Отец твой, покойник, оставил мне на память подарочек! Так что, Бог даст, к весне будет у тебя братик или сестричка.
Роман некоторое время не мог понять, о чем это таком мать говорит. Когда же дошло до него, он не на шутку испугался. И страх этот мучил Романа еще долгое время. Рождение ребенка представлялось ему чем-то по-настоящему страшным. А вдруг мать помрет от родов, и останется он, Роман, один-одинешенек на всем белом свете? Как тогда жить, что делать?
Лето сменилось осенью, за ней пришла, принеся с собой снега и морозы, зима. Мать была по-прежнему весела и довольна. А Роман старался встречаться с ней как можно реже. Огромный материнский живот наводил на него дрожь, и страх с новой силы овладевал отроком.
Март 1236 года.
Все кончилось в начале весны, когда матери внезапно стало плохо, и она, крикнув служанку, послала ее за повитухой. Бабка не заставила себя долго ждать, и вскоре уже заперлась в опочивальне, куда прежде удалилась мать.
Роман не находил себе места. Сперва он сидел в доме, но, не в силах слышать доносящихся из опочивальни криков и стонов, выскочил на двор.
Промотавшись там несколько часов, он вернулся обратно в надежде, что уже все кончилось, но крики стали еще более душераздирающими. На улицу Роман больше не пошел – там было холодно и ветрено. Он иззяб до костей, и, казалось, уже никогда не отогреется. Роман вбежал в свою опочивальню, повалился на постель, зажал уши руками. Крики стали слышны меньше, но все равно каждый стон словно когтями терзал душу отрока.
Где-то в середине ночи вопли стали уж совсем невыносимыми, и у Романа не осталось никаких сомнений в том, что предстоит ему остаться круглым сиротою. Однако через некоторое время крики матери смолкли, а вместо них раздался истошный детский плач. Прошло еще некоторое время, и стоны возобновились. Потом же началось вовсе какое-то светопредставление. Роману показалось, что он сошел с ума, так как детский плач, казалось, раздвоился и раздавался с невероятною силой.
Не в силах более выносить неизвестность, отрок выскочил из комнаты и побежал в сторону материнской опочивальни, откуда доносился громкий, торжествующий детский плач.
Он без стука отворил дверь и влетел в комнату. Увиденное ошеломило его. Мать лежала на постели, прикрытая покрывалом, и мирно спала, а рядом суетилась бабка-повитуха с двумя младенцами на руках.
Едва глянув на вошедшего Романа, бабка кивнула на младенцев и сказала:
– Ну, что, малец, мамка-то твоя расстаралась – братишку да сестренку тебе принесла.
– Как, сразу двоих? – тихо переспросил Роман, не отводя взгляда от крошечных краснолицых младенцев, которые яростно извивались в крепких руках повитухи, никак не желая успокоиться.
– Да уж, вот что значит судьба, – покачала головой старуха. – Теперь тяжело вам придется без отца-то! Ты ведь за старшего будешь.
Роман не сразу осознал груз ответственности, легший на его еще детские плечи. То, что он стал главой семьи, Роман понял только тогда, когда мать начала советоваться с ним в разных делах. И то, что он, отрок, на правах взрослого высказывает свое мнение и решает вопросы, невероятно льстило самолюбию Романа.
Сам того не сознавая, Роман старался походить на своего покойного отца. Он и внешне становился похожим на него. Мать видела это, и порой, при взгляде на сына, при разговоре с ним, бледнела, и лицо ее приобретало прежнее, усталое и затравленное выражение.
Однако ж Роман, конечно, не был копией отца своего. Он был много мягче и покладистей. Не чувствовалось в нем той напористой грубости и разгульной жестокости. Но еще очень юн был новый хозяин, и никто не мог бы сказать, каким он станет, когда достигнет возраста своего отца. Случается так, что горечь ошибок и неудач озлобляет даже самых кротких...
Брата с сестрой первое время Роман почти и не видел, да и не стремился. Потом, когда они подрастут, с ними можно будет играть, особенно с братцем, а пока – что интересного в двух ревущих без конца человечках? А рев их приходилось слушать частенько. Под него Роман засыпал и под него просыпался. Изредка он видел, как нянька или мать проносят куда-то два туго спеленутых кулька, но особого интереса к младенцам несмышленым не проявлял. Заметил только, что с их появлением мать стала меньше обращать на него внимание, и оттого даже ревновал.
Однако время шло, младенцы подрастали, и вскоре дом наполнился их агуканьем, визгом и смехом. Это были на редкость дружные малыши. Как это всегда и бывает с близнецами, они были неразлучны, их всегда посещали одни и те же желания и помыслы.
Чем взрослее становились они, тем больше любил их Роман. Теперь он уже чувствовал себя частью большой семьи, где в нем нуждаются, где его любят. Оба они, и сестра, и брат, были вылитые мать, с покойным отцом не было у них ни малейшего сходства. Наверно, оттого мать и носилась с ними, как курица-наседка со своими желторотыми цыплятами.
Жизнь в деревне шла своим чередом. Семья по-прежнему ни в чем не нуждалась. Роман привык к плавному течению жизни и думал, что уже ничто не сможет поколебать ее устоявшийся, размеренный ход.
ГЛАВА 2
Январь 1238 года.
Роман ошибся. Прошло два года, и он понял, насколько непредсказуемой бывает жизнь и как круты ее неожиданные повороты.
Недавно справили веселое, шумное Рождество, только что прошло Крещенье. После веселых праздников с ряжеными и колядой вновь потянулись тихие зимние дни, когда солнце недолго освещает закованную во льды и одетую в снега землю. Когда вечера длинны и коротаются за рассказыванием сказок и прочей небывальщины. Жуткие истории про вурдалаков, что выходят по ночам из своих могил, чтобы сосать кровь живых, про волков-оборотней и прочую нечисть и пугали, и забавляли мальчика.
Ничто не предвещало беды. Однако однажды Роман проснулся среди ночи от неясного гула, доносящегося с улицы. Прислушавшись, Роман различил крики, стоны, плач. Он вскочил с постели и начал в спешке одеваться. Вылетев во двор и распахнув ворота, Роман замер в оцепенении.
Дом их, поставленный в молодые годы покойным отцом, стоял на высоком холме. Как не раз говаривал отец: «Чтобы весь белый свет было видать!» Деревня же, напротив, приютилась внизу, в самой излучине реки, и видна была с холма, как на ладони.
Сейчас над деревней полыхало зарево пожара. На фоне бушующего пламени метались неясные тени. Оттуда доносились страшные крики, вопли, женский плач, топот копыт, собачий лай и визг.
Еще не разобравшись толком, что к чему, Роман бросился обратно в дом, будить слуг. Заспанные, они выползли из дому и с ужасом взирали на происходящее внизу. От поднявшейся суматохи проснулась и мать Романа. Оставив близняшек мирно посапывать в колыбельках, спустилась вниз и остановилась, обомлев.
– Помочь им надо, сыне, – наконец проговорила она, обращаясь к Роману. – Вся ведь деревня погорит – как есть вся! Пошлю-ка я холопов – лишние руки им там никак не помешают.
Слуги, не мешкая, начали спускаться с холма. Роман двинулся за ними следом.
– А ты куда? – вскричала мать.
– Я тоже пособлю, – ответил Роман и продолжил свой путь.
– Не пущу! Сгоришь ведь! – завыла мать, хватая Романа за руку.
– Не сгорю, – буркнул Роман, вырываясь из цепких материнских рук. – Пусти, не маленький я!
Тем временем фигуры слуг уже растаяли в густой темноте, озаренной лишь багровым заревом пожара.
Роман едва вырвался из цепких рук матери и зашагал в сторону горящей деревни. Дарья осталась стоять возле ворот, прижав руки к груди и глядя вслед удаляющемуся сыну сквозь горючие слезы, застилавшие глаза.
Роман лишь наполовину спустился с холма, когда путь ему внезапно преградила чья-то неясная тень.
– Кто тут? – крикнул Роман.
– Не шуми, отрок, беду накличешь! – послышался в ответ старческий голос.
– Дед Макар, ты? Что ты здесь шастаешь, ровно тать какой? – удивился Роман.
Тень приблизилась, и в отсветах пляшущего внизу огня стали различимы черты дедова лица. Роман испугался, увидев, что лоб деда Макара пересекает неглубокая рваная рана, из которой тоненькой струйкой стекает на лицо кровь. Гримаса боли исказила знакомые с детства черты, и в неверном свете дед Макар стал похож на одного из тех вурдалаков, про которых сам он не единожды рассказывал Роману, коротая зимние вечера.
– Что стряслось, дед? – дрогнувшим голосом спросил Роман.
– Беда! Беда пришла, внучек! Налетели на нас проклятые вороги! Деревню пожгли, всех, кто на пути попался, поубивали! Спаслись те токмо, кто в лес убежать успел. Да немного их, ой, немного.
Старик задыхался, видно, ранен он был не только в голову, и теперь силы покидали его.
– Что ты говоришь? Какие вороги? – не в силах поверить в произошедшее, вопросил Роман.
– Не знаю, какого племени. Никогда таких видеть не приходилось. На конях все, как половцы... Но не они... Глаза у них узкие, да раскосые... Сами они в чудных халатах, в руках копья с крюками, да сабли кривые, да луки со стрелами острыми! Все, все в деревне погибли! Кто от сабли уберегся, тот копьем заколот, кто копья убежал, того стрела догнала! В темноте они ваших хором не увидели, но скоро светать начнет – и до вас доберутся.
– Что же делать теперь, дед? Мы-то думали – пожар случился в деревне, всех мужиков из дому вам на подмогу послали. Этак они прямо к ворогам в руки и попадут!
– Их ты уже не спасешь. Беги в дом, собирай мать да младенцев. Бегите скорей в лес. Там укроетесь, авось и минует вас страшная участь.
– А как же ты, дед?
– Мне уж недолго осталось...
Тут только Роман заметил, что все это время дед прикрывал рукой грудь.
– Стрела в меня попала. Почитай, что насквозь прошила. Стрелу-то я выдернул, да рана, видать, смертельная.
– Все равно, пойдем со мной, дед! Негоже тебя здесь помирать одного оставлять.
– Говорю тебе, спешить надо, а со мной далеко не уйдешь, – увещевал Романа дед.
– Без тебя и с места не сдвинусь, – с непонятно откуда взявшейся твердостью ответил отрок.
Поняв, что спорить с Романом бесполезно – только драгоценные минуты упустишь, – дед Макар сердито тряхнул окровавленной, спутанной бородой и начал медленно взбираться на холм. Роман пошел следом.
Мать все еще стояла на том же месте, где оставил ее Роман, когда убежал за слугами тушить пожар. Она жадно вглядывалась вдаль и не заметила тихо подошедших деда Макара и Романа. Оттого испуганно вздрогнула, увидев вышедшие из тьмы фигуры, но поняв, кто перед нею, успокоилась.
– Что так скоро? – удивилась она, и в глазах ее засветилась радость оттого, что сын жив и здоров. – Али помощь не нужна?
– Беда, мама! Быстрей в дом беги, малышей разбуди, вещи собирай самые нужные! А я пойду служанок подниму.
– Да что случилось-то? – не поняла мать.
– Вороги на деревню напали, мать. С рассветом к нам нагрянут, надо думать, – скороговоркой произнес Роман и метнулся в дом.
Увидев деда Макара с лицом и грудью, залитыми кровью, мать охнула, колени ее подогнулись, и она начала медленно садиться на землю.
Дед Макар, казалось, позабыл о том, что малое время назад собирался умирать от смертельных ран, проворно подскочил к Дарье и, подхватив ее на руки, бойко зашагал к дому.
Роман тем временем уже поднял на ноги всю прислугу, которая тотчас начала вязать хозяйское добро в узлы и выносить во двор. Дед Макар осторожно примостил Дарью на скамейку возле входа и опрометью кинулся в конюшню, откуда почти сразу же донеслось тревожное конское ржание.
Роман подбежал к матери. Она все еще была в беспамятстве. Роман сбегал до колодца и, принеся с собой холодной колодезной воды, брызнул ею в лицо матери. Средство оказалось верным. Дарья вздрогнула и открыла глаза.
– Что? Что случилось, сынок?
– Мама, беги за малышами. Спасаться надо, а не то поздно будет, – прокричал Роман и, не дожидаясь матери, сам побежал в дом. Дарья, совершенно уже пришедшая в себя, поспешила вслед за ним.
Близняшки, не подозревая о том, какая опасность нависла над их неразумными головами, мирно посапывали в своих колыбельках. Роман взял на руки сестренку Настю. Та проснулась и с перепугу начала громко плакать. К ней тотчас присоединился Егор. Роман стоял посреди комнаты в растерянности, не зная, как успокоить не на шутку разошедшихся детей. Но тут на помощь ему пришла мать. Подхватив Егора на руки, она устремилась к выходу, попутно стянув с ложа покрывало. Чуть помешкав, она сноровисто обернула в него младенца, после чего продолжила свой путь. Роман последовал ее примеру, схватил одеяло, закутал, как умел, Настеньку, и кинулся на двор.
К тому времени, когда Роман снова оказался во дворе, два коня, бывшие в хозяйстве, уже стояли оседланными, и к спинам их приторочены были тюки со всевозможным барахлом, которое служанки впопыхах успели собрать. Только потом станет ясно, что в суматохе-то собрали совсем не то, что нужно...
Служанок было трое – старая стряпуха Прана и две молодки, мужья которых были посланы на тушение пожара и, по всей видимости, сгинули навсегда. Видно, молодки тоже это чувствовали, потому что заливались горючими слезами.
Кто совершенно не потерял спокойствия духа, так это дед Макар. Окончательно позабыв о своей якобы смертельной ране, он вовсю руководил сборами, прикрикивая на уревывающихся молодок и цыкая на ворчащую Прану.
– Ну, наконец-то, – сердито буркнул он, заметив Дарью и Романа, с малышами на руках выходящих из дома. – Я уж было подумал, что вы решили татей дождаться, знакомство с ними завесть. Ну, пошли, а то вот-вот рассветет, а нам еще до леса добраться нужно, – подытожил он и, взяв обоих коней под узцы, вывел их через открытые ворота.
– Дай я хоть перевяжу тебя, Макар, – догнав старика, предложила Дарья.
– Не время, того и гляди вороги нас заприметят, – отмахнулся было Макар.
– Нет, уж Макар, погоди! Куда хуже будет, коли ты совсем ослабнешь! Как мы тогда тебя потащим, – продолжала настаивать Дарья.
Ее слова возымели свое действие, и Макар остановился. Перевязка много времени не заняла, и вскоре беглецы снова двинулись в путь.
До леса было довольно далеко – нужно спуститься с холма, пройти через заснеженное поле, миновать светлую березовую рощу, в которой и спрятаться-то нельзя – голая стоит, насквозь видно.
1 2 3 4 5