— Я знал, что миссис Эймс должна была в тот вечер приехать в Нью-Йорк, поскольку я видел ее письма. Я знал, что она приезжала сюда, но на следствии я ничего об этом не сказал и предупредил слуг, чтобы они также молчали об этом. И вот почему.
Грэнворт Эймс — подлая собака, никто из нас не любил его, но ее мы все уважали. Мы знали, что у него было много женщин и что он грубо обращался с миссис Эймс. Но когда он вдруг заработал круглую сумму и сказал, что собирается 200 000 долларов в государственных бумагах передать жене, я подумал, что он решил исправиться и начать новую жизнь. Я поверил ему, потому что он говорил это довольно искренне. А тут он еще увеличил и сумму страховки. Я решил, что он действительно хочет стать нормальным семьянином.
Когда вечером в день своей смерти он ушел из конторы, я знал, что у него должно быть свидание с миссис Эймс и что у них будет разговор о какой-то женщине, из-за которой миссис Эймс была страшно обозлена на него. А на следующее утро раздался звонок из полиции и мне сообщили, что труп Грэнворта Эймса в машине выловили из реки, и просили меня приехать для опознания. Я поехал туда и подтвердил, что это действительно Грэнворт Эймс.
Я знал также, что миссис Эймс уже вернулась в Коннектикут, так как Грэнворт говорил мне, что она сразу же после свидания с ним поедет туда.
И я представлял себе все это дело так. Они встретились, и она высказала ему все, что думает о нем. Она сказала ему, что он паршивый пес и что она уйдет от него и будет жить в Коннектикуте. Но я хорошо знал Грэнворта. Он легко приходил в возбуждение. Вероятно, он сильно расстроился из-за того, что ему сказала Генриетта, и с горя выпил как следует. И я подумал тогда, что в результате этой ссоры он покончил жизнь самоубийством. Хорошо его зная, я решил, что он пил в компании какой-нибудь своей знакомой и именно эту женщину и видел сторож.
Но я подумал, что, если я скажу, что он в тот вечер виделся с миссис Эймс, полиция подумает, что это была Генриетта Эймс. Мне стало ясно, что они ее вызовут, начнут допрашивать и, может быть, будут плохо обращаться с ней. Поэтому я поехал на квартиру к Эймсам, поговорил со слугами, и мы решили никому не говорить, что она в тот вечер была в городе. Тысячу долларов для ночного сторожа я взял из ящика письменного стола Грэнворта. Тогда я думал, что Эймс покончил жизнь самоубийством, и было совершенно незачем впутывать в это дело Генриетту Эймс. Он и так причинил ей довольно много неприятностей.
Все прошло прекрасно. Следствие закончилось. Все в порядке. Но вдруг через несколько месяцев приезжаете вы и заявляете, что миссис Эймс пыталась обменять в банке фальшивые облигации. Вы задали мне кучу вопросов, не дав возможности все как следует обдумать, и поэтому я рассказал вам то же, что и на допросе у следователя. После вашего ухода я тщательно все продумал. Я отлично знал, что Грэнворт Эймс передал миссис Эймс самые настоящие облигации. И я подумал, что, если она пыталась подсунуть в банке фальшивые облигации, значит, она получила их где-то в другом месте и знала, что облигации фальшивые.
И еще одна вещь. Я заглянул в ящик стола Грэнворта, где он хранил эти письма. Писем там не оказалось, и я вспомнил, что, когда она приезжала на следствие из
Коннектикута, я как-то застал ее около его письменного стола. И тогда мне в голову пришла мысль: может быть, это Генриетта Эймс убила Грэнворта. Может быть, это ее видел ночной сторож на пристани Коттон Уорф, и именно поэтому она и забрала эти письма.
Я могу, конечно, с симпатией относиться к этой женщине, но я не собираюсь покрывать убийцу. Особенно когда на сцене появились вы, а мне отлично известна ваша репутация, мистер Кошен. Я подумал: а что случится со мной, когда вы узнаете правду? И я был прав. Первое, что вы сделали, — это пошли к ночному сторожу и выведали у него, как все это произошло на самом деле.
Тогда я сел за машинку и напечатал для вас письмо без подписи, потому что тогда я подумал так: если вы поедете в Палм Спрингс и найдете эти письма, вы сможете сделать с ними все, что хотите. Если вы решите, что это Генриетта убила Грэнворта, вы можете поступить как вам угодно: арестовать ее или оставить в покое. И я подумал, что вас не должно волновать, кто именно написал эту анонимку. Я считал, что вы не придадите этому никакого значения. А если бы я подписался своим именем, то снова бы ввязался в это дело. Вот как все было. И мне очень жаль, что я причинил вам излишние хлопоты тем, что оказался таким дураком и не сказал вам всю правду сразу.
Я встал и протянул ему руку.
— Отлично, Бэрдль, — сказал я ему. — Ты очень умно поступил, рассказав мне все начистоту. Я все больше прихожу к убеждению, что Грэнворта Эймса убила Генриетта. И если это подтвердится, я с удовольствием выведу ее на чистую воду.
Мы пожали друг другу руки.
Чопорной секретарше на высоких каблуках я сказал «пока, детка» и спустился вниз. Внизу я быстро прошел в контору управляющего домом, показал ему свою бляху и кинулся к телефону.
Я назвал себя дежурному на телефонной станции и сказал, что я только что вышел из кабинета Бэрдля и у меня создалось впечатление, что он собирается заказать междугородный разговор с Палм Спрингсом. Я попросил их прослушать весь разговор и точно все записать, а также постараться узнать, что будут говорить на другом конце провода. Я сказал, что за стенограммой я пришлю кого-нибудь потом, а пока они для собственного спокойствия пусть наведут обо мне справки.
Дежурный ответил «о'кей».
Я вернулся в отель и позволил себе выкурить роскошную сигару. И прежде всего я должен вам сказать, что я и на сей раз не поверил Бэрдлю. И вот почему.
Предположим, он действительно видел, как Генриетта забирала из письменного' стола свои письма, потому что эти письма могли служить доказательством того, что она виделась с Грэнвортом в день его смерти. Но разве не логичнее было бы подумать, что она забрала их для того, чтобы уничтожить, а не увезти с собой? Откуда Бэрдлю известно, что они в Палм Спрингсе? Ему могло быть это известно только в том случае, если кто-то из Палм Спрингса сообщил ему, что письма все еще целы и находятся у нее на ранчо.
Поэтому я и подумал, что, как только я выйду из его кабинета, он немедленно позвонит в Палм Спрингс и сообщит, что я был у него и что все в порядке: я клюнул на его удочку, поверил всему, что он говорил, все о'кей, а дальше события будут развертываться согласно плану Бэрдля.
И эти рассуждения натолкнули меня еще на одну мысль: насчет моей фотографии, вырезанной из «Чикаго Таймс» и посланной кому-то на гасиенду Алтмира. Как вы думаете, не мог это проделать Бэрдль? И цель посылки этой фотографии совершенно ясна. После того как он послал мне анонимку, он знал, что я обязательно поеду в Палм Спрингс, и захотел предупредить там своих дружков. Поэтому он вырезал из старой газеты мою фотографию и написал «Вот этот парень» и послал ее в гасиенду…
И сейчас этот тип Бэрдль не подозревает, что он споткнулся, творя свои махинации, и здорово споткнулся! Парень он, конечно, неглупый, вы и сами понимаете. Он знал, что я догадываюсь о том, что анонимку послал он, и поэтому уже заранее приготовил для меня отличную историю. Но чего он не знает, так это то, что мне известно о моей фотографии, и вот именно на этой фотографии он и споткнулся.
Вы согласны со мной, что дело становится все более, и более занятным?
Так я сидел до шести часов, когда мне в голову пришла еще одна мысль: позвоню-ка я в нашу контору в Нью-Йорке. Может быть, они еще не отослали в Палм Спрингс фотографии слуг Эймса: его дворецкого, шофера и горничной.
Мне повезло: они уже отослали их, но один экземпляр фотографий у них остался. Они обещали незамедлительно выслать их мне в отель, а я попросил их также заехать по пути на телефонную станцию и узнать, нет ли для меня стенограммы телефонного разговора Бэрдля с Палм Спрингсом.
После этого я еще раз принял душ, просто так, чтобы провести время, затем надел смокинг и почувствовал себя цивилизованным человеком.
События начались в семь часов вечера. Прежде всего пришел агент из конторы ФБР в Нью-Йорке и принес стенограмму разговора Бэрдля с Палм Спрингсом. Вместе со стенограммой он передал мне второй комплект фотографий слуг Эймса. Мы выпили с посыльным по стаканчику виски, и он ушел.
Я начал читать стенограмму и получил от этого огромное удовольствие. Вот послушайте, что там было:

«Нью-Йорк, Центральная междугородная станция. Время: 5.25.
Доклад о междугородном телефонном разговоре между конторой Лэнгтона Бэрдля (Централь 174 325) и гасиендой Алтмира, Палм Спрингс, Калифорния.
Вызов из конторы Бэрдля: 5.24.
Контора Бэрдля: Алло, пожалуйста, междугородную. Это Централь 174 325, контора Лэнгтона Бэрдля. Палм Спрингс 674 356.
Дежурный телефонист: Вы Централь 174 325. Соединяю с Палм Спрингсом, Калифорния, 674 356. Повесьте трубку. Я позвоню. Время: 5.32.
Телефонист: Алло, Централь 174 325. Соединяю с вашим номером в Палм Спрингсе.
Контора Бэрдля: Алло, алло. Гасиенда Алтмира?
Гасиенда: Да, кто говорит? Что вам угодно?
Контора Бэрдля: Говорит Лэнгтон Бэрдль. Что Фернандес, там?
Гасиенда: Конечно, здесь. Сейчас я его позову. Как поживаете, Лэнгтон? Не кладите трубку, я сейчас позову Фернандеса.
Гасиенда: Привет, Лэнгтон.
Контора Бэрдля: Это ты, Фернандес?
Гасиенда: Он самый. Ну, что нового?
Контора Бэрдля: Привет, мальчик, слушай меня внимательно, чтобы потом не наделать ошибок. Ты слу-таешь? О'кей. Сегодня днем ко мне приходил этот Кошен и задавал кучу вопросов. Он спрашивал, не я ли написал эту анонимку, из-за которой он поехал в Палм Спрингс. Я наплел ему с три короба. Рассказал, что сначала я хотел прикрыть эту даму, но, как только на сцене появились фальшивые облигации, я подумал, что, быть может, это она убила Грэнворта, а так как я не хочу быть соучастником в убийстве, то я решил рассказать ему всю правду. Этот осел развесил уши, поверил всему, что я ему наплел, и на прощание даже крепко пожал мне руку Между прочим, я сказал ему, что Генриетта получила от мужа настоящие облигации, а фальшивые она потом подцепила где-то в другом месте. Теперь слушай внимательно, Фернандес. Вероятно, он очень скоро вернется в Палм Спрингс и как только соберет достаточно материала, тут же арестует Генриетту. Если ему удастся пришить ей обвинение в убийстве и ее приговорят к электрическому стулу, то из нее постараются выжать все, что ей известно о фальшивых облигациях. Ты понял меня?
Гасиенда: Отлично понял, Лэнгтон. О'кей, дружище. А я держусь той линии, как мы с тобой договорились.
Контора Бэрдля: Молодец. Тебе сейчас нужно всячески постараться сблизиться с этой дамой. Заставь ее выйти за тебя замуж. Это очень легко сделать. Когда этот осел Кошен появится у вас и начнет там все вынюхивать, она перепугается. Тогда ты ей скажешь, что спасти ее от веревки можно только одним путем: если мы подтвердим наши первые показания о том, что в тот вечер, когда Грэнворт нырнул в Ист Ривер, ее в Нью-Йорке не было. После этого все будет очень легко. Ты меня понял, Фернандес?
Гасиенда: Конечно, понял. Все в порядке.
Контора Бэрдля: Передай Перейре от меня дружеский пинок под зад и скажи, что, как только дело закончится, мы с ним увидимся и сделаем то, о чем договорились. Постарайся ничем себя не скомпрометировать. Если это будет возможно, не прибегай к помощи оружия.
Гасиенда: До свидания, Лэнгтон. Ты тоже смотри не замарай лапки. Ну, до скорого свидания.
Дежурный оператор Тарнет. Стенографист О'Лари.
Ну, как вам нравится эта роскошная новелла? Я оказался абсолютно прав в отношении этого типа Бэрдля и надеюсь, что до того, как с ним покончат соответствующие органы, я еще успею рассчитаться с ним за то, что он посмел назвать Лемми Кошена ослом, развесившим уши. Удивительная вещь: почему все эти ребята, замешанные в разных грязных делишках, всегда считают полицейских ослами? Это как закон. Но время от времени им приходится убеждаться, что ослами-то в конце концов оказываются они сами. Поверьте мне, насчет Бэрдля я еще скажу свое последнее слово.
После того как я прочитал стенограмму, я распечатал конверт с фотографиями. Там оказалось три фотографии: Дубинэ — горничной, Паланцы — дворецкого и шофера Термигло, и, когда я взглянул на фотографию этого последнего, я даже подпрыгнул, потому что шофер Термигло оказался не кем иным, как Фернандесом, этим верзилой с гасиенды Алтмира, которого я тогда избил как следует и сбросил с лестницы. Ну, ребята, действительно дело становится все более и более интересным!
Итак, Фернандес, оказывается, под именем Хуана Термигло работал шофером у Эймсов, а теперь этот Фернандес — крупный банкомет на гасиенде Алтмира. Теперь я понимаю, почему моя фотография оказалась там. Ее послал Бэрдль Фернандесу, чтобы тот знал, кто я такой. И этот Фернандес сообщил Бэрдлю, где находятся письма Генриетты.
Но подождите, ребята. Давайте-ка подумаем как следует об этих письмах. Откуда Фернандесу могло быть известно, где Генриетта спрятала эти письма?
Я думаю, что это было ему известно потому, что он сам их туда и спрятал. Я ведь говорил вам, что без особого труда нашел их. Спрятанные в вырезанной книге стихов, они как бы взывали, чтобы их нашли, причем это мог сделать любой человек, обладающий хоть немного здравым смыслом.
И если я прав, — а я, безусловно, прав, — значит, Бэрдль — дважды лгун. Значит, все, что он наплел мне о том, что Генриетта нашла эти письма в ящике письменного стола Грэнворта и забрала их с собой, — сплошные выдумки.
О'кей. Что ж, кажется, мы с вами кое-что выяснили! И в связи с этим заключением у меня в голове родилось несколько весьма интересных идей.
Я схватил листок бумаги и карандаш и все записал, чтобы, так сказать, в письменном виде проанализировать свои мысли.
Вот что у меня получилось:
1. Бэрдль подговаривает слуг заявить на следствии, что в день смерти Эймса Генриетты Эймс в городе не было. Он дает ночному сторожу с пристани Коттон Уорф тысячу долларов, чтобы тот ничего не говорил относительно женщины, выскочившей из машины Грэнворта Эймса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26