https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/nedorogie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Степь заметно клонилась вниз, и вскоре густая трава кончилась, под ногами загремели мелкие камешки. Здесь пролегало русло реки - полноводное во времена таяния снегов, теперь же смутно-серое и мертвое. Лишь ручеек всплескивал где-то невдалеке.
Кадыр побрел вдоль по руслу, и теперь голод, до сих пор подавленный переживаниями бегства, напомнил о себе. Мало что росло в каменистом ложе реки. Но в одном месте он все-таки наткнулся на какие-то громыхающие листья. Это был ревень, и, попробовав, Кадыр стал уписывать его быстро и жадно: он и не знал, что существуют такие вкусные вещи, ведь тарбаганам из-за их домоседства приходится довольствоваться только теми растениями, которые растут вблизи их нор.
Покончив с ревенем, к сожалению еще не разросшимся настолько, чтобы накормить досыта, Кадыр учуял, что поблизости есть что-то еще - терпкое и соблазнительное. Он пошарил в темноте и наткнулся на кустик горного лука, изловчившегося вырасти между камней, уложенных рекой плотно, как на булыжной дороге. Скусив перышки, Кадыр так увлекся этим тоже незнакомым растением, что не поленился разворотить камни, чтобы добыть и луковку. Он ее съел, тщательно очистив, и ощутил не сравнимое ни с чем удовольствие. Недаром же этот самый лук человек сделал почетным жителем своих огородов!
А потом счастливый беглец подобрался к ручью, набрал полный рот воды, встал, задрал голову и сделался похожим на мальчишку, который после еды рот полощет. Он плескался, фыркал и, кажется, забыл, что его могут услышать. Но никого не было поблизости.
В путь Кадыр тронулся отяжелевшим: вряд ли он был в состоянии пройти хоть полкилометра. Через несколько шагов его стало клонить ко сну, что было естественно для зверя, непривычного к ночному образу жизни. Но ведь не ляжешь посреди дороги! Не меньше часа Кадыр искал место, подходящее для ночлега. Он нашел наконец довольно уютное местечко: на пути реки крепко лежали крупные камни; он к ним притулился, решив, что здесь он никому не доступен.
7
Его не сразу оставили переживания минувшего дня. То и дело он вздрагивал и, вскочив, озирался по сторонам. По-настоящему крепко ему удалось заснуть, когда этого уже не следовало делать: серыми, даже немного голубоватыми стали камни речного дна; ушли тучи, обнажив небо, уже почти беззвездное; восток разгорался, будто готовил дорогу, достойную принять шествие солнца.
И оно взошло.
И ударило спящего зверя по закрытым глазам самым первым и самым длинным своим лучом: вставай! И в тот же момент совсем рядом брякнул камешек под чьей-то осторожной ногой.
Тарбаган проснулся, очумело глянул вокруг и затем взвился, как подброшенный. Перед ним стоял волк.
Он стоял неподвижно и пристально разглядывал Кадыра, который то ли от страха, то ли от красного света солнца казался рыжей самого себя.
Это был волк матерый, пожилой отец выводка. Он после ночных странствий и удачной охоты нес волчатам куски свежего мяса, которые временно лежали в его собственном желудке. Тут ничего удивительного нет. У волков это любимый способ переносить пищу. Когда матерый придет к логову, он без затруднений отрыгнет мясо: ешьте, дети.
Теперь брюхо у него было полное, и он, как видно, стоял и соображал, что делать с тарбаганом. Тарбаган вроде хороший, но куда его деть? На себе тащить не хочется...
Он приоткрыл пасть, из которой сверкнули колючие белые частоколы миллион зубов, не меньше! Что означала такая гримаса? Устрашение жертвы? Или просто насмешку?
Да, это была улыбка! Волк потешался, разглядывая раскрасневшегося тарбагана, который хотя и похож был больше всего на трепещущий, готовый упасть лист осеннего дерева, но храбрился, как хищник. Он готовился вступить в бой. Чего доброго, он мог напасть первым!
Волк постоял еще немного и, не переставая улыбаться, медленно повернулся и зарысил своей дорогой. Он спешил. Тут было слишком открытое место, а он не любил показываться на глаза ни людям, ни зверям, ни птицам.
Кадыр после этакого свиданьица не возгордился, не стал считать себя исключительно мужественным тарбаганом. Наоборот: любой выступ горы, камень, куст, даже заросли травы казались ему теперь страшными.
Но надо идти и идти! Он отправился, стараясь держаться незагроможденных пространств, чтобы издали увидеть приближение опасности.
Часа два его дорогой оставалось русло с тихим ручейком посредине. Но потом русло резко изогнулось вправо, и он, чувствуя, что ему вправо не нужно, пошел прямо, для чего пришлось перебраться через ручей и взобраться на отлогий берег.
Вначале он попал в рощицу кривых деревьев, где ему из-за непривычной тесноты, из-за того, что исчезло небо, сделалось очень не по себе. Он изо всех сил устремился к видневшемуся впереди просвету и был рад-радешенек, когда выбрался на простор - волнистый, как окаменевшее в момент мертвой зыби море.
Только зря он радовался. Эта местность оказалась еще хуже приспособленной для тарбаганьих путешествий. Приходилось то карабкаться вверх, то спускаться, и одно было не лучше другого. Подниматься утомительно и страшно: каждый раз казалось, что кто-то подкарауливает впереди, спрятавшись за перевалом. А спускаться для тарбаганов и вообще мучительно: у них передние ноги короче задних; если споткнешься, обязательно покатишься кубарем. Кадыр хотя и не покатился ни разу, но уберечься от этого ему стоило больших усилий.
И все же нелепая местность сослужила ему хорошую службу.
Он как раз задержался передохнуть в низине, когда услышал шелест осыпающихся каменщиков, металлический звук, топот. Похоже, где-то неподалеку ехал всадник. Кадыр затаился.
- Кадыр! Кадырчик! - послышался жалобный мальчишеский голос.
Ну да, это был Ачжок. Ранним утром возле опустевшего ящика он не смог скрыть своих чувств. Отец сжалился. "Тарбаган не способен удрать далеко", - сказал он и разрешил взять вороного для поисков. Он сам оседлал коня, подсадил сына и проводил его долгим взглядом - немного насмешливым, но больше горделивым: как же, сын такой маленький, а в седле сидит прекрасно!
Вороному коню езда с легким пареньком на спине - не работа, а приятная прогулка. Лихо развевая хвост и гриву, он проскакал несколько километров и даже не вспотел. Но чем дольше ездили, тем грустнее делался наездник. Вон они какие большие, эти степи... Разве тут найдешь тарбагана?..
На тех неудобных буграх Ачжок опять чуть не плакал. Вот и закричал он от отчаяния:
- Кадыр! Кадырчик!
Да вот беда! Не успел еще тарбаган привыкнуть к своему имени, не понял, что зовут от чистого сердца, не догадался, что у Ачжока в каждом кармане лежит по морковке. Правда, про темный мешок он, кажется, все-таки вспомнил...
Кадыр затаился в низине; всадник проехал мимо...
С каким облегчением наш путник заметил, что степь наконец разгладилась! Сколько трав и цветов шелестело впереди! Он заторопился, будто вот-вот по волшебному мановению должна была вырасти перед ним самая красивая изо всех гор - та, что изрыта норами, уютными, прохладными норами, где никто тебе на страшен.
Он бежал весело, как мальчишка, которому дали денег на мороженое. Иногда останавливался скусить понравившуюся головку цветка, иногда вытягивался в столбик, чтобы убедиться, что горизонт чист и безопасен. Пожалуй, про Кадыра уже можно было сказать: вот опытный путешественник; все-то он делает правильно - нормально осторожен, нормально тороплив; такой не пропадет и не заблудится.
Увы, здешний беркут, одинокий и злобный старик, владелец необъятной территории, которую даже он не мог облететь за один день, в эту самую минуту, нахохлившись, сидел на краю своего громадного, в тонну весом, бог весть из чего составленного гнезда и пытался решить, в какую сторону ему сегодня податься за добычей. Разве что на ту равнинку слетать?..
Он имел в виду место, где сейчас брел Кадыр.
Вообще дальний степной участок не считался у беркута богатым охотничьим угодьем. Водились там, правда, суслики и куропатки, но взять их почему-то всегда было трудно. И все же... Куропатка, да еще белая!.. Ба, да ведь выводки только начинают вставать на крыло! И как это он мог забыть?! Аппетит птицы взыграл, и экспедиция состоялась.
Еще издали, держась над краем равнины, беркут высмотрел перепорхнувшую куропатку. Но это была взрослая, слишком хитрая птица. Стоило подождать: вот-вот объявит себя наивная молодежь.
Он кружил в высоте, медлительный и почти незаметный. Вдруг что-то рыжее мелькнуло среди травы. Заволновавшись, беркут стал кружить быстрее. Он ясно понял, что на равнине появился какой-то новый зверь, прекрасно-крупный, не то что суслик, в котором и весу-то не больше двухсот граммов, а жиру почти никакого.
А если это лиса? Неприятный случай, можно сказать, браконьерство, разбой среди бела дня... Но не связываться же с ней! Положим, он с ней справится, но ведь у нее когти... А клыками она может резануть, как ножом. Пусть уж лучше съест пару сусликов...
Тут Кадыр встал столбиком.
Так вот это кто! Тарбаган! Ну и удача! Нельзя сказать с точностью, но, наверное, в эту минуту злые глаза хищной птицы засияли от радости. Как же, на таком открытом месте тарбагану скрыться некуда!
Тарбаган угадал страшного недруга в черной точке, безобидно ползавшей чуть ли не у самого солнца. Жалобно пискнув, он ударился в бегство. Бежал, почти волоча голову по земле, делая бессмысленные зигзаги и обреченно спотыкаясь. Хоть бы камень попался или дерево!..
Но степь была гладкая и бесконечная. Остановился тарбаган, оглянулся: черная точка уже не точка, а явственно различимая птица! И не торопится беркут. Куда ему спешить?!
В отчаянии Кадыр ударил лапой по предательской степи и сорвал с нее клок дерна. И вдруг видит: почва под дерном податливая - желтый песочек! Он копнул - яма получилась! И тогда лапы его замелькали так, что глазу не видно. Передние когтями отдирали комки от плоти земной, задние подхватывали их и отбрасывали прочь. Желтый фонтан вздыбился над зверем.
Беркут заметил действия верной добычи и как бы заинтересовался: уж не могилку ли тарбаган копает для своих косточек?
Но тот не могилу копал - нору. Пока беркут недоумевал, над поверхностью степи осталась только половина зверя, а на самом конце половины - черный пушистый хвостик, как маленький боевой флажок. Беркут заспешил, чтобы поскорей занять позицию для атаки. Замахал он крыльями изо всех сил, но оставшаяся часть тарбагана уменьшалась прямо на глазах!
Когда беркут подлетел достаточно близко, пикировать было почти не на что: один хвостик торчал над землей. Хищник все же ринулся, промчался над тарбаганом, ударил. Однако удар пришелся по кучке нарытой земли, отчего на ней образовалась глубокая борозда.
В великой досаде взмыл беркут, примерился, но ведь ясно было, что и новая атака ни к чему не приведет. Он тогда спустился, сел на свежий холмик и заглянул в нору.
А тарбаган - вот он схватить можно! Беркут протянул длинную, в лохмотьях лапу со страшными, как у багра, крючьями и подцепил желтое мягкое тело. Он стал тянуть его к себе, а Кадыр, несмотря на жуткую боль, тянул вниз.
Второй ногой беркут упирался в край норы. Она у него была немного согнута, а от усилий, которые предпринимал Кадыр, сгибалась все больше и больше. Вскоре огромная птица оказалась всею грудью прижатой к земле. Она отчаянно замахала крыльями, так что трава вокруг пригнулась от возникшего движения воздуха.
Страшное создалось положение: зверь и птица были в плену друг у друга. Беркут уже рад был бы отцепить коготь, но не мог и пошевельнуть им, потому что нога натянулась, как струна.
Хорошо еще, молодая тарбаганья кожа не очень крепкая - не выдержала и порвалась. Беркут отвалился в сторону. На его освободившемся когте болтались клочья рыжей шерсти, с которых капала кровь.
Вид крови и близость добычи привели хищника в неописуемое волнение. Он скакал по краю норы и клекотал что-то - наверное, клялся, что будет сидеть тут хоть сто лет, а тарбагана живым не выпустит.
Кадыр же уходил в землю. Вскоре его не стало видно.
Часа два беркут оставался верным своей клятве. Он хотя и взлетал изредка, но не удалялся. Возвращаясь, садился на бугорок, заглядывал вниз, дико вопил металлическим голосом. Птицы и суслики, ютившиеся на равнине, распуганные, попрятались. Безжизненно стало вокруг.
Через час хищнику все-таки надоело бесплодное ожидание - улетел!
Не скоро Кадыр решился выглянуть из своего убежища. Ему все казалось, что беркут где-нибудь тут, поблизости. Но воцарившаяся тишина, нарушаемая только попискиванием сусликов и громкими трелями цикад, а также голод, вскоре напомнивший о себе, все же убедили его сделать вылазку. Он высунул голову из норы и оглядывался так долго, будто он умудренный опытом старый тарбаган.
Спокойна степь, уютна и приветлива. Она словно приглашала Кадыра: останься, у меня много сладкой травы для тебя, будь хозяином на моих просторах...
Но и горы, зеленея своими причудливыми боками, тоже звали Кадыра: иди, твои братья ждут тебя, в гладкой степи ты останешься одиноким...
И странник, поев на дорожку, отправился.
Но удивительное дело: нора, выкопанная им, обладала свойствами магнита. Он ушел от нее метров на тридцать, а она вдруг властно потянула его назад. Пришлось вернуться.
Опять долго стоял и осматривался и опять тронулся в путь. Теперь удалось удалиться уже на пятьдесят метров. И опять нора притянула его к себе. Он торопливо залез в нее, кой-чего поделал для благоустройства: умял землю, покопал... Вылез. Решительно устремился вперед.
Но и двадцати шагов не пробежал, стремительно повернул назад: показалось, беркут опять в небе. Но это не беркут - краснолапая горная галка по своим делам летела...
Лишь поздно вечером, когда уже почти стемнело, магнитное действие убежища прекратилось. Он отправился, чтобы больше никогда сюда не возвращаться. И через час вовсе забыл про нору: впереди были новые заботы.
Он предпочел потемки ясному свету дня. Он все-таки стал зверем ночного образа жизни, как волк, корсак или степной кот.
1 2 3 4 5 6 7


А-П

П-Я