— Не могу сказать, — ответила она.— Забавно, — сказал Кленнен. — Сдается мне, я его уже видел.Но поскольку всадник выглядел совершенно неприметно: не юноша уже, но и не старик, волосы не слишком темные, но и не светлые, то Кленнен так и не смог его вспомнить и вскоре перестал напрягать память.Некоторое время спустя, когда солнце стояло уже низко, Олоб по собственной воле сошел с дороги. Повозка, подпрыгивая на кочках, проехала через кусты дрока и оказалась на вересковой поляне. Конек остановился у ручья.— Олоб считает, что это подойдет, сказал Кленнену Дагнер. — Он прав?— Вы что, позволяете вашей лошади самой решать, где остановиться? — поразился Киалан.— Он нас почти никогда не подводил, — ответил Кленнен, осматривая поляну. — Да, очень славно. У коней есть дар находить хорошие местечки, Киалан. Запомни это.На лице пассажира застыло выражение недовольства. Он довольно презрительно наблюдал за тем, как Дагнер распрягает Олоба и ведет поить, как Морил стирает с повозки пыль и как Брид собирает хворост.— Не предлагай свою помощь, ладно? — пробормотала Брид, адресуя эти слова ему.Пока Линайна готовила ужин, Кленнен взял с повозки большую квиддеру, тщательно ее настроил и поманил к себе Морила. Морил неохотно подошел. Он немного робел перед большой квиддерой. Ее блестящее круглое брюшко было даже более внушительным, чем животик Кленнена. Инкрустация на верхней деке и на грифе, сделанная из перламутра, слоновой кости и разноцветного дерева, складывалась в причудливые и непонятные узоры. А когда на квиддере играли, ее голос был таким удивительно сладким, что совершенно не походил на звучание других инструментов. Кленнен относился к ней столь трепетно, что Морилу до сих пор иногда казалось — а в раннем детстве он был в этом снято уверен, — будто квиддера составляет дополнительную, особую часть Кленнена, гораздо более важную, чем рука или нога, нечто вроде деревянной души.— Ну-ка давай послушаем ту песню Осфамерона, — сказал Кленнен.Старые песни были Морилу не по душе, и оттого ему стоило немалых трудов заучить их. Дело шло медленно. Кленнен поправлял его, заставлял вернуться к самому началу и дважды остановил во время второго куплета. Что еще неприятнее, к ним подошел Киалан и встал напротив Морила, слушая его. Морил, желая спрятаться от назойливого внимания, между двумя нотами погрузился в грезы и замолчал. Он был с Адоном на зеленой дороге Севера.— А что, его действительно нужно учить? — спросил Киалан.— А как иначе, по-твоему, он научится? — вопросом на вопрос ответил Кленнен.Казалось, Киалан немного смутился.— Ну… я вроде как думал, что они это усваивают… во время представлений, — ответил он.— Или мастерство растет само, как волосы и ногти? предположил Кленнен.— Нет, я… уфф, чепуха какая! — заявил Киалан и, к великому облегчению Морила, отошел в сторону.Но он подошел снова, когда Морил закончил и его место заняла Брид. Киалан поймал Морила за рукав:— Слушай, вы все знаете всю эту музыку, но ты небось не умеешь даже читать и писать, так?Морил высвободил свой рукав.— Конечно умею, — сказал он. — Мама нас научила.И не дав Киалану времени задать еще какие-нибудь нахальные вопросы, улизнул через кусты к ручью. Морил сел на берегу и стал смотреть на сверкающую воду, бегущую по камешкам, блестящим и не очень. Так он и сидел, пока его не позвала Брид.— Ужин! Умывайся, Морил!Ужин получился не особенно удачным, да и остатки хлеба оказались совсем черствыми.— Послушайте, у этого какой-то странный вкус! — объявил Киалан, размазывая свою порцию по тарелке.Лицо Линайны, никогда не отличавшееся выразительностью, стало совершенно каменным.— Я собиралась купить в Деренте хлеб и лук, — сказала она. — Но времени не было.Повисло тяжелое молчание, а потом Кленнен сказал:— Знаешь, парень, нам предстоит ехать вместе больше ста пятидесяти миль — тебе и нам. Тебе не кажется, что тут следует проявить немного взаимной уступчивости? Мне бы страшно не хотелось разбить о твою голову хорошую квиддеру.В это время солнце как раз садилось, и лучи его были красными. Но Морил решил, что цвет лица, который сделался у Киалана, объясняется не только закатом. Однако Киалан ничего не сказал. Он молча принял протянутый ему стакан вина и выпил его, но заговорил только гораздо позже, К тому времени Кленнен очень развеселился от выпитого. Широко улыбаясь в свете костра, он привалился спиной к колесу повозки и сказал Дагнеру:— Спой-ка нам эту свою новую песню.— Она еще не совсем готова, — ответил Дагнер.Но поскольку дело было не на представлении, он охотно принес свою квиддеру и наиграл мелодию, которая Морилу показалась очень многообещающей. И совершенно не смущаясь, наполовину спел, наполовину проговорил слова:
Пойдем со мной, пойдем со мной!Скворец зовет: «Ступай за мной!»Никто не увидит, никто не поймет,Куда меня спутник крылатый ведет.Пойдем, ведь слышен утра зон,Белеют кипы облаков,И тает краешек луны,И жаворонки уже слышны,Тайком ты на заре уйди,И полетит он впереди.Иди тропой в леса, в поля,Где ждут нас новые края!
— А потом, наверное, повторю первые четыре строки, — сказал Дагнер, глядя на Кленнена.— Нет, — заявил Кленнен, — не пойдет.— Ну, могу и не повторять, — робко согласился Дагнер.— Я имею в виду, что вся песня не пойдет, — пояснил Кленнен.Дагнер совсем расстроился. Киалан, похоже, не смог сдержаться и возмущенно сказал:— Почему? Мне показалось, что получается очень даже хорошо.— Мелодия неплохая, насколько можно судить, — ответил Кленнен. — Но зачем портить такую мелодию этими словами?— Очень даже хорошие слова, — продолжал настаивать Киалан. — Мне они понравились.— Мне хотелось написать именно такие слова, — нерешительно проговорил Дагнер.— Понятно, — сказал Кленнен. — В таком случае не произноси их больше до тех пор, пока мы не окажемся на Севере, — если не хочешь, чтобы нас арестовали как мятежников.Дагнер попытался объясниться:— Но я… Она не такая! Я просто хотел сказать, как мне нравится путешествовать в повозке, и… и все такое прочее.— Правда? отозвался Кленнен. — А разве ты не слышал песен, которые пели здесь борцы за свободу в год восстания… О, это было шестнадцать лет назад, в год твоего рождения! Они не решались ничего сказать прямо, так что все говорилось намеками. Там были слова «Иди за жаворонком», а в другой — «Свободный, как ветер, и тайный», а самая популярная — «Иди в долину на заре». Здешние бароны до сих пор вешают всякого, кто поет такие слова.— И я считаю, что это нелепо! — взорвался Киалан. — Почему людям нельзя здесь петь то, что им хочется? Что тут произошло со всеми?Брид и Морил с интересом воззрились на его освещенное костром лицо. Похоже было, что Киалан — борец за свободу. Однако Кленнена его слова, похоже, только позабавили.— Надеюсь, за кустами дрока никто не прячется и тебя не слышит, — сказал он, и Киалан Стремительно оглянулся на темный куст у него за спиной. — Вот видишь? — добавил Кленнен. — Вот тебе одно простое объяснение, парень. Сейчас никто никому не может доверять. Это происходит, потому что неспокойные правители нанимают неспокойных людей, чтобы те делали неспокойными и всех остальных. Так было не всегда, знаешь ли. Дагнер, что я сказал, когда мы подъезжали к Деренту?Дагнер печально размышлял о своей неподходящей песне.— Э-э… а… Кажется, что-то насчет того, что жизнь похожа на представление.— Так я и знал, что ты обязательно вспомнишь не те слова, — добродушно укорил его Кленнен.— Кто помнит?— Ты сказал, что когда-то Юг был таким же свободным, как Север, — ответила Брид. Но на самом деле ты сказал это мне.— Вот и запомни, — заявил Кленнен. 3 После того как в первую ночь Морил попытался спать в палатке с Киаланом и Дагнером, он стал забираться в повозку, к Брид и винной бутыли. Как он объяснил Брид, даже пузатая бутыль занимала меньше места, чем Киалан, и к тому же у бутыли не было коленок и локтей. Морил три раза просыпался, оказываясь среди растяжек, в росе. Ему это очень не понравилось. И ему не нравился Киалан, так что Морилу оставалось только надеяться, что Дагнеру компания пассажира пришлась по душе. Трудно было понять, ладит ли Дагнер с Киаланом, поскольку брат был удивительно неразговорчивым человеком. В этом он был похож на мать. Совершенно невозможно было определить, как Линайна относится к Киалану, — как, впрочем, и к чему бы то ни было.Несмотря на выговор Кленнена, Киалан оказался не в состоянии воздерживаться от прямодушных заявлений.— Знаете, эта повозка на самом деле ужасающе аляповатая, — заявил он на второе утро.Возможно, у него было какое-то оправдание: в эту минуту она стояла на фоне утреннего неба и над бортом как раз появилась рыжая голова Морила. Картина, несомненно, получилась красочная, но Брид глубоко оскорбилась.— Ничуть! — возразила она.— Наверное, ты еще слишком маленькая, чтобы иметь хороший вкус, — ответил Киалан.После завтрака Брид поклялась Морилу, что теперь Киалан будет ей врагом до самой смерти.Но что досаждало Морилу больше всего (если не считать локтей попутчика и того, что он даже не пытался помогать им по хозяйству), так это то, как Киалан с видом превосходства стоял рядом и слушал всякий раз, когда Морилу давали уроки музыки. К несчастью, в течение следующих нескольких дней уроки музыки были довольно частыми. Повозка двигалась — возможно, ради Киалана к перевалу Фленн и на Север более прямым путем, чем обычно. А это означало, что они не проезжали через крупные города, да и деревни им встретились всего две. В первой Линайна купила припасы, но представлений музыканты не давали ни разу. Кленнен воспользовался возможностью заставить Морила зубрить старые песни, Брид — упражняться в игре на пангорне и всех — подолгу репетировать.Киалан маячил рядом и действовал Морилу на нервы. Он так извел Морила, что тот, в попытках защититься, погрузился в свои туманные грезы так глубоко, как с ним еще не случалось. Он сидел на своей скамье позади козел, смотрел на белую дорогу, лентой разворачивающуюся между серо-зелеными холмами Юга, грелся на жарком солнце, которое не могло сделать его кожу хоть чуточку смуглее, сколько бы он на нем ни сидел, и грезил о своей родине на Севере. Отец не ездил в Ханнарт из-за ссоры с графом Керилом, и это очень огорчало Морила. Он мечтал побывать там и мысленно рисовал подробные картины тех мест. На картинах непременно были старинный серый замок, стройные рябины и синие горы с причудливо очерченными острыми вершинами. Морил видел их очень ясно. Одновременно он видел и весь Север, раскинувшийся словно разноцветный витраж:темные леса и изумрудные долины, странные зеленые дороги, оставшиеся от древних времен и ведущие в места, которые уже никого не интересуют, твердые серые скалы и огромные водопады. На Юге не было ничего, что могло бы с этим сравниться.Услышав у себя за спиной голос Киалана, Морил подумал, что теперь у Севера появилось еще одно преимущество: там Киалан их покинет.— Я это уже шесть раз повторил! — сказал Киалан. Ты что, все время витаешь где-то в облаках?Морил обиделся. Близкие могут обвинять его в мечтательности, если им хочется, но Киалан-то чужой.— Ты не имеешь права так говорить! — заявил он.Возможно, Киалан не почувствовал, насколько он рассердил Морила.— Видишь ли, объяснила ему потом Брид, когда они отошли подальше от повозки, — даже когда ты злишься, вид у тебя такой сонный и… и невинный, что он, наверное, даже не заметил, что ты слушаешь. Впрочем, — язвительно добавила она, он вряд ли обращает внимание на чужие чувства: его, знаешь ли, интересуют только его собственные.Тогда Киалан ответил:— О, право! Я уже понял, что ты в этой семье дурачок, но тебе вовсе не обязательно быть еще и грубым!— Сам такой! — парировал Морил и совершенно неожиданно для Киалана боднул его головой в живот.Киалан шлепнулся на спину, громко — и Морил надеялся, больно — ударившись о винную бутыль. После чего Морил счел за лучшее быстренько выпрыгнуть из повозки и отбежать назад. И весь остаток дня он был вынужден идти далеко позади повозки, опасаясь мщения Киалана.Однако мщением занялся Кленнен. Когда они остановились на ночлег, он подозвал к себе Киалана и Морила.— Вы двое собираетесь извиняться? — осведомился он.Морил опасливо посмотрел на Киалана, тот ответил в высшей степени неприязненным взглядом.— Хорошо же! — сказал Кленнен и столкнул их лбами.Не бывает вещи тверже, чем голова другого человека. Морилу оставалось только надеяться, что у Киалана из глаз высыпалось столько же искр, сколько у него. Он несколько удивился тому, что Киалан ничего не сказал Кленнену.— В следующий раз, — пообещал Кленнен, — я столкну вас посильнее.После этого он как ни в чем не бывало начал урок музыки. И к великой досаде Морила, Киалан, как обычно, встал рядом, чтобы слушать.На следующий день они добрались до городка под названием Крейди, и тут пошел дождь огромные теплые капли, которые казались частью воздуха и не имели никакого отношения к мокрому белесому небу. Они оставляли в дорожной пыли темно-коричневые круги и сладко пахли мокрой землей. Но из-за дождя все сгрудились в повозке, так что переодеваться было страшно неудобно. Морил не удивился, что Киалан вылез наружу.— Меня не интересует ваше представление, — объявил он Кленнену. — Я встречу вас на том краю Крейди, ладно?— Как хочешь, парень, — жизнерадостно ответил Кленнен.Брид с Морилом возмущенно переглянулись В душной тесноте повозки, не понимая, почему Кленнен не надерет Киалану уши. Однако единственное, что волновало Кленнена, — это дождь.— На улице зрителей не будет, — сказал он. — Посмотрю, что можно сделать. Мы въезжаем с поднятым верхом.И хорошо, что они это сделали. К тому времени, как они въехали на базарную площадь, струи дождя превратились в белые канаты и отскакивали от булыжной мостовой. Олоб напустил на себя самый страдальческий вид, на какой только был способен. Вокруг не было видно ни души. Однако в Крейди — как я везде — у Кленнена нашлись друзья. Уже через полчаса музыканты устроились под крепкими балками склада на углу базарной площади, и туда начала собираться толпа зрителей — мокрых, но любопытных.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4