– Меня, Рома, чтоб убить, очень постараться надо. А такому цыпленку, как ты, шею свернуть – как от пургена обосраться. Не задумывался об этом в свете последних событий? Ты бицепсами не играйся, они тебя не спасут.
– Какая такая Света? – Казарин искренне не понял.
– Ты ведь не убивал…
– Да что вы говорите!
– …тебя подставили. Крепко подставили. Я говорю «не убивал» не потому, что клятвам твоим поверил, а потому, что имел возможность рассмотреть тебя поближе. Человека задушить – не так просто, даже девчонку слабую. Надо внутри что-то иметь. Какой-то стержень, что ли, или заряд, отрицательно направленный. А у тебя нет ни черта, одна оболочка внешняя. Надави посильнее – и лопнет. Такие, как ты, конечно, тоже убивают, дурное дело не хитрое, но выглядит это совсем по-другому. Так что Инну ты не трогал.
– Вот спасибо большое! Что ж вы меня тогда в каземате держите? Невинного-то человека! Грех на душу берете.
– А где ж тебя держать? Отпустим – и не найдем потом. Разве что в виде трупа, который еще опознать надо… – Волгин достал «Житан», долго разминал сигарету, выражая полное равнодушие к исходу беседы и казаринской судьбе, закурил, не угостив задержанного. – Тебе сейчас не адвокат, а телохранитель нужен. Впрочем, и он не поможет.
– Вы что, хотите меня запугать, чтобы я признание подписал?
– Дурак ты, Рома! – Волгин рассмеялся совершенно искренне. – Ты что, так ничего и не понял?
– Подождите, – Рома, конечно, задумывался о том, что его ждет на воле, но, привыкнув с детства везде проскакивать на халяву, надеялся и здесь отвертеться. – Вы о чем?
– Догадайся сам. Ты ж у нас ас, у тебя в штанах триста боевых вылетов. Пошевели мозгами, они тебе сейчас нужнее всего остального.
Казарин пошевелил, но безрезультатно. В основном мысли его крутились вокруг одного: попросить сигарету или пока не унижаться? Склонившись ко второму, Казарин достал из носка чинарик.
– Огонька не найдется?
– Перед тобой лежит.
В две затяжки Рома прикончил окурок.
– Все равно я не понимаю, о чем вы. Адвокат ничего такого не говорил.
– У него задача другая.
– А у вас – всякие ваши ментовские штучки. Нет, ничего не скажу. – По глазам уже было видно, что скажет. – Шли бы вы лучше делом занялись. Настоящего бы убийцу ловили.
– Я-то пойду. И поймаю. А ты пока здесь останешься. На одну ночь. Не получится так, что эта ночь для тебя – последняя? Нет, не будет такого?
– С какой это стати?
– А с такой, что до утра я убийцу арестовать никак не смогу. Не дал мне Бог таких способностей. А он тебя утром вполне может встретить…
– Ага, знаю я эти ваши страшилки!
– Ты знаешь? Откуда ты их знать можешь? Из книжек? Сомневаюсь, что они тебе помогут. Тебя профессионально подставили. Это не Эдик из командировки раньше срока вернулся и не отвергнутый любовник в шкафу прятался. Там работал профессионал. Он пришел, хладнокровно придушил Инну и перевел все стрелки на тебя, рассчитывая, что либо мы тебя сцапаем и без долгого разбирательства посадим, либо ты подашься в бега, мы объявим розыск, а потом на нас еще какое-нибудь преступление свалится и тебя искать просто недосуг станет. Согласен? Да или нет? Да или нет, я спрашиваю!
– Ну, – нехотя подтвердил Казарин, опуская голову, но тут же встрепенулся. – А что ж он тогда вам не позвонил, пока я в квартире валялся? Повязали бы меня на месте – и никаких разговоров. Так же ведь делается…
– Так делается в плохих книжках, которые ты невнимательно читал. Надо здорово подготовиться, чтобы все выглядело правдоподобно. Да и ты, валяющийся в полном отрубе, не очень-то подходил бы на роль убийцы. Нет, он выбрал оптимальный путь. Время проходит, труп естественным образом обнаруживают – скорее всего, муж, вернувшийся из командировки, и дальше – два пути: либо мы вцепляемся в тебя, либо дело вообще «глухарем» виснет. Его планы спутал один спятивший товарищ, которому вздумалось пострелять… Ну как, убедил я тебя?
– Есть немного…
– Уже легче. Двинулись дальше. Думаю, не надо тебя убеждать, что наш киллер следит за развитием событий и, узнав, что тебя отпустили, задастся естественным вопросом: почему? Ладно, если прокурор нашел доказательства неубедительными и санкции на арест не дал, а опера помурыжили и бросили – в этом случае опасности для него нет. А если по-другому? Может, ты не в таком уж беспамятстве валялся, киллера рассмотрел и операм про него нашептал? Или у ментов без тебя какие-то данные появились?
Много вопросов, и один другого для него хуже. Надо ему узнать ответы на эти вопросы. Страшно жить в незнании. А посему видятся мне, братец Рома, четыре варианта, в соответствии с которыми может действовать твой киллер. Не грусти, четыре – не один, четыре не так уж плохо, хоть какая-то свобода выбора появляется.
– У него?
– Да нет, и у тебя тоже. Итак, вариант первый – счастливый. Тебя просто оставляют в покое. Ты отдыхаешь, пьешь в бане пиво, треплешься корешам, как зону топтал, и через недельку приступаешь к работе с обогатившимся жизненным опытом и новыми силами. Только не верю я в этот вариант, если честно. Какой-то он бесперспективный. Для киллера. Номер второй – нейтральный. Благородный мокрушник проводит хитроумную комбинацию и незаметно для тебя выведывает все, что ему интересно. Красиво, но долго. И без гарантии результата. Два оставшихся варианта очень похожи. Либо тебя грохают без всяких выкрутасов, чтобы ты уже никогда ничего сказать не мог, либо опять-таки грохают, но не просто, а предварительно выпотрошив до самой селезенки в каком-нибудь укромном подвальчике или хвойном лесу.
– Почему в хвойном?
– Пахнет приятнее. Третий вариант для тебя предпочтительнее: и мучиться не придется, и похоронят по-человечески, а не в бочке с цементом. Что молчишь? Молчишь и дрожишь… Скажи что-нибудь, герой дня без галстука!
Казарин машинально ощупал шею:
– Все шутите.
– Я шучу, а ты смеешься. Хотя давно заплакать пора. Ты свое уже отшутил. Последняя твоя прикольная шутка была, когда ты меня на капот посадил. А что, мне понравилось! Теперь, знаешь ли, уснуть без этого не могу! По вечерам на соседские машины сам прыгаю.
– Все вспоминаете…
– Нет, бля, забыл! – Волгин облокотился на стол, приблизившись к Казарину. – Я, конечно, понимаю: да, был без формы, пистолетиком мальчику грозил. Все так. Но это для следователя и адвоката. Мы-то с тобой знаем, как было на самом деле. Ты же сразу догадался, кто я такой. Впрочем, черт с тобой, формально ты был прав. Но! Убегаешь – беги, но машиной-то меня давить тебя никто не заставлял. А если б задавил, что тогда? Не думал? Ну и ишак же ты на самом деле! Убегая от убийства, которого не совершал, вляпался бы в убийство самое настоящее. Башкой иногда думать надо. Или у тебя только основной инстинкт работает?
– Извините…
– Пошел ты со своими извинениями! – Играя негодование, Волгин сел к столу боком, ослабил узел галстука и закурил, сжигая сигарету короткими, нервными затяжками. – Извиняться надо делом, а не словами. Нет, и после всего этого я еще должен тебя уговаривать, чтобы ты помог мне разобраться с твоими делами. Надо мне это? Да мне плевать, одной мокрухой больше, одной меньше – все не раскроешь. Не моих родственников мочат – и слава Богу. От нас одно раскрытие в неделю требуют, любое. Так мне, наверное, проще полчаса на улице постоять, поймать одного дохлого наркомана и после этого пять дней своими делами заниматься, а не твои заморочки распутывать.
– А вы думаете, меня и правда могут убить?
– Есть только один способ это проверить. Рома вздрогнул.
– Ты же понимаешь, никакой охраной мы тебя обеспечить не сможем, – Волгин вытянул ноги, зевнул и сцепил руки на затылке. – Вышел отсюда – и гуляй как знаешь. Сам себе режиссер. И киллер наш, вернее твой, это понимает. Посмотрит за тобой денек-другой и пригласит для душевного разговора.
– Зачем же мне тогда с вами откровенничать?
– А затем, что единственная твоя надежда – это то, что мы до него доберемся раньше, чем он до тебя.
– Можно сигарету?
– Можно.
– А можно я немного подумаю?
– Поздно.
– Я, действительно, ничего не знаю. В квартире все было так, как я написал. Честно! И киллера вашего…
– Твоего. Ничего, продолжай.
– …я не видел. Но тут, пока в камере сидел, кое о чем подумал. Из наших Инку убивать никому смысла не было. Вы понимаете, о ком я. Ничего плохого никому она не делала. Наоборот, даже денег давала, если сильно прижмет. Но это я только между нами… Она с мужем хотела развестись. Недавно, где-то месяц назад, говорила мне об этом. Он за ней следить начал. Наверное, нанял кого-то, и тот как-то все сфотографировал. Эдуард Инне эти фотографии показывал, кричал на нее.
– Он что, раньше не знал об этом?
– Догадывался, конечно, но фактов не было.
– Так чего же он хотел добиться?
– Не знаю, – Рома пожал плечами, – но Инка очень за это обиделась. Говорила: я от него уйду и без штанов оставлю. И еще: у Эдуарда давно есть любовница. Ее зовут Жанна, она бывшая стриптизерша, в каком-то ночном клубе выступала, изображала Мэрилин Монро. Она с бандитами связана.
– И давно они… встречаются?
– Год точно. Инне это тоже не нравилось. Она говорила, что ладно бы, если по любви встречались, а то ведь она из него просто деньги тянет, а так он ей на фиг не нужен. Секретарша в курсе этой темы. Она все знает.
– Лена?
– Ага. Инка говорила, что она, натурально, за Эдуардом следит и стучит на него. «Крыше». А может, и еще куда. Ее специально за этим и поставили.
Прогнав Казарина заново по ключевым вопросам и убедившись, что он не путается в деталях, Волгин дал краткие инструкции на первые дни свободного существования. Ничего сложного: белое не надевать, обтягивающее не носить и не танцевать. Казарин слушал с умным видом, и в какой-то момент оперу стало смешно. Несмотря на убедительно рассказанные варианты, сам он не очень-то верил, что Казарина попытаются убрать. Кому он нужен?
– Спасибо, – приложил руку к сердцу Рома, когда пришел конвоир. – И это… Короче, я жалобу из прокуратуры заберу.
6. Шантаж
В последний момент она узнала Актера, успела испугаться и назвать по имени. Актер вырубил ее ударом в челюсть, а потом задушил подушкой. Когда встал с кровати, ноги слегка подрагивали, чего не было уже очень давно. Разве что в самый первый раз, много лет назад. Та, первая Работа, хоть и осталась в памяти, но воспринималась как сцена из фильма, увиденного когда-то в кино. И никогда не снилась. А Инну он видел теперь каждую ночь. Пришла она и сейчас, под утро. Актер проснулся в холодном поту и долго лежал, сжав кулаки.
«Суки», – подумал он неизвестно о ком, и в этот момент зазвонил телефон.
Прежде чем ответить, Актер нашарил под кроватью будильник. Четверть шестого утра. В такое время с хорошими новостями не звонят. И крайне редко ошибаются номером. Не отвечать? А что это изменит?
Он снял трубку, и голос, несмотря на все усилия, дрогнул:
– Слушаю.
На другом конце провода не спешили. Выдержали паузу, которую нарушил грохот пустого утреннего трамвая, – очевидно, звонили из автомата.
– Актер?
Это был удар ниже пояса. Прозвище не должен был знать никто. Даже посредник Паша его не называл.
– Доброе утро, Актер.
Отказываться было глупо. Но и спешить не стоило. Актер молчал.
– Трое суток назад ты славно потрудился. Позавчера утром плоды твоего труда были найдены. Ты знаешь об этом. Перед дверью тебе оставлена посылка. Посмотри, там есть любопытные кадры. Через двадцать минут я перезвоню, и мы закончим разговор. Алло, ты меня слышишь?
Актер положил трубку. Вскочил, натянул спортивные брюки, проверил входную дверь и встал у кухонного окна. Пока взгляд ощупывал каждый миллиметр дворовой площадки, каждую машину, каждое окно в доме напротив, мозг анализировал разговор. Аноним воспользовался таксофоном или сотовым телефоном, изменил голос и назвал прозвище, которое на всей земле было известно лишь двоим. Но звонивший не был связан с Л.
Неужели Л. его предал? Заставил исполнить Работу и предал?
Нет. Люди такого уровня, как Л., никогда не предают исполнителей уровня Актера. Они их продают. Хладнокровно, взвешенно продают, когда возникает необходимость. Продают, несмотря на прошлые заслуги и обещания.
Той половинке Актера, которая не была лишена лирики, стало грустно. Зато вторая заставила взять себя в руки.
Перед дверью лежала видеокассета в черной картонной коробке.
Если бы его хотели убить, то не стали бы устраивать чехарду с телефонными звонками и адскими машинами, просто шлепнули бы из снайперки на выходе из подъезда или, в лучших российских традициях, загасили бы в самом подъезде из «тэтэшек».
Актер открыл дверь и взял кассету.
Ничего не случилось.
Устроившись на диване с «лентяйкой» в руке, Актер включил воспроизведение. Подал голос телефон, но Актер не стал отвечать.
Снимали двумя камерами. С руки – из дома напротив локтионовского, скорее всего, с того же места, откуда и он сам вел наблюдение, и стационарной, закрепленной под потолком в коридоре квартиры Инны. В углу кадра высвечивались дата и время. Не выкрутишься, хотя сцена убийства на пленку и не попала. С учетом показаний Казарина – Актер предполагал, что тот наболтал в ментовке, – за глаза хватит. А если, привлеченные профессионализмом исполнения, начнут в его прошлом копаться…
Ради Карины и сына он сделает все что угодно. Справится, чего бы это ни стоило. Расчистит дорогу к счастью.
Звонок последовал вскоре после того, как Актер дважды прокрутил пленку и все обдумал.
– Ты посмотрел запись?
– Да.
– По-твоему, она стоит денег? Правильно, я тоже так считаю.
– Это не телефонный разговор. Нам надо встретиться.
– За лоха меня принимаешь? Никаких встреч не будет. Ни встреч, ни торгов. Бабки у тебя есть. Я возьму половину. Пятьдесят тысяч. Сам понимаешь, в какой валюте. До вечера ты их должен собрать. Я перезвоню. Не успеешь или начнешь быковать – кассета отправится в милицию.
– Какие гарантии?
– Здравый смысл. Я понимаю, что, если попытаюсь наехать на тебя еще раз, ты можешь очень сильно взбрыкнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27