- Подумаешь, - сказал Гошка, - а я собираю марки.
Саше не хотелось упускать с таким трудом завоёванное внимание ребят, и он соврал:
- И я собираю.
Хотя он марок не собирал, а только слышал, что их собирает отец Маринки.
- Давай меняться, - обрадовался Гошка.
- Как - меняться? - не понял Саша.
- Обыкновенно, - сказал Гошка, - я тебе отдаю лишние марки, а ты мне. Это и называется "меняться".
- Давай, - согласился Саша.
- Так завтра не забудь, принеси, - сказал Гошка.
- Не забуду, - сказал Саша.
Но вот зазвенел звонок, и появилась Александра Ивановна. Она проверила, все ли в классе, и спросила у Саши, почему он вчера не был в школе. Саша опустил голову.
- Саша, - сказала Александра Ивановна, - когда с тобой разговаривает учительница, надо встать.
Саша встал.
- Так почему же ты вчера не был в школе? - снова спросила Александра Ивановна.
- У меня болела голова, - соврал Саша.
- Это уважительная причина, - сказала Александра Ивановна. - Только в следующий раз, ребята, если кто-нибудь пропустит школу, принесите справку от родителей или от врача.
И все страхи остались позади. А ребята думали, что Саша простак. А он соврал - и концы в воду. А если бы он сказал правду, тут такой бы скандал начался: "Как смел, да как тебе не стыдно!" Нет, Саша не простак, он очень-очень хитрый.
- Ребята, - сказала Александра Ивановна, - положите свои тетради справа от себя на парте, а я пройду по рядам и посмотрю, как вы написали букву "А" заглавную и букву "а" маленькую.
Все вытащили тетради и положили с правой стороны, и Саша тоже положил. Только у всех были написаны буквы, а у него были чистые листы.
Александра Ивановна шла по рядам и одобрительно кивала головой: ей нравилось, что ребята аккуратно выполнили домашнее задание. Потом она дошла до Саши, посмотрела на чистые листы его тетради и сказала:
- Огоньков, пройди к доске, возьми мел и напиши нам букву "А" заглавную. Знаешь, как её писать?
- Знаю, - ответил Саша.
Взял мел и написал букву "А" вверх ногами.
Все ребята начали смеяться, а Гошка крикнул:
- Буква "А" встала на голову! Не буква, а акробат.
- Тише, тише, ребята, - сказала Александра Ивановна. - Саша вчера не был в школе, поэтому он написал неправильно.
Саша стёр ладошкой то, что написал, и вывел мелом букву "А".
- Вот теперь правильно, - сказала Александра Ивановна. - В следующий раз никогда не торопись, сначала подумай, а потом пиши.
Глава шестая
Саша осторожно, стараясь не шуметь, опустился в кресло. Оно жалобно-жалобно звякнуло. Саша потянул носом, всё было по-прежнему. Теперь надо было сидеть и ждать, когда Петру Петровичу надоест читать, он снимет очки, потрёт глаза рукой и скажет: "Чертовски устали глаза". Тогда, значит, настала очередь разговора с Сашей.
Но сегодня Пётр Петрович долго не откладывал книгу, и Саша сидел как мышь, боялся ему помешать. Что-то у него пело в голове, что-то путалось... Потом вдруг в комнату вошёл высоченный человек в сандалиях на босу ногу и в тунике. У него была шея борца, она была у него прямая, как колонна, и на ней покоилась голова, украшенная длинными кудрявыми волосами.
Кто бы это мог быть? И вдруг Саша догадался: это был сам Геркулес. Ну да, конечно, древнегреческий герой Геркулес. Хорошо бы спросить его об этом, чтобы окончательно убедиться, но неудобно.
Человек в сандалиях подошёл к Саше и поднял его вместе с креслом на вытянутых руках, и Саша достал руками до потолка, и где-то внизу остался Пётр Петрович.
Ясно, что это был Геркулес. Ах, как ему стало хорошо и весело! Теперь Саша убедился, что Геркулес действительно могучий человек, настоящий богатырь, прямо чемпион мира Юрий Власов.
"И всё это от геркулесовой каши?" - спросил Саша.
"Да, - ответил Геркулес. - И ещё от настойчивости".
Саша слышал, как хлопнула входная дверь, и сразу Геркулес пропал, исчез, просто испарился... Он закричал:
- Геркулес, Геркулес, не уходи, мне надо спросить у тебя одну очень важную вещь!
- Ты что раскричался? - Перед Сашей стоял Пётр Петрович. Правое плечо, то, что без руки, у него было поднято выше подбородка.
- Здесь был Геркулес, - сказал Саша. - Я только что с ним разговаривал. Он был в сандалиях на босу ногу и в тунике. Я его сразу узнал. Мне надо было спросить у него одну важную вещь, а он пропал.
- Не расстраивайся, - сказал Пётр Петрович. - Он ещё обязательно придёт к тебе. Я лично знал одного мальчика, так только стоило ему сесть в это кресло, к нему тут же заявлялся сам великий Христофор Колумб. И они вместе отправлялись в далёкие путешествия.
- Это вы рассказываете про Игоря? - спросил Саша.
- Про него, - ответил Пётр Петрович. - А теперь иди встречай мать, она вернулась с работы, все матери очень любят, когда их встречают сыновья.
Саша встал и пошёл к матери, но в голове у него пело: "Геркулес милый, милый Геркулес".
- Мама сидела за письменным столом, перед ней лежала толстая книга, а глаза у неё были закрыты.
- Не подвигается работа? - спросил Саша.
- Не подвигается, - ответила мама.
- Я знаю, - сказал Саша, - ты волнуешься, что от папы нет давно писем.
Мама растрепала Сашины волосы. Она любила их так трепать.
- О, какой у меня наблюдательный сын! - сказала мама и попыталась улыбнуться, но из этого ничего не вышло.
Они замолчали. В комнате появились тёмные углы. Горела только настольная лампа под зелёным абажуром. Потом они услыхали звук шагов.
- Геркулес, милый Геркулес, - прошептал Саша.
- Что ты там шепчешь? - спросила мама.
- Ничего, - ответил Саша. - Ты слышала, по коридору кто-то прошёл?
- Это Пётр Петрович, - сказала мама.
Саша знал, что это Пётр Петрович. Он его шаги узнавал всегда, потому что Пётр Петрович чуть волочил левую ногу, ему её прострелили в гражданскую войну. Это было в 1918 году.
- А по-моему, это кто-то другой, - сказал Саша. - Например, Геркулес. (Ах, как это имя звенело у него в голове и камешком каталось во рту!) Знаешь что, пойдём в комнату Петра Петровича, и ты посидишь в волшебном кресле. У тебя все заботы как рукой снимет.
- Нет, Саша, - сказала мама, - мне надо работать.
- Даже если тебе не хочется? - спросил Саша.
- Надо уметь себя заставить, - сказала мама. - И потом, я уже взрослая, и мне ни к чему сидеть в волшебном кресле.
- А Пётр Петрович?.. - сказал Саша. - Он совсем старик, а сидит. Он говорит, что это ему помогает думать. Пойдём, я тебя очень прошу.
Мама встала, взяла Сашу за руку, и они молча, без единого слова, стараясь ступать осторожно, так, что был слышен только скрип половиц и какой-то непонятный шорох, а шагов их не было слышно, отправились в комнату Петра Петровича.
Их зеленоватые длинные тени упали на стену, прошлись по занавескам и вышли в дверь. В коридоре они растворились: в коридоре не было света, а они не стали его включать.
- Осторожно, - сказала мама шёпотом, - не наскочи на холодильник.
Саша только крепче сжал её руку, и она крепко-крепко сжала его маленькую тёплую ладошку...
Они вошли в комнату Петра Петровича и в темноте подошли к волшебному креслу. Было тихо-тихо.
- Ну, садись, - великодушно предложил он матери. - Садись, а я постою рядом.
Мама осторожно опустилась в кресло. Оно прозвенело под ней всеми своими пружинами.
- О, какая я стала тяжёлая, - сказала мама. - Раньше оно подо мной так не пело.
Саша промолчал. Он знал: сейчас, в этот миг, ничего нельзя говорить. Ничего.
- Здравствуй, кресло, - сказала мама. И слегка качнулась в нём, как это делал всегда Саша.
Кресло снова прозвенело свою песню.
- Ведь я что волнуюсь... - сказала мама. - Он пошёл на штурм действующего Авачинского вулкана. А вулкан этот выбрасывает лаву, её температура семьсот градусов: это всё равно что раскалённая, клокочущая сталь, выпущенная из доменной печи. А ему, видите ли, обязательно надо спускаться в кратер вулкана.
- Он это делает ради науки, - сказал Саша. - Он говорил мне: вулканы - пушки земли. Они стреляют лавой, а эту лаву можно собрать, и потом узнаешь, что делается глубоко-глубоко под землёй.
- Он и тебя перетянул на свою сторону, - сказала мама.
- Но он не первый раз спускается в кратер, - ответил Саша.
- В прошлом году он сломал себе руку, - сказала мама. - А в позапрошлом году его ударило глыбой лавы по спине, и ему пришлось пролежать целый месяц. Врач боялся, что у него повреждён позвоночник, а когда повреждён позвоночник, надо лежать на доске. Там никаких досок не было, пришлось сорвать с домика экспедиции двери, и он лежал на этих дверях. А ты видел, какие у него руки? Все в ожогах.
Они снова помолчали. За окном в небе полыхали отсветы большого города.
- Можно, я сяду рядом с тобой? - спросил Саша.
Мама подвинулась, и он сел и стал раскачиваться и звенеть пружинами. И этот звон, как нежный звук струн, раздавался у них в ушах, и чуть-чуть веселил их души, и соединял их со всем миром. Теперь для них не существовало темноты, одиночества, далёких расстояний.
- Как хорошо, что ты привёл меня сюда, - сказала мама. - Конечно же, Сергей прав, что поехал на Камчатку, что взбирается на эти вулканы, а потом, точно цирковой акробат, спускается в кратеры. Он спускается на тысячу метров в глубину, а навстречу ему подымаются испарения лавы... Мягкое, мудрое кресло, я буду терпеливо ждать его писем.
Мама обняла Сашу за плечи и потихоньку укачивала его, точно маленького. Сколько они так просидели, неизвестно, но только Саша слышал, как к нему подошёл Геркулес, тронул его за плечо и сказал:
"Вот я и пришёл. Прости меня, что я так неожиданно исчез, но здесь раздались чужие голоса".
"Это был Пётр Петрович, - сказал Саша. - Правда, он не такой сильный, как ты, но тоже герой. Некоторые взрослые кое-чего не понимают, а он всё-всё понимает".
"Ну, я слушаю, о чём ты меня хочешь спросить?"
"А ты не будешь смеяться?" - спросил Саша.
"Ни за что! - сказал Геркулес. - Клянусь тебе именем богини Афины Паллады".
"А-а-а! - сказал Саша. - Вообще-то я в бога не верю, мы теперь знаем, что бога нет. Но ведь ты жил три тысячи лет назад, и у тебя не было другого выхода".
"Афина Паллада - богиня мудрости, - сказал сердито Геркулес. - Она не позволит мне соврать".
"Прошу тебя, не сердись, - сказал Саша. - Если бы ты жил в наше время, и ты бы не верил в бога".
"Спрашивай", - сказал Геркулес.
"Геркулес! - Саше было неловко, и он тянул время. - Скажи, тебя не дразнят "девчонкой" за то, что ты носишь длинные волосы?"
"Я не обращаю внимания на глупых людей, а умные никогда никого не дразнят".
"А меня дразнят "девчонкой". Это Гошка Сапегин придумал, хотя он совсем, по-моему, не глупый".
"Ну, если он не глупый, то он скоро перестанет тебя дразнить. А ты пока потерпи".
"Вот и мама говорит: "Ты пока потерпи". А знаешь, как трудно терпеть?.. Геркулес, а почему ты носишь длинные волосы?"
"Так нравится моей матушке, - сказал Геркулес. - А это для меня закон..."
Мать Саши осторожно подняла его на руки и понесла из комнаты.
"Ах, какой он стал тяжёлый, - подумала она. - Почти мужчина".
Глава седьмая
Стоило ему войти в класс, как на него вихрем налетел Гошка.
- Принёс марки? - спросил он, увидел по Сашиному лицу, что тот ничего не принёс, и закричал: - Не принёс? Несчастный хвастунишка, врун, врун! А может быть, у тебя их даже нет?
- Нет, есть, - соврал Саша. - Просто я забыл.
- Посмотрим, - сказал Гошка. - Потерпим до завтра. А то придётся тебя звать не просто "девчонкой", а "девчонкой-врунишкой".
После школы Саша решил зайти к Маринке и попросить у неё две марки. Подумаешь, две какие-то несчастные марки, неужели она не даст ему их. Он вошёл во двор и увидел, что ворота гаража открыты. Саша сначала заглянул в гараж. Там он увидел своего знакомого шофёра.
- Здравствуйте, дядя, - сказал Саша.
- А, здравствуй, малый, если не шутишь.
- Хотите, я вам принесу воды?
- Ну принеси, - ответил шофёр.
Саша схватил ведро и побежал в глубь гаража за водой. Принёс воду и сказал:
- А теперь мне надо идти.
- Важное дело? - спросил шофёр.
- Да, - ответил Саша. - Важное.
После разговора с шофёром у Саши настроение стало получше. И он побежал к Маринке.
Она была дома одна. Сначала пришлось поиграть с ней в куклы, потом в пароходы, а потом Саша попросил у Маринки, чтобы она показала ему коллекцию папиных марок.
Маринка влезла в папин стол и достала большой квадратный альбом в синем переплёте... Каждая страница была прикрыта в нём папиросной бумагой, а под бумагой, на сером толстом картоне, в карманчиках лежали марки.
- Только ты не перепутай их, а то папа будет ругаться. Он эти марки собирает всю жизнь, с девятилетнего возраста.
- А у нас в классе один мальчик, Гошка Сапегин, - сказал Саша, - тоже собирает марки. И даже меняется.
- Как это - меняется? - не поняла Маринка.
- Очень просто, - сказал Саша. - Он отдаёт, например, твоему папе лишние марки, а твой папа ему свои лишние марки.
- А у моего папы нет лишних марок, - сказала Маринка.
Саша подумал, что, пожалуй, Маринка не даст ему две марки для Гошки, и представил себе, как Гошка завтра будет кричать на него на весь класс: "Врунишка, хвастунишка!"
На каждом листе было написано название страны, но Саше трудно было прочесть эти названия. Он просто ворошил марки: на них были портреты каких-то людей, какие-то дома, деревья, звери, церкви... Их здесь было так много, и Саша подумал, что Маринкин папа совсем не обеднеет, если отдаст ему две марки для этого ненасытного, кровожадного Гошки.
- Ну, насмотрелся? - спросила Маринка.
Ей хотелось побыстрее убрать альбом в стол, потому что папа никому ни под каким видом не позволял брать альбом с марками без его разрешения. И Маринка впервые его сама держала в руках, и сделала она это только ради Саши.
- Сейчас, - ответил Саша и покосился на Маринку. Нет, и просить не стоит, всё равно не даст.
Он уже хотел отложить альбом, но тут позвонили в дверь, и Маринка побежала открывать. А Саша вдруг сделал нечто странное, нечто ужасно необыкновенное, нечто такое, что нельзя никому делать ни при каких условиях: он вытащил из марочного карманчика две маленькие старенькие марки (нет, он не взял большие, хорошие марки) и быстро положил их в карман. При этом у него сильно-сильно заколотилось сердце.
Тут же вернулась Маринка. Саша уже стоял в другом конце комнаты.
1 2 3 4 5 6 7