https://wodolei.ru/catalog/kuhonnie_moyki/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

«Надо же, не посмотрел впопыхах, есть ли пресная вода…» Зашарил по каюте – бачка нигде не было. Да и увидел бы он его во время приборки. Выскочил на палубу и бросился на нос – там вчера видел какой-то лючок… Под лючком торчала горловина с широкой винтовой крышкой, а в глубине отсека виднелся кран и рядом с ним пластмассовая фляга. Роберт крутанул кран – из него брызнула струйка. Лизнул мокрую ладонь – пресная вода!Он набрал фляжку, попил. Ах, как она была вкусна, эта теплая, пахнущая пластиком вода! Утолив жажду, Роберт отвинтил крышку бачка и заглянул в горловину – воды должно было хватить суток на пятеро. Плеснул в перевернутую крышку коту. Тот жадно залакал, искоса поглядывая на человека.Роберт проверил курс – яхту на пару румбов Румб – одно из 32 делений на круге компаса.

снесло на ост. Направление пустынное. Если его выдержать, то в ближайшую землю – Канарские острова – упрешься только через две тысячи миль. С попутным ветром неделя, а то и больше ходу. Но Роберт Макгрэйв не спешил к прелестям цивилизации, насытившись ими по горло.Роберт плыл третий день. Отощал еще больше, оброс щетиной. Питался рыбой, которую ловил на снасть-обманку, найденную на яхте. Жарил рыбу на крышке инструментального ящика. В ящик, поставленный на отодранный кусок асбестовой изоляции моторного отсека, наливал немножко, на самое донышко, бензину, поджигал с помощью свечи, подключенной проводами к электросистеме мотора, и закрывал крышку. Кислород поддерживал горение через боковые дырочки в ящике. Металлическая крышка быстро нагревалась, и рыба пеклась на ней не хуже, чем на углях, даже пригорала. Жаль только, соли на яхте на нашлось.Кот поправлялся на даровой рыбе. Он ел ее сырой и потому не требовал воды.Над яхтой два раза пролетали самолеты, проходили по кромке горизонта корабли, однако никто не интересовался одиноким парусом. Искатели приключений в океане перестали быть редкостью.В конце третьего дня пути Роберт напек на ужин рыбы, поел, выпил установленную норму воды и отправился спать. Кот один на палубе не хотел оставаться. Потому Роберт впустил в каютку Рыжего и задраил на ночь дверь – мало ли что…Разбудило Роберта душераздирающее мяуканье кота. Животное металось по каютке, царапало дверь. Роберт почувствовал, что яхта несется куда-то с огромной скоростью, судно мотает из стороны в сторону, в иллюминаторы не видно привычного звездного неба, а в борта яхты бьют водяные струи. В такой круговерти нечего было и думать открыть дверь.Яхту бросало минут двадцать. А может, час или два? Роберт потерял ощущение времени. Внезапно мотания прекратились, судно мгновение как бы неслось в спокойном полете, а затем грохнулось о что-то твердое. Затрещал корпус, раскололись стекла иллюминаторов – и яхта застыла неподвижно. Но вода в разбитые иллюминаторы не хлынула. Кот сразу успокоился, только в шерсти у него вспыхивали голубые искорки.Роберт ощупал себя – цел. С трудом отдраил перекосившуюся дверь, высунулся в проем. Яхта висела или лежала на чем-то, наклонив нос. В красноватом мерцающем свете было видно, что всю оснастку сбрило, словно ножом. Яхта стала похожа на большой белый огурец. Сырой теплый воздух пахнул гнилыми водорослями.Роберт вылез на покосившуюся палубу и огляделся получше. Черт знает, куда его занесло?! Яхта лежала у подножия скалы, зарывшись килем в толстый слой водорослей. Впереди просматривалось пространство с низкими, отсвечивающими красным серебром холмами и черными зубцами скал. Источник красного свечения находился милях в двух и был похож на отблеск незастывшей вулканической лавы, отраженный от низких облаков. Сзади, совсем рядом, плавно закругляясь вперед к горизонту, поднималась в красное марево немыслимая стена, гладкая, с широкими горизонтальными полосами, все время меняющими свое расположение. Полосы вспыхивали по краям серебряными струйками. От стены исходил низкий равномерный гул.«Куда же я попал?» – теряя уверенность, подумал Роберт.Рыжий кот, рассыпая искры, потерся о его ногу. Это вывело Роберта из оцепенения.– Э, была не была, Рыжий, – обратился он вслух к коту, – хуже, чем у Джексона, не будет. Пойдем-ка мы в наше гнездо да пересидим до утра. ГЛАВА VI С высоты полета гидросамолета белая махина плавучей базы казалась пером птицы, уроненным на синюю гладь океана. Летающая лодка описала круг и пошла на посадку. Теперь Хачирашвили увидел, как суетятся на верхней палубе игрушечные на таком расстоянии матросы, как вдоль борта ползет голубое корытце шлюпки. Наверное, экипаж самолета предупредил о своем прибытии по рации.Старпом Лужников самолично прибыл на шлюпке встречать пилота-оператора глубоководных аппаратов. Кубинские летчики тепло попрощались с пассажиром.Несколько раз кашлянул мотор шлюпки, а потом заурчал ровно, суденышко сделало резкий поворот и, оставляя за собой пенный след, понеслось к базе. Высокий борт корабля надвинулся стеной, закрыл полнеба, поблескивая глазницами иллюминаторов.Хачирашвили поднялся на борт. Здесь его встречали Милосердов, Дерюгин и Руденок. Милосердов на правах старого знакомого расцеловался с Тенгизом. Познакомил его с Александром Александровичем и Григорием Ивановичем, официально представил их новоприбывшему. Тенгиз с любопытством всматривался в лица новых знакомых – очевидно, неспроста его встречали именно они.
– Тенгиз Зурабович, это твой экипаж, – пояснил Милосердов. – Командиром будет товарищ Дерюгин, главный физик экспедиции.– Главенствую по воле рока и начальства, – шутливо добавил Дерюгин.– Не прибедняйся, – остановил его Милосердов. – Лучше устраивай гостя на жительство, пусть отдохнет с дороги.– А может, сразу к аппаратам, – предложил былоХачирашвили.– Нет, голубчик, завтра. Потом мы тебя еще и торопить будем, но сегодня отдохни, – не согласился Милосердов.– Пойдем, – Дерюгин подхватил кожаный чемодан Тенгиза, – посмотришь свою обитель… Не против, что я сразу на «ты»?– Нет, отчего же… Так, пожалуй, и проще.– Как там у нас в Белоруссии? – не удержался от вопроса Руденок.– А вы… ты из Белоруссии?– Да, из Витебской области.– Двигайтесь быстрей, потом наговоритесь, – поторопил Дерюгин.Спускаясь по трапам, Хачирашвили на ходу рассказывал:– Осень сухая выдалась… В отпуске грибков надеялся пособирать, а их в этом году мало. Ну, а рыбалкой заняться особого желания не возникало. Наверное, при погружениях рыбы надоели… Хлеб в деревнях убрали, сейчас картошку докапывают…– Да-а, картошка… – заулыбался Руденок. – Мы с сынишкой любим в костре ее печь. Присыплешь песочком раскаленным, потом выкатишь прутиком, от подгара очистишь, разломаешь, а она искрится крахмалом на изломе, паром исходит… Солькой окропишь, подуешь – и в рот… Вкусно!– Все, гурманы, пришли, – Дерюгин открыл дверь каюты. – Здесь и будешь жить, Тенгиз Зурабович. Вернее, будем, потому что резервы жилплощади у нас, сам понимаешь, скромные. Аппаратура вытеснила. Но в тесноте не в обиде. Тут две ячейки. Я в кабинетной части устроюсь.– Вот, если бы к нам не человек приехал, а какой-нибудь полированный шкаф, набитый электронными схемами, ему бы обязательно отдельную каюту отвели, – ворчливо сказал Руденок. – Впрочем, вдвоем оно и полезней будет. Для адаптации и притирки характеров.– Я, собственно, один никогда и не был, – не обращая внимания на иронию Руденка, возразил Дерюгин.– Как это? – не понял Хачирашвили.– Сейчас объясню, Тенгиз Зурабович… Хачирашвили присмотрелся к обстановке каюты.Только сейчас бросилось в глаза, что на переборках развешано много прекрасных репродукций. Они виднелись через входной проем и в другой половине каюты. Тенгиз узнал наиболее известные произведения Рембрандта, Тициана, Рокотова…– О, и «Джоконда» здесь поселилась! – заметил Хачирашвили. – Действительно, ты не один, Александр Александрович.Руденок тем временем поставил на столик три бутылки кока-колы, бокалы. Дерюгин ловко вскрыл бутылки, разлил напиток, не переставая говорить:– Вот мои соседи и попутчики, – кивнул он головой на картины. – Ну, а если ты настоящий коллекционер, то как же без «Джоконды»…– Я в искусстве не силен, но о славе этого портрета знаю, – сказал Хачирашвили.– Картина, конечно, замечательная, – присоединился Руденок. – Меня всегда поражает, как художник сумел остановить столь неуловимое выражение лица, даже не лица – движение души, загадочность улыбки женщины…– Зачем тебе все это, Александр Александрович? Картины, книжки, вижу, везде, не имеющие отношения к физике, – спросил Хачирашвили.Дерюгин мгновение помолчал, потом объяснил:– Я убежден, что общение с любым видом искусства раскрепощает мысль…Руденок не удержался от комментария:– Да-а, уж у кого у кого, а у тебя, Сан Саныч, оно раскрепостило мысль до необозримого полета… – и через паузу добавил: – Я, пожалуй, пойду к себе. Гостю нашему и вправду надо с дороги отдохнуть.– Погоди, – остановил Дерюгин Руденка, – на вот на память о моей галерее, – и он протянул ему открытку с репродукцией «Джоконды». – И тебе, Тенгиз Зурабович, дарю тоже. Авось когда-нибудь она напомнит тебе о любителе живописи некоем Дерюгине.Когда ушел Руденок, Хачирашвили сходил в душ, вернувшись, приладил по-своему койку, вынул одежду из чемодана, развесил на плечики в шкафчик. Прилег, блаженно растянувшись на мягком тюфяке. «Неплохие ребята, – думал Тенгиз. – Правда, Руденок что-то не в настроении… Впрочем, настроение – качество переменчивое…»Дерюгин в другой половине каюты что-то искал в ящиках стола.– Александр Александрович, а что это Григорий слишком ироничный сегодня? Он что – всегда такой? – спросил Хачирашвили.– Да нет, он отличный мужик, – продолжая рыться в ящиках, ответил Дерюгин. – Но, понимаешь, такое дело… Сын у него с бывшей женой живет, развелись они с ней. Гриша и так сына редко видит, а тут ситуация вон как повернулась… Неизвестно, когда мы теперь домой попадем.– Да-а, ситуация, – вздохнул Тенгиз и подбил кулаком и без того мягкую подушку.Назавтра, в 9.30, экипаж в полном составе явился в эллинг глубоководных аппаратов. Катамаран покачивался на воде у кормового слипа.Юрий Павлович Пушков, находившийся здесь же, поздоровался с Дерюгиным, Руденком, обнял Хачирашвили – как-никак три года вместе на Дальнем Востоке отработали.– Не серчаешь на меня, Тенгиз Зурабович? – спросил он.– Да вроде бы не за что, Юрий Павлович. Скорее обиделся бы, если бы обо мне забыли.– Не спеши, может, еще обидишься за то, что вспомнили, – тихо, чтобы не услышали другие, сказал Пушков. – Здесь дело посерьезней, чем в Камчатско-Курильском желобе… Сегодня в 14.00 первое погружение.– Пробное?– Как тебе сказать… Скорее пристрелочное, что ли. Пробовать в нашем положении большая роскошь. Да и аппараты испытаны надежно, сам ведь это делал.Часа два ушло на осмотр «Дельфина» и первое знакомство с его устройством. Огромную лобастую сигару аппарата подъемником установили между корпусами катамарана впереди мачты. Экипаж через верхний люк забрался внутрь. Дерюгин и Руденок внимательно следили за действиями Хачирашвили, слушали его объяснения. Вести аппарат будет, конечно, он, но простейшие приемы управления должен знать каждый член экипажа.«Дельфин» оказался довольно сложной машиной, немногим уступавшей космическому кораблю. Но управлять им было, разумеется, легче. Прочность аппарата рассчитывалась на глубину 16 километров. Проверялось это в толстостенном стальном цилиндре-емкости, куда закачивалась нефть, давившая на корпус аппарата. После испытаний буквально каждая деталь аппарата проверялась рентгеновскими и ультразвуковыми дефектоскопами Дефектоскоп – прибор для обнаружения скрытых дефектов.

.«Дельфин» был оснащен гидролокатором кругового обзора, гирокомпасом Гирокомпас – компас, в котором роль магнитной стрелки выполняет гироскоп (волчок на свободной оси, сохраняющий неизменное положение при изменении положения прибора, аппарата).

с дублирующим его магнитным указателем курса, имелась бортовая вычислительная машина. Автоматическая система накопления данных 17 тысяч раз в секунду «опрашивала» датчики скорости течений, температуры, глубины, электропроводности воды, быстроты распространения в ней звуковых волн, состава растворенных газов и другие. Все это записывалось вместе с изображением с телекамер на видеомагнитофон и в цифровом коде передавалось на базу, где информацию обрабатывал компьютер. Специальный прибор – сейсмопрофилограф – позволял «прощупывать» даже донные отложения на глубину до 250 метров.Осмотрев аппарат, проверив все основные и дублирующие бортовые системы, удостоверившись, что Дерюгин и Руденок усвоили положения рычагов и стрелок приборов на различных режимах, Хачирашвили первым вылез из аппарата. Спутники его еще поупражнялись минут пятнадцать и тоже выбрались наверх.Кормовой слип проходил в наклонном тоннеле, спускавшемся с уровня нижней палубы к воде между отсеками силовых установок базы. Через высокий прямоугольник входного устья врывались солнечные лучи, дробились на воде и рассыпались по стенам тоннеля, по корпусам катамарана и «Дельфина», по лицам людей неосязаемыми световыми бабочками.– Гриша, привет! – это Степан Бала голов, шедший на катамаране парусным мастером, приветствовал товарища.– Здорово, Степан! С нами идешь? – отозвался Руденок.– А то как же. Только я на поверхности, как жучок-верховодка.– Смотри не урони нас раньше времени.– Будьте спокойны.Отчалили от базы в 12.30, чтобы успеть до намеченного срока погружения приблизиться к границе района Возмущения. Входить непосредственно в район решили под водой. Вместе с научными сотрудниками, обеспечивающими погружение, на катамаране находились Пушков и Милосердов. Вряд ли они могли чем-либо помочь, если бы что-то произошло с аппаратом под водой. Но такова уж натура человеческая – только личное присутствие позволяет наиболее верно судить о событиях. А возможно, они сознательно отрезали пути к отступлению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16


А-П

П-Я