- Преподаю немецкий язык.
- Шпрехен зи дейч? - обрадовался я.
- Умоляю, больше ни слова! - застонала она. - У тебя варварское произношение.
- Хорошо, - охотно согласился я. - Не буду. У нас в школе с немецким языком очень плохо. Ведь смех и грех, у нас немецкий преподаёт учитель физкультуры. По совместительству. Он служил в армии в Германии и вот преподаёт немецкий язык.
- Ты это серьёзно?
- Да, - тихо ответил я. - Вы же испугались моего произношения. Но я лучший в классе, а другие, они думают, что "презенс" - это прошедшее время... Вспомнить страшно!
- Возмутительно! - сказала женщина. А что смотрит районо, облоно?
- Не знаю, - сказал я. - Вероятно, они оторвались от народа.
- Ну-ка, ну-ка, дай мне адрес твоего совхоза. Физкультурник преподаёт немецкий язык!
Она вытащила маленькую книжку и записала с моих слов адрес нашего совхоза, моё имя и фамилию.
- Ты не волнуйся, я не буду упоминать твоё имя, чтобы у тебя не было осложнений в школе.
- А я не боюсь, - ответил я. - Я принципиальный.
- Вот как! - сказала женщина. - Интересно, какая будет жизнь, когда вы будете управлять страной?
- Прежде всего у нас будут работать все автоматы с газированной водой - это раз. А то, вы подумайте, из ста автоматов, из которых я хотел напиться воды, восемьдесят пять не работают.
- Правильно, - сказала женщина. - С маленького начинается большое. А собственно, куда ты держишь путь, милый Сева?
- В Артек.
- А сейчас?
- Ищу Хомутовский тупик.
- Э, братец, тебе в другую сторону.
- Знаю, - ответил я. - Только я решил вас немного проводить.
- Отчаянные родители, - сказала женщина. - Такого маленького мальчика пускают гулять по незнакомой Москве.
- У нас в степи заблудиться опаснее, чем здесь, - ответил я. - Тут вон сколько людей, а там пустота. А ночью все эти фонари горят?
- Горят, - сказала она.
- А у нас ночью ни одного фонаря. - Я подумал, что проговорился и теперь уж ни за что не уговорить её приехать к нам в совхоз, и добавил: В степи темнота, а в посёлке лампочки дневного света. - Хотел ещё сказать, что их включают только по большим праздникам, и снова вовремя остановился.
Вообще ведь со взрослыми надо осторожнее: они придирчивы к мелочам. Очень для них важно, чтобы была уютная квартира, и чтобы хорошая постель, и обязательно завтрак и обед по расписанию. У нас, например, был такой случай. Приехал в школу новый учитель, побыл неделю, и след его простыл. Оказывается, он уехал из-за туалета! Школьный туалет у нас на улице поэтому он уехал.
- А ещё, ещё у нас... - Я никак не мог придумать, чем бы её сразить.
- Не уговаривай, у меня в Москве муж и двое детей, - сказала женщина. - А в министерство я обязательно зайду. До свидания.
- Жалко, что отказываетесь, - сказал я. - У нас бы для всех нашлось дело - и для вашего мужа, и для ваших детей.
Потом мы разошлись. На душе у меня было спокойно. Жалко, конечно, что я не уговорил эту женщину приехать к нам. Это была бы победа, если бы она со всей семьёй прикатила в совхоз; интересно, что тогда про меня сказал бы Шерстнёв?
А у "Богини Саваофы" вот бы вытянулось лицо. А то она считает, что совершила героический поступок, приехав на целину. Самый настоящий героический поступок, ну вроде впрыгнула на ходу в горящий поезд и спасла десять грудных детей, которые вот-вот должны были сгореть в этом пламени.
А тут приезжает целая семья; и никакого геройства в этом не видят... Да, геройство. Как же! У нас в школе три учителя немецкого языка. Одного прислали из Барнаула. Одну привезли трактористы, когда ездили на выставку в Москву. А следом за ней приехал ещё один: как выяснилось, её бывший однокурсник.
Он хотел работать именно в нашей школе, и баста. Директор сначала не соглашался его оставлять, а потом почему-то оставил. Именно он и преподавал физкультуру.
Я успокоил себя, что не очень-то соврал, сказал только наоборот, что у нас физкультурник преподаёт немецкий, а нужно было сказать, что "немец" преподаёт физкультуру. Да ещё такой свирепый: все команды отдаёт по-немецки. "Лёйф!" - кричит он. А я: "Что такое?" Притворяюсь, что не расслышал его команды. А он: "Шприх дейч!" Значит, говори по-немецки. А я: "Вас ист дас?" У меня из-за этого на физкультуре всё не так получается. Он приказывает: "Ложись!", а я стою. Он говорит: "Бегом!", а я иду шагом. Раньше для меня физкультура была отдыхом, а теперь я даже не понимал: не то я на уроке физкультуры, не то на уроке немецкого.
9
Целых двадцать минут я стоял на углу Хомутовского тупика. Ноги у меня тряслись от страха, и руки тоже тряслись: чуть не уронил вазу. Казалось, стоит мне войти в этот Хомутовский тупик, как я сразу столкнусь с отцом.
Я думал, что буду искать тупик ну хотя бы два часа, а он вот, передо мной: маленькая, совсем не московская улочка в старых домах, изогнутая змейкой. Я помнил адрес на память: дом пятнадцать, квартира шесть.
Сколько раз я представлял, как приду к отцу и скажу: "Ну, хватит! Не знаю там, что у вас с мамой случилось, но тебе пора возвращаться. А то что же получается? На весь наш класс я один без отца. А "Богиня Саваофа" даже крикнула мне: "Безотцовщина!" Как, по-твоему, хорошо это?" - "А за что она тебе это крикнула? Небось нахулиганил?" - спросит он. "Может, и нахулиганил, я не отказываюсь. Приедешь - и разберёшься. Если надо, можешь меня наказать, я не возражаю".
"Эх, - подумал я. - Скандал теперь будет. Наташа, видно, уже спохватилась, и началась паника, а я тут стою, точно присох к месту".
Я вошёл в этот несчастный тупик и стал искать дом пятнадцать. Прошёл раз: нет дома пятнадцать. Прошёл второй раз: снова нет. Дом тринадцать, потом небольшой сквер, а потом сразу дом семнадцать.
В сквере на скамейке сидел старик и читал газету. Я сел рядом. Старик посмотрел на меня, и я сказал просто так, неизвестно кому:
- Странная улица: дом тринадцать, а потом сразу семнадцать.
- М-да... - промычал старик. - Сейчас много странного. Вот, к примеру, я вчера прочёл в журнале, что профессор Чумаков испытал действие лекарства против полиомиелита на себе. Страшная болезнь, при ней ноги отнимаются. Он двойную порцию этой вакцины принял, жизнью рисковал. Вот это странно, удивительно и достойно восхищения. А то, что нет дома пятнадцать, в этом ничего странного нет.
- А по-моему, странно, - сказал я.
- Дом этот снесли, - сказал старик. - Старый был, ветхий. Его построили после наполеоновского пожара. В тысяча восемьсот тринадцатом году! Значит, стукнуло ему сто пятьдесят лет. Его и снесли. Скоро всю нашу улицу снесут, и не будет Хомутовского тупика. А то ведь какое унизительное название придумали: "Хомутовский тупик!" А ты сам где живёшь?
- Далеко, я приезжий, - ответил я.
- Ах, ты приезжий! Для тебя здесь много интересного. Видал, как Москва строится?
- У нас в совхозе тоже строятся.
- Что ты, что ты! Сравнил! - сказал старик. - Масштабы не те.
- А где же все жители дома пятнадцать?
- Переехали в новые дома. Одни - в Измайлово, другие - в Мазилово, третьи - на Ленинские горы.
- А как же теперь быть? - спросил я. - У меня в этом доме жил знакомый. Мне необходимо его повидать.
- Очень просто, - ответил старик. - Выйдешь на большую улицу, найдёшь справочное бюро и узнаешь.
Я вышел на большую улицу и нашёл справочное. Перед окошком справочного стояла женщина, и в справочном сидела женщина. Они разговаривали на посторонние темы, это было сразу ясно. У нас в совхозе женщины тоже любили поговорить, но они всегда говорили о важных делах: о том, какой намечается урожай, о своих детях, о новых людях в совхозе, о том, чей муж хороший, а чей плохой. А эти разговаривали о танцах - чего только не придумают москвичи! - про какое-то "па-де-де" и про какую-то "польку через ножку". Ну прямо как наши девчонки.
Мне надоело их слушать, я спешил, а они - "па-де-де", и я сказал:
- Скоро у вас кончится перерыв?
Они замолчали, и та, что стояла рядом со мной, сказала: "Извините", и мелким-мелким шагом, как-то смешно ставя ноги, почти побежала по тротуару. А та, что сидела в справочном, посмотрела на меня, как "Богиня Саваофа", поджала губы и прищурила глаза, выпустила в меня электрический заряд силой в несколько ампер.
Я сказал ей, что мне надо, и она начала приставать: где он родился, когда родился, где жил последнее время. В общем, ясно, что нарочно придиралась. Хотела отомстить, что прервал разговор. Смешно, когда люди злятся, а тебе хоть бы что.
- Ах, какая персона! - сказала она. - Персона грата без пяти минут.
Я не знал, что такое персона грата, но на всякий случай сказал:
- А вы меня не оскорбляйте.
- Если не знаешь, что значит "персона грата", лучше помолчи, сказала она.
- Я спешу. - И добавил: - Я приезжий.
- Ну и что же? Это не даёт тебе права врываться в чужой разговор. Все спешат. И, между прочим, у каждого человека есть своя жизнь. Об этом всегда надо помнить. Женщина, которую ты сейчас прогнал, да, да, прогнал, я не боюсь резких слов, - нежнейшее существо, героиня! Она была балериной, и какой!
- Я не хотел её обидеть, - сказал я. - Просто у меня сегодня тяжёлый день.
- Вот-вот, я же говорю, ты эгоист! В первую очередь думаешь о себе. Она сняла трубку телефона и стала передавать всё об отце: и фамилию, и когда родился, и где жил последнее время. Выходит, она ко мне не придиралась, когда всё выспрашивала. Потом она подняла глаза, в них не было уже никаких электрических зарядов, и сказала: - Придёшь через двадцать минут.
Я отошёл в сторону и подумал: "Неплохо бы сейчас догнать балерину и вернуть её обратно. Пусть себе поговорят ещё немного, раз у них свободное время, раз им так интересно разговаривать про свои танцы". Потом посмотрел на толпы людей, шагающих по тротуару, и понял, что мне уже никогда её не найти. Стало как-то не по себе. Появился перед тобой человек и пропал. Ты его больше никогда не увидишь, и он, может быть, тебя не запомнил. А ты его запомнил, и тебе неприятно, что ты с ним плохо обошёлся.
Да, хорошо бы найти балерину, но разве в этой толпе кого-нибудь разыщешь? Здесь люди перед тобой пролетают, как падающие звёзды в небе. Мелькнут и пропадут навсегда. И мне вдруг стало не по себе. Показалось, что никогда не найти в этом чужом и громадном городе отца. Наскочил на меня страх. Вернуться бы к ребятам, и сразу всё стало бы просто и легко, и через какие-нибудь шесть часов я сидел бы в поезде и катил в Артек.
Ну нет, этого сделать я не мог, хоть убей, хоть разорви на мелкие кусочки, чтобы я отступил от своего. Вспомнил мать, вспомнил длинные зимние вечера, когда мы сидели вдвоём и она вдруг просто переставала разговаривать. Думала о чём-то своём и не разговаривала. А я тогда изо всех сил старался её развлечь и выдумывал для неё смешные истории и выполнял в одну секунду её приказы.
Решил вернуться к старику на сквер. Но старика уже не было. На самом краешке скамейки спиной ко мне сидела девушка. Я поставил вазу на скамейку и сел рядом.
- Здесь был старик, - сказал я. - Вы не видели, куда он ушёл?
- Не видела. - Она явно была не расположена к разговору.
- Жалко, - сказал я. - Интересный человек. Я хотел его к нам на целину пригласить.
- А ты что, с целины?
- Да. Из совхоза "Новый". У нас знаете какой совхоз? Лучший в республике. Нет, пожалуй, первый во всём Советском Союзе.
- Так уж и первый? - не поверила девушка.
- Конечно, первый. Вот я сегодня ехал в троллейбусе, и меня контролёр хотел отвести в милицию за то, что я был без билета. А почему я был без билета? Потому что у нас автобусы бесплатные. По привычке не взял билет.
- А что ещё удивительного в вашем совхозе?
- Разве всё сразу вспомнишь, - сказал я, а сам потихоньку, незаметно скосил на неё глаза: надо было решить, стоит ли на неё тратить порох. - Вы не немка?
- Почему немка? - удивилась девушка.
- Нет, я понимаю, что вы русская, но вы не учительница немецкого языка?
- Я врач, - сказала девушка.
- Вот здорово! - закричал я. - Нам знаете как врачи нужны? Позарез! Неплохо бы её уговорить, очень неплохо. - У нас женщины нарасхват, сказал я. - Только приедут, сразу замуж выходят. Мужчин у нас много: трактористы, строители.
- А мне на мужчин наплевать.
- Каждую субботу в клубе танцы, - продолжал я. - Под радиолу.
Нет, танцы на неё тоже не подействовали. Удивительно, до чего трудно угодить человеку: одному подавай одно, другому совсем другое. Одни девчонки дня прожить не могут без танцев, прямо млеют от музыки, а другие презирают.
- Самое главное, - сказал я, - работать там, где ты нужен людям.
- Ты просто агитатор, - сказала девушка.
- Это не я, это наш директор так говорит. Он вам руки будет целовать, когда приедете.
- Куда это ты собралась ехать? - услышал я незнакомый голос.
Позади скамейки стоял мужчина. Молодой, высокий, ну прямо артист или спортсмен. Нетрудно было догадаться, кто это. Здесь уж ничего не скажешь, здесь надо молчать.
- Уезжаю в совхоз на целину, - сказала девушка.
- Ну, брось сердиться, - сказал мужчина. - Я взял билеты в кино.
- Пойдёшь один, - ответила девушка. - А мне надо собираться в дорогу.
Я подумал, что она шутит, но посмотрел ей в лицо и увидел, что она совсем не шутит. Глаза у неё вдруг стали узкие и злые. Не люблю я, когда люди ссорятся. Конечно, приятно, если бы она поехала к нам в совхоз: и Шерстнёв был бы рад, и все бы на каждом углу говорили, что Севка Щеглов привёз "врачиху", но всё равно я не любил, когда ссорились.
- А знаете что, - предложил я мужчине, - поезжайте вы к нам тоже. У нас для всех найдётся работа.
Он резко повернулся в мою сторону:
- Слушай, не лезь не в своё дело. И вообще катись отсюда подальше, пока не схватил по шее!
Я повернулся и пошёл. Потом вспомнил, что забыл вазу, и вернулся. Спокойно подошёл, взял вазу. Нарочно медленно так её брал, чтобы он не думал, что я испугался.
Плевать мне было на его угрозы - подумаешь, по шее! Легче всего дать другому по шее, если у тебя такой рост и такие длинные руки. Это не большая хитрость. Но только мне было обидно: думал, что девушка заступится за меня, а она даже бровью не повела. Не понимаю я таких людей, просто не понимаю. Хорошо, что она не приедет к нам в совхоз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10