
Это было и удивительно и интересно одновременно.
И вскоре шторм налетел и даже самые смелые ушли с палубы.
Но наш теплоход был таким большим и таким основательным, что я шторма почти не чувствовал, особенно когда не сидел на одном месте.
Но фильм, который для отвода глаз рекомендовал нам капитан, смотреть было невозможно: из-за качки экран все время сносило в сторону. А в общем-то и фильм был скучный, там все время дрались, но кое-кто в зале смеялся. Синьора Грация мужественно досмотрела фильм до конца.
Наконец фильм закончился, и державшийся довольно неловко из-за качки на сцене иностранный массовик-затейник предложил в оставшееся до капитанского ужина время выбрать Мисс Круиз, то есть самую красивую женщину на теплоходе.
Я оглушительно залаял, что вызвало одобрение и смех всех присутствующих, и — о счастье! — после этого на сцену потребовали Козетту.
Я был на верху блаженства и ходил на задних лапах и хвосте перед сценой. а она, смущённая и очаровательная, раскланивалась перед зрителями, а потом выбрали настоящую даму — хозяйку Козетты Каролу. И было за что. Она удивительна.
Карола получила в подарок торт с именем нашего теплохода, а Козетта — кусочек того же торта на маленьком блюдечке.
Тролль аплодировал хвостом по палубе.
А тут как раз по радио возвестили о капитанском ужине. И вдруг нам всем показалось, что мы плывём не по воде, а по чернилам. Оказалось, что мы уже пересекли Эгейское море и плывём по другому.
Дядя Серёжа сказал, что Эгейское море — это Ионическое и что оно — центральная часть Средиземного между Балканским и Аппенинским полуостровами и островами Крит и Сицилия. Оно глубокое, больше пяти километров, и если бы я даже и захотел донырнуть до глубины, то нипочём не достал бы дна.
А хотелось бы, ведь в нём водятся красный тунец, камбала, которая живёт на само дне, и кефаль. Площадь такого моря сто шестьдесят тысяч квадратных километров.
На нижней палубе бесновались брызги. Я поймал несколько, попробовал — это море очень солёное, самое солёное из всех, по которым я только плавал.
Капитанский ужин
Сейчас я даже не понимаю, почему этот ужин назывался капитанским. Может быть, потому, что капитан все время мешал нам есть, рассказывая про корабль, кто его делал, когда и за сколько, и просил обратить наше внимание на невидимые в темноте — на море внезапно опустилась ночь — берега. Или, может быть, потому, что ужин был весь из рыбы и морских животных.
Как бы то ни было, ни я, ни Козетта, ни Тролль не были удовлетворены, но — о чудо! — шеф-повар приготовил нам специальный лангет.
Это другое дело!
А потом мы с Козеттой забрались в голубой бар и тихо провели в нём вечер, разговаривая о том, какая в дальнейшем предстоит поездка, потому что нам обоим вспомнилось, что и я, и Козетта будем участвовать сперва в отборочном туре собак в Сенигаллии, а потом поедем в Венецию на собачий Марш любви, но если, конечно, из этого что-то получится, то есть если пройдём первый тур.
Мне ужасно хотелось, чтобы Козетта и там получила первый приз. …Естественное желание влюблённого пса.
О том, что нас будет встречать Три Лепестка Чёрной Розы со своей собакой Эвелиной, я, как истинный мужчина, промолчал. Да, собственно говоря, я ведь не особенно их и вспоминал, что очень стыдно, ведь именно благодаря приглашению Трех Лепестков Чёрной Розы я и Витя путешествовали на этом замечательном теплоходе.
Буду с вами откровенен, я, как бы это поделикатнее сказать, заметил, что и Козетта ко мне неравнодушна.
Моё собачье сердце при виде её билось неровно…
Но, несмотря на эту неровность сердцебиения, я не мог не замечать, что совсем иначе держал себя с хозяйкой Козетты Каролой мой хозяин Витя. О, он умел быть хозяином положения, и я ему от души по-мужски завидовал, несмотря даже на то, что я — пёс и моё место ну если не под лавкой, то, по крайней мере, под изящным кожаным креслом в голубом баре нашего удивительного теплохода. …С чувством того, что впереди волшебная Италия, я восторгался всем и всеми. Вёл себя как щенок.
Мы до завтра расстались с Козеттой. Я, проводив её, пошёл в свою каюту.
Потом уже сквозь сон услышал, как пришёл дядя Серёжа и, что-то напевая, принялся снимать рубаху, штаны и укладываться спать. Он всегда напевает, когда выигрывает в шахматы. Наверное, резался весь вечер, и небось все с тем же греком.
Витя, лёжа, читал книгу: по-моему, справочник путешественника. Покачивало, несколько раз раскрывались дверцы шкафа, заставляя меня настораживаться.
Болтанка вдруг стихла. Я выглянул в иллюминатор, но ничего не увидел, за иллюминатором царила фиолетовая ночь. Но ночь ночью, а прибоя не было слышно.
— Опаздываем мы из-за этого шторма в Италию, — сказал дядя Серёжа, — отклонились от курса, пережидаем шторм. Не боишься, Витенька?
Но разве можно бояться приключений? Для чего же мы поехали тогда? Ведь, наверное, для того, чтобы все испытать. А не только же для того, чтобы доехать. Доехать можно было и на трамвае.
Тут дядя Серёжа начал рассказывать занудную историю о том, возле какой именно скалы мы пережидали шторм. Но все так устали от впечатлений, что, пользуясь тем, что болтанка стихла, все, включая дядю Серёжу, вдруг взяли да и уснули…
Письмо
Утром тот самый грек, который вчера играл с дядей Серёжей в шахматы, подошёл вдруг ко мне и сказал (точно не знаю, но, по-моему, по-египетски):
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32