Их четверо, они должны навязать ему свою волю. По замыслу, один из них должен атаковать, вынуждая противника перейти в контратаку, а тем временем остальные трое… Однако даже самый подробный инструктаж тренера не рассеял их сомнений. Слишком уж совершенно фехтовальное искусство мастера, которому отводится роль жертвы, слишком непредсказуем он в выборе тактики. Не исключено, что он попросту уклонится от нападения и каким-нибудь неожиданным, стремительным приемом сразит кого-то другого из них. Но отступать было поздно.
Если схема позиций меняется, атаку начинает сильнейший из всей четверки, наказывал главарь. Боец переместился так, чтобы сойтись с противником лицом к лицу. Остальные взяли жертву в кольцо, но не предпринимали активных действий. Молодой человек не жалел, что так получилось. Он достаточно хорошо владел мечом и верил в свои силы. Решив сделать противнику подсечку, он напрочь позабыл все, чему его учили: не старался своей атакой отвлечь внимание противника и не собирался, как было уговорено, вовремя отступить. Он хотел во что бы то ни стало собственноручно сразить врага. С высоко занесенным мечом он припал на одно колено, готовя секущий горизонтальный удар. Боец годами отрабатывал технику этого приема и выполнял его уверенно, в стремительном темпе и в то же время плавно, все движения органично сливались воедино. Начиналась комбинация обыкновенным мощным прямым выпадом, который переходил в подсечку лишь при условии, если противник отступает, а не наносит в ответ такой же прямой удар. Молодой человек почуял неладное в тот момент, когда припал на колено, но свернуть комбинацию было уже поздно. Меч его просвистел в нескольких сантиметрах от ног противника, вовремя увернувшегося от подсечки. Оставалось только надеяться, что противник, вооруженный коротким мечом, не успеет достаточно быстро контратаковать. Затем парень почувствовал короткий удар в руку, который заставил его развернуться чуть ли не спиной к противнику, и он лишь краем глаза заметил сверкание клинка справа. Надо бы как-то парировать удар… Мускулы его напряглись в инстинктивной попытке защиты, но было уже поздно. Горизонтальный удар пришелся в шею и чуть ли не напрочь отсек голову от туловища.
Тем временем остальные трое тоже перешли в нападение. Атакуемый занял предельно низкую защитную стойку и парировал удар сзади, а затем молниеносным движением кисти развернул меч, перешел в стойку наездника и ткнул мечом вбок. Этот прием, отработанный годами тренировки, и был зафиксирован на видеопленке. Молодой человек, во время «репетиции» игравший роль приманки, умер медленной и мучительной смертью. Неприятельский клинок угодил ему в живот, а круговое движение кисти, которым противник высвобождал меч, развалило его внутренности. Парень еще успел подумать, что заранее предвидел такой исход: если при атаке слишком выдвинуться вперед, то не успеешь своевременно отскочить; куда ему равняться в стремительности с этим дьяволом. А может, главарь все это тоже предвидел и намеренно подставил его под клинок. И, умирая в муках, парень успел проклясть главаря; выродившаяся молодежь — в отличие от предков — теперь не почитает за честь жертвовать жизнью во имя чужих целей.
Двое уцелевших действовали, подчиняясь заученным рефлексам. Они так долго отрабатывали эту комбинацию, что попросту не могли допустить ошибки. Их активная роль начиналась с того момента, как жертва парировала удар, а они, лишь на доли секунды поотстав от «приманки», бросались в атаку. В такой ситуации даже у самого лучшего фехтовальщика не оставалось ни единого шанса на победу. Их противнику все же удалось мгновенным рывком головы уклониться от одного из ударов, зато другой настиг жертву: клинок уперся в ключицу. Однако противник еще не утратил способности к сопротивлению. Он сделал попытку ткнуть одного из нападавших мечом, но укол получился слабый, да и ненужный: спереди его в прямом выпаде сразил смертельный удар. Нападающие для верности еще разок-другой полоснули его, затем, тяжело дыша, обтерли клинки, чтобы на них не осталось крови, после чего позвонили главарю, спрашивая дальнейших инструкций. По намеченному плану на месте происшествия должен, был остаться один-единственный труп.
Дэмура умел ждать. Он сидел в приемной Кадзе, напоминая провинциального чудака, затребованного к начальству, — убого одетый старикан уставился перед собой в одну точку и лишь изредка бросал застенчивый взгляд на занятых важными делами служащих. Он не ерзал, сидел, не меняя позы и не давая себе труда взглянуть на часы или поинтересоваться у секретарши, когда же все-таки появится господин Кадзе. Раза три в приемную наведывался кто-то из давних знакомых, но они проходили мимо, не узнавая отставного полицейского. Дэмура не окликал их — у людей работы по горло. В его времена обстановка здесь была более казарменная, среди служащих не так много было женщин. А сейчас, куда ни глянь, повсюду смазливые юные девицы с толстыми папками под мышкой деловито снуют из комнаты в комнату. Ему это было не по душе. Вот Куяме… Да, Куяма отлично вписывается в общую картину: бесконечное мельтешение, создающее видимость деловой атмосферы. У каждого служащего такой вид, будто он вот-вот отправится на задержание опасного преступника или же, напротив, только что вышел из перестрелки с бандитами.
Дэмура ощутил легкую зависть, и это чувство удивило его самого. Не то чтобы старик был завистлив по натуре, но ведь он полицейский до мозга костей, к тому же отбыл долгий срок ссылки в захолустном окружном участке, а сейчас вот очутился на передовой линии борьбы против бандитизма… Да, ему тоже хотелось бы занять место на этой передовой. И быть молодым и хорошо одетым.
Дэмура тяжело вздохнул. Какой-то мужчина, направлявшийся к двери, остановился и бросил на него обеспокоенный взгляд.
— Вам плохо?
Старик тряхнул головой. Не объяснять же каждому встречному, что у него болит бок, ушибленный о камень, когда он, Дэмура, соскочил с поезда.
Начни он жизнь сызнова, ни за что не пошел бы в полицейские. Пожалуй, можно бы обзавестись собственной лавчонкой, хотя Дэмура слабо представлял себя в роли мелкого торговца. Вот уже два года он терзается в раздумьях, как бы он устроил свою жизнь, если бы имел возможность начать все сначала, но в данный момент его гораздо больше волновало, как ее прожить дальше. Как быть, если Кадзе откажется по мочь?… Все же Дэмура был полицейским, а не лавочником, и ему не пришлось долго думать, поскольку на выбор предоставлялись только два варианта. Например, можно исчезнуть. Имеются, в виду не такие серьезные меры, как инсценировка собственной гибели, смена фамилии или пластическая операция, — нет. Просто они с женой уедут куда-нибудь в глушь, где можно будет отсидеться, пока не утихнет буря. Глядишь, о нем и забудут, не сочтут нужным разыскивать его. Глядишь, не захотят связываться, ведь как-никак до недавних пор он был полицейским… Сам Дэмура прекрасно понимал, чего стоят эти беспочвенные надежды. Другой вариант казался еще более неопределенным. У Дэмуры не было ни малейшего желания проигрывать его. Уж лучше бросить все и уехать куда глаза глядят, лишь бы была своя крохотная комнатушка да телевизор.
Дэмура заметил, что окружающие как-то странно косятся на него: должно быть, он говорит сам с собой. Ничего не попишешь — старость не радость. Вот и к нужному решению он никак не может прийти. Правда, подобные решения ему и не приходилось принимать в молодости… В те времена он не стал бы обращаться к Кадзе. Тогда с него за глаза хватило бы, если бы его отшили хоть раз. Тогда ему достаточно было бы знать, кто из мерзавцев стоит за цепочкой гнусных преступлений, он бы не стал копить улики и ждать одобрения начальства. Дэмура медленно поднялся, разгладил складку брюк.
— Желаете что-нибудь передать господину Кадзе? — поинтересовалась девушка, которая усадила его здесь. Она выглядела совсем юной, этакая ученица-старшеклассница. В былые времена такие девчонки не поступали на службу в полицию, а подыскивали себе жениха. Впрочем, как знать, может, барышня именно этим и занимается здесь.
— Прошу передать, что я благодарен ему за любезность, — сорвалось у него с языка. Не стоило этого говорить. Прежде он никогда не позволил бы себе подобной дерзости. — При случае постараюсь отплатить тем же, — добавил он уже не без некоторого удовольствия. Что ни говорите, а у старости свои преимущества.
Адрес Аракавы ему продиктовал вчера Куяма, и Дэмура, листая свой потрепанный блокнот, вышел на улицу… Адрес не был ему знаком, зато, как обычно, указывалась ближайшая станция метро. Дэмура свернул налево, ко входу в подземку, и купил билет.
Дорога заняла тридцать пять минут. Все это время он продолжал обдумывать те варианты, на которых остановился раньше, пока ожидал в приемной Кадзе. Мысленно перебрал все места, где они с женой могли бы укрыться, и попытался вообразить, в какой ад превратилась бы его жизнь, вздумай он объявить войну клану Адзумы. Ни одна из этих перспектив не радовала. Он лишь в общих чертах представлял себе, что ему нужно от Аракавы, но какими словами он это изложит, пока не задумывался. Итак, он вызывается помочь якудза заключить мир с Нисиямой. Объяснит, что вел расследование по поручению Кадзе, а не отрабатывал денежки Нисиямы с пособниками его или клана Ямаоки. Ну а если его усилия окажутся напрасными? Дэмура отогнал эту мысль и решил, покуда удастся, сохранять самообладание.
Повернув за угол, он увидел вереницу полицейских машин и, конечно же, обязательную толпу зевак.
Ведь вот любопытно, что даже в Токио, где все вечно спешат по делам, даже в тихом квартале вилл, окруженных садами, непременно вдруг находится немало людей, готовых праздно околачиваться и почтительным тоном выспрашивать скучающего на посту полицейского! Дэмура прошелся до места, где толпился народ, взглянул на номер дома, и последние его сомнения рассеялись. Он увидел машину Кадзе, однако это не смягчило его недовольства шефом. Мог бы принять его и раньше. Дэмуру так и подмывало войти в дом, однако не хотелось снова подвергать себя унижениям. Он повернул обратно и решительной походкой направился к метро. Итак, Аракава убит. Ну что ж, попробуем подступиться с другого конца! Ему не нужно было заглядывать в карту, еще по дороге сюда он обдумал маршрут. Всего одна пересадка, и он доберется до Ямаока Билдинг.
Куяма все еще не мог поверить в удачу. Пошел на поводу у рутины, подобно фехтовальщику, который, даже не веря в собственные силы, обнажает меч и становится в атакующую позицию. Миеко держалась мило, слегка насмешливо. Куяме очень хотелось посадить ее на колени и нежно приласкать, но он понимал, что тем самым испортил бы дело. Девушка в него не влюблена, и даже симпатичен-то он ей ровно настолько, чтобы… Куяма хорошо разбирался в женщинах. В соответствующий момент любая из них доступна, нужно только выждать или почувствовать этот момент. В особенности распространяется это правило на японок. Точь-в-точь как движущаяся цель на полигоне: не среагировал вовремя, опоздал выстрелить, и цель скрылась из виду. Правда, есть и разница: на полигоне рано или поздно цель на секунду вновь возникнет перед тобой. Миеко не даст еще одной возможности, в этом Куяма был уверен. Он знал также, что нельзя терять время: «движущаяся цель» не терпит долгих ухаживаний. В Америке гораздо проще было затащить девицу в постель, хотя, казалось бы, это стоило больших усилий. Ходи на какие-то дурацкие вечеринки или скучнейшие студенческие собрания, с заинтересованным видом выслушивай разглагольствования девиц о большой политике, взамен потчуй их восточной экзотикой — и все это для того, чтобы потом заманить партнершу к себе на квартиру. Этого правила Куяма придерживался твердо, не в силах понять, как это можно заниматься любовью в автомобиле. Но Миеко девушка незаурядная. Такие нечасто отдаются мужчине, да и не всегда можно понять почему. Но если уж дошло до дела, то незачем разыгрывать с ней весь спектакль до конца. Упустишь момент — растеряешь все шансы так же внезапно, как и получил. Но именно теперь Куяме хотелось бы поухаживать за девушкой как положено: обнять, приласкать, рассказать, что он почувствовал, впервые увидев ее, заверить, что для него это не просто очередное увлечение…
Он привлек к себе Миеко и поцеловал ее. На ней был толстый вязаный свитер, и девушка выглядела в нем полнее, женственнее, чем в прошлый раз. Сейчас она не казалась хрупкой. Маленькой и грациозной — да, но мягкие, округлые формы лишили ее облик девчоночьих черт.
Миеко не сопротивлялась, однако оказалась на редкость неловкой. Куяма испытал некоторое разочарование, но решил не сдаваться. И разочарование вскоре прошло. Стройное тело Миеко было плотным, крепким, упругим, но без грубой мускулистости, а в любви девушка проявила находчивость и нежность. Вот только целоваться она не умела. В памяти Куямы каждый миг их интимного общения запечатлелся, как в кинокадре: вот распущенные волосы Миеко рассыпаются по плечам, вот она вглядывается в его глаза, прежде чем окончательно уступить его ласкам, вот отворачивается в сторону, и он видит мягкий изгиб ее спины.
И при этом Куяма все время чувствовал: девушка не любит его, ему не удалось ее покорить… После, откинувшись навзничь, он разглядывал знакомые трещинки потолка и раздумывал, не спросить ли у нее почему.
— Миеко, — прошептал он.
— Да? — откликнулась она также шепотом, и Куяма был ей благодарен за то, что она приняла этот интимный тон.
— Так, ничего.
Девушка тихонько засмеялась. Зазвонил телефон, и Куяма несколько секунд колебался, раздумывая, стоит ли подходить. Затем чувство долга одержало верх. Он прошел в другую комнату и, прежде чем поднять трубку, обернулся! Миеко сидела в постели, обхватив колени, и смотрела на него. Куяма пожалел, что не набросил халат. Он знал, что фигура у него отнюдь не спортивная. Одетый, он выглядел импозантно — высокий, стройный, а когда раздет, то видны слабые, неразработанные мускулы и рано наметившийся животик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36