После скудного обеда, поданного молчаливой прислугой, все переместились в гостиную. Вечером она была еще менее привлекательной, тем более что Джон предложил посидеть при свечах — «для настроения», как он выразился. В слабом свете не так бросалась в глаза пыль и убогость, но повсюду мелькали тени, и на лицах людей играли резкие неприятные блики. Надо было видеть тетю Гвиневру при свечах — ее жесткие неподвижные черты застыли, словно у трупа, вокруг глаз залегли глубокие темные круги, губы изогнулись в мрачной усмешке.
Единственным приятным исключением стал момент, когда кузен Джон согласился сыграть. В течение часа в большой комнате эхом разносились отчетливые металлические звуки клавесина. Играл он блестяще — Скарлатти, Баха и какие-то незнакомые маленькие пьесы, как он объяснил, средневековые танцевальные мелодии.
— Но вы настоящий профессионал! — воскликнула Джесс, от восхищения позабыв о вражде.
— Нет, не дотягиваю, — кротко отвечал кузен. — Для профессионального уровня требуется такая дисциплина, на которую я не способен.
Позже он отомстил ей за то, что она толкнула его на это признание, — в конце вечера поднял со стола канделябр и обратился к матери:
— Джесс еще не видела его, мама. Ты сейчас собираешься подниматься?
Мать, кивнув, встала, и Джесс сообразила, что они имеют в виду.
— Вы... вы хотите сказать, что он... он все еще здесь?
— Где ж ему быть? — Тетка испытующе глядела на нее с неприкрытым презрением. — Мы не разделяем вашего лицемерного, легковесного отношения к смерти. Он, разумеется, здесь, в своем доме, где и желал бы лежать.
Пламя свечей заколебалось, как будто держащая подсвечник рука с длинными пальцами музыканта дрогнула. На холодном лице тетки лихорадочно заплясали тени, придавая ему безумное искаженное выражение. И тут Джесс почувствовала на своей руке руку Дэвида и услышала голос Дэвида, который спокойно сказал:
— Похороны завтра?
— Завтра, — ответила тетя Гвиневра. — А сегодня Джессика должна посмотреть на него. Таков обычай.
Процессию возглавил кузен Джон с канделябром. Тетка шествовала со сложенными руками, торжественно, как монахиня. Проходя темными коридорами, залами, по которым гуляли сквозняки, Джесс знала, что все это инсценировка, все напоказ, и, подобно многим трюкам ее кузена, игра заходила чересчур далеко. К тому моменту, когда они поднялись по огромной лестнице и подошли к комнате, Джесс успокоилась и приготовилась.
Это была комната хозяина дома — комната Артура Трегарта. Обширная, с высокими потолками, с высокими окнами с видом на море, почти пустая, если не считать теней. Горели свечи, и в душной комнате пламя их оставалось неестественно неподвижным. Они освещали лицо старика, который покоился не в гробу, а на той же постели, что и при жизни.
Завидев вошедших, со стула молча поднялась крепко сбитая женщина средних лет в черном, кивнула головой и выскользнула из комнаты, а Джессика сделала четыре шага вперед и остановилась, опустив первый и последний взгляд на лицо отца своего отца.
Твердые фамильные черты, которые из двух его детей унаследовала только дочь, казалось, еще больше затвердели от прожитых лет; иссохший и пожелтевший после смерти, старик со своим широким загнутым носом, выступающей челюстью и массивным лбом, с которого были тщательно зачесаны назад седые пряди, напоминал хищную птицу.
Она смотрела на него и ждала, что вздрогнет или что-то почувствует, и ничего не чувствовала. Совсем ничего, даже обиды на зло, которое он причинил не ей и которое она никогда не сможет ни осудить, ни оправдать; даже нежности к родной крови, которая без любви ничего не значит. Все, может быть, ждут, что она дотронется до него или поцелует в лоб, но она решила, что не сделает этого ни за что на свете. Джесс отступила назад, твердо выдержав взгляд тетки, и на лице женщины выразилось некое подобие уважения.
— Здесь принято сидеть рядом с покойниками. Я не думаю, что у вас есть такое желание.
— Нет, у меня его нет, — сказала Джесс и снова заметила странный уважительный проблеск.
— Тогда доброй ночи, — сказала ее тетка.
Кузен Джон метнулся следом за Джесс и Дэвидом.
— Дурацкие старые обычаи, — зашипел он, как только за ними закрылась дверь. — Ничего не поделаешь, лучше со всем соглашаться и увиливать, насколько удается. Ну вот ваша комната, Джесси, если хотите, могу пошарить под кроватью в поисках привидений.
Пока она пыталась найти подходящий и остроумный ответ, Джон послал стрелу в Дэвида:
— Да, старина, это дедушкино кольцо...
— Что?
— Вы к нему когда-нибудь внимательно приглядывались? С действительно близкого расстояния?
— Нет. А зачем?
— С ним тоже связана одна старая семейная традиция, — задумчиво произнес кузен Джон. — Может быть, ерунда, но поскольку завтра будут читать завещание...
— Мистер Трегарт завещал кольцо вам? Вы на это намекаете?
— Я ни на что не намекаю, дорогой мой. — Глаза кузена Джона расширились, впечатление от глубоких глазниц, горящих изнутри в пламени свечи, которую он держал на уровне своей груди, решительно нервировало. — Я понятия не имею, что дедушка собирался сделать с кольцом. Но я знаю, что он просил Джесси привезти его, правда, кузина? Поэтому и предполагаю, что он что-то задумал.
Джесс стало жалко Дэвида; она чувствовала, как лихорадочно трудится его мозг, пытаясь распутать нить за нитью новые козни кузена Джона. Она, как и Дэвид, не знала, что он задумал, но, как и Дэвид, была уверена, что что-то готовится. После короткой паузы Дэвид сказал:
— А что это за семейная традиция?
— Просто старый глупый стишок.
— Какой стишок? — настаивал Дэвид.
— Детский. Как там, сейчас... по-моему, примерно так:
Высокие рыцари, светлые девы,
Прекрасные королевы —
Три и три;
Что они прячут у моря в горах,
Говори!
Длинный меч, и корону, и короля,
И сынка для меня.
Двое мужчин глядели друг на друга через пламя свечи, словно друиды, собравшиеся у костра. В другое время Джесс позабавилась бы над их физиономиями, выражающими смесь подозрительности и двуличности.
— Весьма туманно, — заключил Дэвид. — Ладно. Завтра все узнаем, не так ли?
— Так, так, так. Спокойной ночи, Джесси. Вы со мной, Дэйв?
Джесс проследила, как они уходят по коридору бок о бок, изящная тень кузена Джона рядом с внушительной фигурой Дэвида. Повернули за угол, скрылись из виду, пламя свечи отбросило причудливые тени, потом исчезло, коридор погрузился во тьму, и Джесс лихорадочно зашарила по стене в поисках выключателя.
Только начав раздеваться, она осознала очевидный факт — при башенной комнате не было ванной. Зато стояла ширма, прелестная в прошлом вещь — японский рисунок на некогда блестящем, а нынче запятнанном и порванном шелке. За ней обнаружилось несколько предметов, которые Джесс распознала сперва с удивлением, а потом со смехом. В кувшине даже плескалась вода, что страшно ее обрадовало, ибо она даже ради чистки зубов не собиралась сегодня вечером бродить по темному коридору.
Из дорожной сумки на свет явилась чрезвычайно экзотическая ночная рубашка. Джесс недоумевала, что за тайное побуждение толкнуло ее на приобретение такой вещицы — на юбку пошли ярды материала, тогда как верха практически не было, а то, что было, просвечивало насквозь. Она до сих пор не отваживалась ее надевать, но сегодня моральный дух нуждался во всемерном подкреплении.
Зеркало в комнате отсутствовало, но Джесс оглядела видимые части своего тела с удовлетворением. Стук в дверь застал ее врасплох, халат же, естественно, под руку не подворачивался. Дверь открылась прежде, чем она успела нашарить его или вымолвить слово, и Джесс застыла посреди комнаты, обхватив плечи руками, а Дэвид скользнул внутрь и закрыл за собой дверь. Он повернулся, приложил палец к губам и замер в этой позе, тараща глаза.
— Ну? — сказала через какое-то время Джесс.
— Потрясающе, в самом деле, — ответил Дэвид и направился к ней.
Джесс отскочила, приметила на полу у кровати халат и завернулась в него.
— Немедленно прекрати, — велела она, изворачиваясь. — Сейчас не время для... для этого.
— Любое время годится для этого.
— Рядом, буквально в соседней комнате, лежит мертвый старик...
— Ради Бога, не будь викторианкой!
— Зачем ты пришел?
— Забыл, — сказал Дэвид, шагнув вперед.
— Нет, Дэвид... Я хотела сказать... я хотела...
Следующие несколько минут протекали без слов, хотя и не в полном молчании. Как только губы Джесс освободились на время, за которое можно было что-то сказать, она высказалась по поводу света, а Дэвид ответил невнятно, но убежденно, что по поводу света у него нет никаких замечаний. Свет горящей на потолке лампы едва просачивался сквозь закрытые веки Джесс, почти неразличимый в дрожащей полутьме, и вдруг что-то тяжело грохнуло в свинцовые переплеты окна, расположенного на высоте в шестьдесят футов над землей, и потусторонний писклявый крик потряс Джессику до глубины души. Она вскочила, эхом вскрикнув в ответ, больно ударилась обо что-то головой и очнулась, дрожа, стоя посреди комнаты.
Дэвид сидел на краешке кровати и смотрел на нее сквозь пальцы, зажав рукой нос и рот. Глаза его были огромными и блестящими, словно полными слез.
— Дэвид... в чем дело?
Дэвид отнял руку, осторожнейшим образом дотронулся двумя пальцами до кончика носа, ощупал его, и из глаз его в самом деле брызнули слезы и потекли по щекам.
— О! Что с тобой, Дэвид? Что это был за кошмар?
— Это, — сказал он с чрезвычайным самообладанием, — сова.
— Не может быть! О... А тогда почему ты плачешь?
— Ты никогда не получала удара прямо в кончик носа? У тебя самая тупоумная голова, какую я когда-либо встречал.
— Мне... мне очень жаль.
— И мне тоже. — Дэвид метнулся к окну, распахнул его и высунулся подышать. Когда он втащил голову обратно, лицо его обрело прежний цвет.
— Вот, так лучше. Хотя, если ты не наденешь чего-нибудь на себя...
Джесс схватила отброшенный халат, и Дэвид, успокоившись, подошел поближе.
— Я смотрю, обстановочка в этом месте не способствует... э-э-э... «этому», как ты выразилась. В следующий раз между нами протянется рука скелета. Собственно, я пришел за кольцом. Дай его мне.
— Дэвид, ты думал про этот стишок? — Джесс потянулась за сумочкой. — Как по-твоему, в нем заложен какой-то смысл?
— В стишке? Он его сам сочинил, может быть, прямо на месте.
— Что? Откуда ты знаешь?
— Неужто же я, — произнес Дэвид в пустоту, — помолвлен с невеждой? Я думал, в Америке полным-полно поклонников Толкиена.
— Что? Поклонников чего?
— Пожалуйста, перестань говорить «что» и «чего». Джон Рональд Руэл Толкиен — автор «Хоббита» и «Властелина колец», литературных шедевров нашего века. Я снабжу тебя книжкой, и, если она не произведет впечатления, я, возможно, в конечном счете на тебе не женюсь. Стишок кузена Джона вдохновлен одним из стихотворений трилогии о кольце. Сдается мне, его натолкнуло на это кольцо — кольцо, понимаешь?
— О... нет.
— О... сейчас поймешь. Оригинал звучит так:
Высокие корабли и высокие короли —
Трижды три;
Что несут они из открытой за морем земли,
Говори!
Семь звезд, семь камней
И деревце, снега белей.
Параллель совершенно очевидна.
— О, черт возьми! — Джесс плюхнулась на кровать. — Ну и зачем тебе нужно это кольцо?
— Да оно мне не так уж и нужно. Я просто хочу знать наверняка, что его нет при тебе, или, точней говоря, наверняка знать, что кузен Джон наверняка знает, что при тебе его нет. Его двусмысленные реплики кое-что означают; если в я не был так хорошо с ним знаком, я бы подумал, что он пытается предупредить нас. Дай подумать. Чтобы все время опережать на шаг этого трюкача, требуется немало усилий...
— Но ты уже сказал ему, что кольцо у тебя.
— Помню, помню. Возможно, он мне не поверил. Возможно, ему удобнее выкрасть его у меня, чем у тебя. Возможно, он хочет избавиться от хлопот, связанных с поисками. Постой-ка минутку...
— По твоему визиту сюда он догадается... — Джесс вздрогнула.
— Что кольцо до сих пор было у тебя. Но зачем же тогда... Боже милосердный, Джесс, это действительно предупреждение! Завтра будут читать завещание. Если, как предполагает твой забавник кузен, старик оставил его кому-то или велел передать какому-то учреждению, злодеи знают, что я, как простой добропорядочный гражданин, покорно выдам его адвокату. Послезавтра кольцо будет в сейфе, в банке или еще где-то, откуда его не так легко достать.
— О Господи! Они попытаются выкрасть его сегодня ночью!
— Я бы на их месте именно так и сделал. — Дэвид прошелся, разминая ноги. — Зачем он предупредил нас? И правда ли предупредил? Чем больше я об этом думаю, тем меньше мне это нравится. Давай же кольцо!
Она с трусливой поспешностью протянула ему кольцо, и, когда он внимательно посмотрел на нее, скорчившуюся на краешке кровати, с растрепанными вьющимися волосами и вытаращенными в тревоге глазами, его озабоченный взгляд смягчился и он улыбнулся.
— Иди сюда и дай его мне, — сказал он. — Если я подойду, мне, может быть, не удастся уйти.
Она стремительно бросилась к Дэвиду, оказалась в его объятиях, и, пока он покачивал ее, прижав к себе, она слышала, как он посмеивается, касаясь губами ее волос.
— Мы просто созданы друг для друга, — нежно сказал Дэвид. — Сумасшедшие оба, безумные, словно Шляпники. Дорогая моя, я собираюсь уйти через три минуты со всеми мыслимыми предосторожностями. Кузен Джон, несомненно, подсматривает в замочную скважину, и мы должны убедиться, что он видит то, что мы хотим ему показать...
— А что будет в эти три минуты?
На самом деле прошло десять минут до того, как Дэвид с силой распахнул дверь и затопал по коридору. Джесс была в таком же дурашливом настроении. Стоя в дверях, она с трудом сдерживала смех. На углу он оглянулся, посылая ей воздушный поцелуй, отвесил поклон, уронил что-то, ударившееся об пол с мелодичным звоном, и исчез за поворотом, явственно бормоча проклятия. Звон и проклятия раздавались все время, пока он шел по другому коридору — мимо дверей кузена Джона. Джесс захихикала и, не имея сил удержаться, прошлепала до угла своего коридора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28