Фелим нахмурился, Ольга сердито хмыкнула, Рёскин с Лукином скрипнули зубами, а Эльда громко щелкнула клювом. Клавдия же просто вздохнула. Прочие студенты, как обычно, заерзали и зашептались. Всем казалось, будто Вермахт говорит это уже не первый год.
— Достаньте тетради, — распорядился Вермахт. — Сегодня вам потребуются линейки — под первым крупным заголовком нужно начертить схему.
Линеек ни у кого не было. Но студенты кое-как обошлись краями парт — это было проще, чем нарываться на очередной скандал. Пока что им удавалось обходиться без скандалов благодаря тому, что все вели себя тише воды ниже травы. Однако Лукин сидел белый от гнева, а Рёскин был весь пунцовый. Гном даже начал бормотать: «Угнетатель!» еще до того, как верхняя колба часов опустела и тяжелые шаги Вермахта затихли вдалеке.
— Обыкновенное хамство, вот как это называется! — в сердцах бросил Лукин, когда они вышли во двор. — Лично у меня уходит столько сил на то, чтобы держать себя в руках, что на саму учебу меня уже не хватает!
Ольга погладила его по руке и повела через двор пить кофе. Ольга пила кофе литрами. Она говорила, что чувствует себя хорошо, только если в ее жилах течет кофе вместо крови.
— А во второй половине дня нам опять придется слушать этого урода! — печально добавил Лукин.
Прикосновение Ольги его утешило, но не совсем.
— Да, а до того еще обед, — заметила Клавдия. — А здешние обеды, пожалуй, даже хуже Вермахта.
Прочие застонали. Из всех студентов Коркорана Клавдия, пожалуй, больше всех страдала от здешней жуткой кормежки. Она-то привыкла к еде с императорского стола и к изысканным, пикантным кушаньям из растущих в Болотах водорослей. Но Рёскин утверждал, что гномы тоже питаются изысканно, даже низшие сословия, а Фелим добавлял, что и у них, в Эмиратах, любят хорошо покушать.
Эльда тосковала по свежим фруктам, Ольга — по свежей рыбе. Одному Лукину было, в общем-то, все равно. У себя в нищей Лютерии он кормился немногим лучше, чем в университетской столовой.
— Но, по правде говоря, — признался Лукин, когда они проталкивались через толпу на крыльце столовой, — я бы отдал все отцовское королевство за нормальную овсяную лепешку!
— Овсяную лепешку! — с отвращением воскликнула Клавдия.
— Много ты понимаешь! — возразила Ольга. — Мало что на свете сравнится с настоящей овсяной лепешкой!
Сейчас ее северный акцент сделался особенно заметен. Так всегда бывало в тех немногих случаях, когда Ольга говорила о чем-то, что имело отношение к ее родине.
— Добудь мне очаг и сковородку, Клавдия, и я ее испеку!
— Испеки, сделай милость! — попросил Лукин.
Стоял один из тех удушливо-жарких дней, что порой случаются ранней осенью. И, казалось, все студенты до единого высыпали во двор и расселись на крыльце столовой. А потому Ольга поставила шесть чашечек с кофе на поднос и повела своих одногруппников к статуе волшебника Поликанта. Все устроились на пьедестале, за исключением Эльды, которая разлеглась у ног своих товарищей. Грифонша то наклонялась и потягивала кофе через соломинку, то поднимала свой золотистый клюв и принюхивалась к осенним запахам, которые приносил из-за города слабый, ленивый ветерок. Ветерок пах грибами и соломой, и эти ароматы отчего-то будоражили Эльду; она и сама не знала, в чем тут дело, но тем не менее ее хвост все время подергивался.
— Очаг и сковородку… — сказала Клавдия. — Все это добыть нетрудно, если только мое невезение мне не помешает. Странно все-таки: ведь тут, в университете, множество магов! Неужели никто из них ни разу не пытался сделать здешнюю еду хоть чуточку повкуснее?
— А это мысль, — пророкотал Рёскин, который сидел и болтал ногами, не достававшими до низа пьедестала. — Непременно так и сделаю, только сперва надо узнать как. Обещаю и клянусь. Жаркое на углях и мидии с чесночком. А?
— И свежевыловленную форель с зеленым соусом! — мечтательно вздохнула Ольга.
— А я никогда не ела мидий, — сказала Эльда. — Они вкусные?
— Тебе понравятся, — заверил ее Фелим. — Твой клюв прямо создан для того, чтобы открывать ракушки.
— И пирог с курятиной! — сказала Клавдия. — А что на десерт?
— Клавдия, прекрати эти разговоры о еде, — попросил Лукин. — Ты лучше скажи, что мне с Вермахтом делать. Если он еще хоть раз назовет меня «подержанной курткой», боюсь, я не удержусь и разверзну у него под ногами дыру в милю глубиной.
— Да-да, — согласилась Эльда. — А если он еще хоть раз назовет меня «животным», я его укушу!
— Надо подумать.
И Клавдия наклонилась, обхватив обеими костлявыми руками острое колено. Глаза у нее сделались совсем зеленые, как всегда, когда она впадала в задумчивость. Ее волосы, унаследованные от матери-болотницы, казалось, зажили собственной жизнью: каждая черная прядь извивалась, точно и впрямь была живая. Ее одногруппники хранили почтительное молчание. Они уже знали, что когда Клавдия так выглядит, это значит, она вот-вот скажет что-то очень ценное.
— Я слышала, — сказала она наконец, — что волшебник Вермахт — самый молодой из преподавателей университета. Подозреваю, он этим ужасно гордится. Я думаю, что он довольно несчастный человек.
— Несчастный! — взревел Рёскин. Студенты, сидевшие на крыльце столовой, вздрогнули и обернулись в его сторону. — Я щас расплачусь!
— Ну, я имею в виду, что он довольно жалок, — пояснила Клавдия. — Расхаживает такой весь из себя величественный, будто статуя, считает себя самым умным и даже не замечает, что прочие волшебники попросту сваливают на него всю работу. Как вы думаете, отчего мы встречаемся с ним каждый день, да иногда еще и не по одному разу? Да просто потому, что волшебники постарше понимают, какая это тяжелая, нудная работа — вдалбливать основы магии в головы первокурсникам. И они предоставляют это Вермахту, потому что он слишком глуп, чтобы осознать, что это никакая не честь. Вот что я имела в виду, говоря, что он несчастный.
— М-да, — сказал Лукин. — Да, пожалуй, ты права. Но не думаю, что это остановит меня надолго.
Тут его массивное лицо озарилось улыбкой, и он обнял Ольгу за плечи.
— Если он выведет меня из себя, я, наверно, скажу ему, что его водят за нос и эксплуатируют!
Ольга прислонилась щекой к плечу Лукина.
— Хорошая идея.
Остальные наблюдали за ними с дружелюбным интересом, как и всю эту неделю. Ольга была прекрасна. Лукина можно было назвать красивым. Оба они прибыли с севера. Можно сказать, идеальная пара. Но, с другой стороны, Лукин был наследным принцем. И все, даже Рёскин, который до сих пор еще не освоился с человеческими обычаями, немного тревожились за Ольгу. Эльда раскрыла было клюв, собираясь как-нибудь потактичнее спросить, что скажет насчет Ольги король Лютер, но тут во дворе раздался гулкий цокот копыт. Откуда бы это?
С крыльца столовой донеслось восхищенное «ух ты-и!»
— А разве здесь не запрещено ездить верхом? — удивился Фелим.
Эльда же учуяла знакомые запахи. Она захлопнула клюв, вскочила и с радостными воплями понеслась в обход статуи. На безлюдной части двора за статуей показался великолепный гнедой жеребец, который, пробежав несколько шагов, остановился и теперь бережно складывал огромные рыжие крылья. Всадник терпеливо дождался, пока конь сложит длинные маховые перья, потом перекинул обе ноги через одно из крыльев и соскользнул на землю. Это был высокий, довольно неуклюжий на вид человек.
— Папочка! — завопила Эльда и бросилась ему на шею.
Дерк успел вовремя укрепить себя несколькими заклятиями — он ими пользовался регулярно — и устоял на ногах. Разве что слегка пошатнулся. Его окутали золотые перья, Эльдины когти вцепились ему в плечи, а гладкий, прохладный клюв ткнулся ему в ухо.
— О владыки! — сказал конь. — А что, если бы я так себя вел, а?
— Денди, не хами! — осадила его Эльда через плечо Дерка. — Я папочку целую неделю не видела. А ты его каждый день видишь. Папа, как ты сюда попал?
— Тебя повидать прилетел, а ты как думала? — сказал Дерк. — Я бы и раньше тебя навестил, но решил дать тебе недельку, чтобы обжиться тут. Ну и как тебе здесь, нравится?
— Тут чудесно! — восторженно воскликнула Эльда. — Я узнала столько нового! Ну, правда, кормят здесь ужасно, и один из главных преподавателей очень противный, но зато мне дали целый концертный зал, и я там теперь живу, потому что все остальные комнаты для меня очень маленькие. А еще у меня появились друзья, вот! Пошли, я тебя познакомлю!
Она разжала объятия и потащила Дерка за руку вокруг статуи Поликанта. Дерк улыбнулся и не стал сопротивляться. Денди, конь ужасно любопытный, поцокал следом за ними и стал смотреть, выглядывая из-за пьедестала.
Дерк пожал руку Ольге, потом Лукину, которого он прекрасно знал.
— Здравствуйте, ваше высочество. Что, ваш батюшка все же решился отпустить вас из дома?
— Да нет, вообще-то, — признался Лукин, довольно смущенный. — Но я здесь учусь на свои деньги. А как ваши летающие свиньи, сэр?
— Всюду лезут, как всегда, — сказал Дерк. Он пожал руку Фелиму.
— Здравствуйте, молодой человек. Мы с вами нигде раньше не встречались?
— Нет, сударь, — твердо ответил Фелим.
— Ну, извините. Значит, вы ужасно похожи на кого-то, кого я знаю, — сказал Дерк и обернулся к Клавдии. — Клавдия, вы? Благие боги! А ведь в последний раз, когда мы виделись, вы были совсем малышкой! И жили на Болотах с вашей матушкой. Вы меня помните?
Лицо Клавдии озарилось счастливейшей улыбкой, и ямочки у нее на щеках сделались особенно глубокими.
— Помню, конечно! Вы прилетели к нашему дому на прекрасной вороной крылатой лошади.
— Это Красотка, моя бабушка! — вставил Денди, положив подбородок на остроносые башмаки Поликанта.
— Надеюсь, она еще жива? — спросила Клавдия.
— Жива и прекрасно себя чувствует для двенадцатилетней кобылы! — сообщил Денди. — Она говорит гораздо хуже, чем я. Сейчас на ней обычно ездит Мара.
— Да, помнится, я с трудом ее понимала, — сказала Клавдия. — Она выглядела очень усталой. И вы тоже, — добавила она, обращаясь к Дерку. — Усталым и озабоченным.
— Ну, я ведь тогда работал Темным Властелином, — сказал Дерк. — А народ вашей матушки отнюдь не стремился мне помогать.
Он обернулся к Рёскину.
— А вы, значит, гном? И учитесь на мага? Вы, кажется, будете первым магом среди гномов. Насколько мне известно, до сих пор такого не бывало.
Рёскин, не вставая, слегка поклонился.
— Да, верно. Я намерен сделаться первым магом среди гномов. Лишь волшебство способно разбить узы, которыми кузнечные мастера сковали общество Центральных пиков!
Дерк призадумался.
— Я уже давно пытаюсь что-нибудь с этим сделать. При нынешнем положении вещей множество талантливых гномов прозябают в безвестности. Однако эти ваши кузнечные мастера — самые твердолобые, жестокосердые и упрямые существа, с какими я когда-либо встречался. Знаете что? Закончите университет — приходите ко мне. Попытаемся что-нибудь придумать вместе.
— В самом деле? — просиял Рёскин. — Вы серьезно?
— Ну разумеется! Стал бы я шутить в таком деле, — сказал Дерк. — Чему Кверида меня научила, так это тому, что революция должна быть хорошо продуманной… Да, кстати!
Эльда все это время возвышалась за спиной отца, очень довольная, что он так хорошо сошелся с ее друзьями. Но тут она вскинула ему на плечи обе густо оперенные передние лапы, так что волшебник немного присел.
— Папочка, ты ведь не против, чтобы я тут училась? Ты мне позволишь остаться?
— Ну-у… — протянул Дерк. Он высвободился из хватки своей доченьки и уселся на постамент, рядом с любопытной мордой Денди. — Видишь ли, Эльда, я должен признаться, что мы с Марой слегка повздорили из-за этого вопроса. Честно говоря, мы грызлись несколько дней подряд. Твоя мать заявила мне, что у тебя способности и что в твоем возрасте любой имеет право сам распоряжаться своей жизнью. Кроме того, она сказала, что ты уже достаточно большая, чтобы при желании перекинуть меня через крышу сарая.
— Что ты, папочка, я такого ни за что не сделаю! — воскликнула Эльда. Потом призадумалась. — Ну, то есть, если ты мне позволишь тут остаться… Ты ведь разрешишь, правда?
— Я, собственно, в основном поэтому и приехал, — сказал Дерк. — Конечно, если тебе тут нравится и если ты уверена, что тебя тут научат чему-то полезному, оставайся на здоровье. Но мне нужно серьезно поговорить с тобой о том, чему и как тебя здесь будут учить. И вы все тоже послушайте, — сказал он остальным пяти. — Это важно.
Все шестеро кивнули и обратились в слух.
— Так вот, — продолжал Дерк. — Много-много лет — целых сорок, если быть точным, — университет, можно сказать, служил одной-единственной цели: готовил волшебников-гидов для туров мистера Чесни. К тому же мужской части преподавателей вечно недоставало времени: им самим тоже приходилось работать гидами каждую осень, когда начинались туры. И потому они мало-помалу стали сокращать учебные курсы. Через несколько лет они уже практически не учили ничему, кроме того, что требуется, чтобы провести толпу людей, не владеющих магией, через самые опасные земли нашего мира. А все, чему они учили, были наиболее простые и надежные, действенные вещи. Им пришлось отбросить половину теории и даже часть законов магии, а также все заклинания и чары, занимающие много времени, требующие более тщательной проработки или воображения. И в первую очередь студентам внушали, что не следует ничего выдумывать. Ну, их можно понять. Представьте, что будет, если волшебник, который ведет через Пустоши двадцать человек, нуждающихся в защите, вдруг забудет обо всем на свете, потому что изобрел новый способ делать алмазы! Стоит появиться какому-нибудь чудовищу — и все его подопечные погибнут. Мистер Чесни таких вещей не допускал. Так что старые волшебники были по-своему правы. Но факт остается фактом: в течение сорока лет здесь учили не так, как следует.
— Но, сударь, мне кажется, теперь все эти старые волшебники ушли в отставку! — заметил Фелим.
— Ушли-то они ушли, — согласился Дерк. — Повыдохлись, состарились… Но вы так ничего и не поняли. А ведь шесть таких толковых студентов, как вы, должны были бы сразу догадаться!
1 2 3 4 5 6 7